Продолжаю публикацию статьи художника Сергея Пояркова
Очень краткая, но почти полная история того, что действительно стоит дорого, но лучше от этого не становится…
Когда люди еще жили в пещерах, они изо всех сил старались рисовать покрасивее. Художники античности практически достигли совершенства в исполнительском искусстве. Именно у них подхватили эстафету мастера Возрождения. Собственно, девятнадцать веков нашего времени все старались рисовать красиво. Искусство исполнительское дошло до высшей точки и было довольно приятной и красивой вещью, пока в конце XIX века не обнаружилась великолепная новая струя хулиганствующих и поначалу даже симпатичных бунтарей, а в начале XX века не появилась туча экспертов, для которых стало совершенно неприемлемо, когда зритель сам решает, что ему нравится.
Если Библия не врет, то именно благодаря «экспертам» распяли Христа, впрочем «эксперты» отправили на костер и Джордано Бруно, так что в последовательности им не откажешь. На содержании у американского правительства были тысячи экспертов-советологов, НИ ОДИН не предсказывал развала СССР, пока тот не развалился. В общем, своя голова на плечах — самое дорогое, если люди массово начнут ею пользоваться, то целая свора «экспертов» будет вынуждена искать работу. Некоторым «экспертам» необходимо такое искусство, когда зритель, глядя на картину, не понимает ни фига, и ему с помощью астрологическо-хиромантно-искусствоведческой терминологии объясняют, что все это значит и как это новое платье короля престижно.
Высокое искусство может быть и уродливым, и скучным, может вообще искусством не быть, но главное — оно должно приносить доход дилеру. Если вложить миллиарды в раскрутку бессмысленных каракулей и вбивать в головы, что это круче Тициана и, мол, только жалким тупицам это не ясно, то лишь самые психологически стойкие, коих меньшинство, — в это не поверят. По мнению дилеров, экспертов и кураторов модернизма, низкое искусство там, где они не нужны. Там, где без них с успехом обходятся. А высокое — это именно то, где без них ну просто не обойтись. Это бизнес, построенный на их личной заинтересованности, и ни о какой объективности оценки речь не идет.
Импрессионисты, породившие модернизм, восстали против механистичного конвейера салона, но с ними случилось то же, что впоследствии с рок-н-роллом, когда тот попал в лапы звукозаписывающих компаний. На бунтарях начинают делать большой бизнес. Модернисты искренне хотели изменить выхолощенный, высокомерный, надоевший, псевдохудожественный, с их точки зрения, мир конфетного салона. Вместо конфетки, которую требовали буржуи, бунтари с гордо поднятой головой рисовали, условно говоря, какашку.
В мае 1961 года итальянский художник Мандзони собрал собственные фекалии в 90 пронумерованных консервных баночек, в каждой из которых содержалось по 30 граммов, написал на них «100%-е натуральное дерьмо художника» на итальянском, английском, французском и немецком и продал их по цене, аналогичной цене золота той же массы. Текущая цена равна примерно 30 500 евро (около 25 000—35 000 долларов США). 23 мая 2007 года один из экземпляров был продан за 124 000 евро на аукционе «Сотбис».
Мандзони утверждал, что своим проектом он привлекает внимание к доверчивости покупателей произведений искусства. «Всем этим миланским буржуазным свиньям нравится только дерьмо», — сказал художник.
Что изменилось в конечном итоге? Теперь буржуи требуют не конфетку, а какашку — инсталляции, концепции, перфомансы и пр. И теперь «модернисты» за пояс заткнут по коммерческим навыкам любой салон конца позапрошлого века, на бунте против которого они изначально и появились. Основа модернизма — контрастирование с немодернизмом, низвержение прежних идеалов.
Модернизм в значительной степени базируется на отрицании того, что было до него. Если убрать домодернистское искусство, то модернизм самостоятельно существовать не сможет. Образно говоря, тысячелетиями художники создавали некие изысканные блюда, которыми зрители любовались; появились модернисты и вместо создания блюд занялись физиологическим перевариванием созданного до них. В результате переваривания, как известно, получается то, чему место в канализации и что, за редким исключением, подается модернистами как невиданное доселе блюдо.
Подобный деликатес, а именно навоз (слоновий) выставили пару лет назад в Бруклинском музее, против чего активно возражал тогдашний мэр Нью-Йорка Рудольф Джулиани, посчитав портрет Девы Марии из дерьма недостойным того, чтобы тратить деньги налогоплательщиков на раскрутку имени дерьмотворца, а впоследствии позволить всучить тем же налогоплательщикам дерьмо в виде подарка музею и с помощью этой манипуляции еще и не заплатить налоги.
Модернизм питается искусством и, переварив его, выдает на-гора то, чем питается уже пост-модернизм, пост-пост-модернизм питается таким образом навозом во втором поколении и сам же представляет из себя навоз в третьем поколении. Искренне и от всей души желаю приятного аппетита тем, кто собирается переварить всю эту прелесть для создания своего художественного продукта.
Бельгиец Уим Дельвойе создал роботизированную арт-инсталляцию «Симулятор пищевого тракта». «Клоака» выставлена в Новом музее Нью-Йорка. Дважды в день автор через воронку демонстративно закладывает в термоядерную конструкцию добротный обед из первого, второго и десерта. Пища проходит через специальную мясорубку и по стеклянному пищеводу попадает в искусственный желудок. Змееобразные трубки медленно закачивают ее в шесть стеклянных сосудов, где пища разлагается под воздействием энзимов и настоящего желудочного сока. Еще через несколько часов в большой эмалированный горшок под прозрачным колпаком вываливаются… экскременты. Создание машины обошлось в 200 тысяч долларов, но число желающих посмотреть, как робот «ходит по-большому», с лихвой окупило все затраты.
Но для того чтобы заставить обывателя навозом восторгаться, обязательно нужны эксперты. Искусству всегда мешали «эксперты» и «кураторы» — застегнутые на все пуговицы солдаты системы, определяющие рамки дозволенного. Его развивали и двигали вперед только те, кто с такими «специалистами» сражался. «Высокое искусство» когда-то было издевательством над вкусами буржуазии. Но что делать, если буржуазия вдруг адаптировала все это под себя, диверсифицировала, статуировала, приклеила ценник и выпустила на рынок? Модернизм давно сам стал синонимом конформизма. Все «измы» в искусстве дошли до своей наивысшей точки, которая называется «маркетинизм» («маркретинизм» звучит еще лучше). Как только возникает ТЕЧЕНИЕ — умирает камерность, исчезают индивидуальность и свежесть.
Окончание следует…