Замысел реформы образования. Реконструкция.

Начиная с 1988 г., замысел реформ скрывался от общества, как это и бывает при «революциях сверху».

Реформаторы во многих отношениях следовали заветам Ницше, который писал:

«Кто хочет требовать от кого-либо другого чего- либо трудного, тот вообще не должен представлять дело в виде проблемы, а должен просто изложить свой план, как будто последний есть единственная возможность; и когда во взоре другого лица начинает разгораться возражение, противоречие, он должен суметь быстро оборвать его и не дать ему опомниться».

Читая подобные строки невольно проецируешь на нашу действительность…
и находишь много общего. :(

Один из «архитекторов» реформы А. Н. Яковлев вспоминает в 2003 г.: «Для пользы дела приходилось и отступать, и лукавить. Я сам грешен — лукавил не раз. Говорил про «обновление социализма», а сам знал, к чему дело идет… Есть документальное свидетельство – моя записка Горбачеву, написанная в декабре 1985 года, то есть в самом начале перестройки. В ней все расписано: альтернативные выборы, гласность, независимое судопроизводство, права человека, плюрализм форм собственности, интеграция со странами Запада… Михаил Сергеевич прочитал и сказал: рано. Мне кажется, он не думал, что с советским строем пора кончать».

В этом отношении школьная реформа ничем не отличается от других частных реформ. Ни в каком связном тексте министров, премьер- министров и президентов не было сказано, зачем радикально менять тип школы и высшего учебного заведения в России. Гласно цели реформы не были объявлены, их приходится реконструировать.

Для этого надо вспомнить, каково главное предназначение школы. Многие считают, что главная задача школы — обучение. Это ошибка. Ведь не говорят же «система народного обучения»! Обучение кройке и шитью — это да. Школа же занята образованием народа. Ее главная задача — не обучение, а образование, то есть создание народа по определенному образу. Школьное образование, как следует из самого смысла этого слова, есть создание из ребенка частицы народа, причем народа именно данной, вполне конкретной страны — России XXI века.

Замысел реформы мы можем реконструировать, исходя из обрывочных, но содержательных реплик политиков высшего эшелона, а также из совокупности практических действий и их последствий. Приведем ряд таких реплик с краткими комментариями. Расположим их не в хронологическом порядке, а по пунктам доктрины школьной реформы, как мы ее представляем себе.

1. Реформа образования, как часть всего переустройства советского общества, была и есть инструмент, подрывающий воспроизводство советского человека в новых поколениях. Ради этого реформаторы были готовы идти на большие социальные издержки, в частности, жертвовали качеством образования.

Министр образования В. М. Филиппов высказался определенно: «Изменившееся российское общество требует адекватных изменений и от системы образования — нельзя консервировать то, что когда-то было лучшим в мире».

Яснее не скажешь — в советские времена народ имел право пользоваться чем-то «лучшим в мире», а сейчас народ Российской Федерации такого права по разным причинам лишен. Следовательно, это «лучшее в мире» образование власти будут ликвидировать, подгонять под новую структуру «изменившегося российского общества».

Как же видят идеологи реформы «изменившееся российское общество» и какие стандарты они берут за образец при планируемых «изменениях системы образования»? В строительстве новой системы с самого начала был принят имитационный проект, ставящий целью скопировать и трансплантировать в России западную модель школьного образования — как в социальном, так и в философско-методологическом плане.

Строго говоря, авторы такой доктрины, сами люди образованные, должны были бы представить обществу доказательства (или хотя бы доводы) того, что российское общество в настоящий момент и в среднесрочной перспективе обладает достаточным подобием западному обществу, и перестройка школы по западным канонам как раз и будет «адекватным изменением системы образования». Такого обоснования никогда никто не давал. Напротив, имелось много свидетельств (в том числе со стороны самих реформаторов), что нынешнее российское общество во многих важнейших аспектах очень сильно отличается от современного западного общества — как США, так и Западной Европы. Если признать этот факт, то всю доктрину реформ надо считать утопической — школа подстраивается под общество, которого в России нет.

Откровеннее, нежели руководство Министерства образования, высказываются лидеры реформаторских партий. Вот первый пункт программы партии «Яблоко» в области образования. В нем проблема школы увязана с общим вектором развития России, предлагаемым этой партией. Он звучит так: «Сделать Россию открытой страной, все более эффективно и полно интегрирующейся в мировое сообщество. Для этого каждый выпускник школы, ПТУ, техникума и вуза должен обладать высокой конкурентоспособностью на отечественном и мировых рынках труда».

Таким образом, критерием качества школьного образования предлагается сделать не адекватность полученных в школе знаний, умений и нравственных установок тем вызовам, которые стоят перед Россией во всех сферах общественного бытия, а конкурентоспособность на мировом рынке труда. Это — совершенно иной критерий, чем те, которые прилагались к школе в России за все предыдущие исторические периоды. Чтобы руководители государства могли так открыто принять подобную линию в образовательной политике — невероятный случай в истории.

Можно предположить, что, превращая школу в инструмент и расходный материал политики, государство нанесет стране, культуре и народу ущерб, несопоставимый с политическими выгодами реформаторов. Это будет антинародным и антинациональным делом. Согласия на это не давала даже та часть общества, которая поддержала реформу.

При таком подходе уровень образования действительно быстро снижается, и это приветствуется. В 2001 г. в фонде Горбачева прошел круглый стол с разработчиками программы школьной реформы. Их главный лозунг сводился к тому, что школа должна отвечать требованиям постиндустриального общества. Как они это понимают? Один «реформатор» объяснил, что в таком обществе производства почти не будет, а в сфере обслуживания не нужно знать про «амфотерные гидроксиды» и т.п. Его спрашивают, как же при таком образовании восстановить промышленность? «А зачем, — ответил этот чиновник, — все равно промышленность России не будет конкурентоспособна, нечего и стараться».
Вообще, рефрен «Зачем это нужно знать нашим детям?» звучал на том круглом столе постоянно. Представитель Министерства образования даже допытывался у математика — академика РАН Д. В. Аносова — зачем знать, чему равен sin(2x). Это принципиальная установка. Под грифом Министерства образования выпущены «Рекомендации по организации и проведению эксперимента по совершенствованию структуры и содержания общего образования» (Москва, 2001). В них провозглашается «исключение из содержания таких компонентов, которые оказываются невостребованными в жизни учащихся после окончания школы».

Напомним высказывание Гейзенберга: «Образование — это то, что остается, когда забыли все, чему учились». Конечно, люди забывают формулы. Но остается тот интеллектуальный опыт, который подросток получил, разбирая вместе с учителем выведение формулы sin(2x). Тот, кто этого опыта не имеет, исключен из культуры, включающей в себя такие интеллектуальные навыки — они имеют фундаментальный характер.

Со скрипом, но реформа школы разрушает ту систему обучения и воспитания, которая воспроизводила советского человека. Но что такое был советский человек? Это был культурно-исторический тип, воплотивший в условиях XX века смыслы и главные черты России как цивилизации. Переходя на язык понятий народа и нации, это был носитель мировоззренческих и культурных черт той гражданской нации, которая складывалась во все более четких формах с конца XIX века и оформилась как советский народ к середине XX века. Качество этой нации было проверено Великой Отечественной войной — экзаменом абсолютным, неподвластным коррупции. Советское государство потерпело поражение в «холодной войне», но постсоветская Россия не сможет стать суверенным государством, не восстановив нацию как субъекта своей истории. Эта нация должна приобрести некоторые новые черты — условия ее бытия существенно изменились. Но основные блоки ее мировоззренческого фундамента, конечно, не могут быть замещены какими-то импортными конструкциями, они создаются веками.
Таким образом, реформа школы претендует на то, чтобы произвести глубокое переформатирование нации — она решает задачу не политическую или идеологическую, а национальную. Цель этой реформы — пресечь воспроизводство нации, заменить (в понятиях Данилевского) культурно-исторический тип России на иной, собранный по иному шаблону.

Эта богоборческая цель, конечно, не по силам г-ну Фурсенко, но, орудуя рычагами Минобрнауки, травмы он наносит тяжелые.

Реформаторы школы страдают мессианским синдромом, они настолько уверовали в свое право переделывать народ попавшей под их власть России, что даже устранили из документов своего ведомства понятие народное образование, наполненное глубоким и точным смыслом.
Один педагог пишет: «Потребовалось всего десять лет для того, чтобы Россия фактически осталась без народного образования. Слово «народное» здесь выделено, потому что сотни лет образование в России всегда стремилось стать таковым. Теперь, вслед за углублением неравенства в денежных доходах населения, испарилось даже стремление к этому. Вместо этого пошел процесс поляризации образования на элитарное и массовое. Появились, соответственно, школы с хорошим и с плохим образованием.

Если в 1988 году состоялся последний всесоюзный съезд работников народного образования, то в 2000 году вместо него было проведено ведомственное совещание, из названия которого слово «народное» было вычеркнуто. Оно же исчезло из текстов всех правительственных документов… Ведь не случайно уже более десяти лет российское образование живёт в трясучем и бестолковом мире реформ, концепций, проектов, стандартов, тестов, аттестаций, сертификаций и т. п.».

2. Реформа образования в России питается философскими и антропологическими идеями радикальной части реформаторской элиты. В комплексе этих идей и следует искать материал для реконструкции замысла этой реформы.

Первые философские манифесты этого течения стал публиковать Н. М. Амосов, чем и завоевал высокий авторитет в среде либеральной интеллигенции (в рейтинге он шел третьим после Сахарова и Солженицына). В 1988 году он предлагал в целях «научного» управления обществом применить ко всему населению СССР процедуру «крупномасштабного психосоциологического изучения граждан, принадлежащих к разным социальным группам» с целью распределения их на два классических типа: «сильных» и «слабых». Он писал: «Неравенство является сильным стимулом прогресса, но в то же время служит источником недовольства слабых… Лидерство, жадность, немного сопереживания и любопытства при значительной воспитуемости — вот естество человека». Это было опубликовано в «Литературной газете» — любимой газете интеллигенции.

Идея такой селекции всех детей на «сильных» и «слабых» и заложена в основание школьной реформы. Это — старое обоснование сегрегации детей, исходящее из их принадлежности к разным социальным группам. Дети высших сословий оказываются «сильными», а «кухаркины дети» в подавляющем большинстве — «слабыми». Это позор российской культуры — в XXI веке впасть в такой дремучий социал-дарвинизм!

В 1992 г. Н. М. Амосов писал в своем «кредо» (в академическом журнале «Вопросы философии»): «Человек есть стадное животное с развитым разумом, способным к творчеству… За коллектив и равенство стоит слабое большинство людской популяции. За личность и свободу — ее сильное меньшинство. Но прогресс общества определяют сильные, эксплуатирующие слабых».
Идеи Амосова пропагандировались реформаторами разных оттенков. Так, один из идеологов команды Горбачева А. С. Ципко писал: «Большой вклад в формирование реального, современного образа человека внес советский хирург академик Н. М. Амосов. Он напомнил политикам и обществоведам, что люди от природы разные, отличаются и силой характера, и устремленностью к самостоятельности в личной самореализации. Чрезвычайно важна мысль о существовании пределов воспитуемости личности… Наверное, настало время серьезно поразмышлять о самой проблеме неравенства, вызванного естественными различиями людей в смекалке, воле, выносливости. Жизненный опыт каждого подтверждает предположение Н. М. Амосова о том, что в любой популяции люди сильные, с ярко выраженным желанием работать составляют от 5 до 10%».

Эти идеи были подкреплены модной «философией» постиндустриального общества, которую идеологи реформ встроили в свою доктрину. В рамках «постиндустриализма» возникло радикальное элитарное течение, развивающее идею «интеллектуального класса», который должен занять господствующее положение в обществе, потеснив буржуазию.

Вот, в телепередаче НТВ 24 сентября 2003 года главный редактор журнала «Свободная мысль» (бывший журнал «Коммунист»!) В. Л. Иноземцев так излагает эту концепцию: «С усложнением всего комплекса социальных отношений в постиндустриальном обществе, формирующемся в развитых странах, существенно усложняется и классовая структура; она приобретает новое измерение, поскольку знания и информация превращаются в важнейший ресурс производства, а основой отнесения людей к господствующему классу становятся контроль над этим ресурсом и возможность распоряжаться им. Сегодня вряд ли можно отрицать тот факт, что среди многочисленных социальных групп, на протяжении последних десятилетий существующих в обществе раннего постиндустриализма, особое значение приобретает группа, именуемая в западной обществоведческой теории knowledge-class, а российскими учеными названная классом интеллектуалов. С каждым новым этапом технологической революции «класс интеллектуалов» обретает все большую власть и перераспределяет в свою пользу все большую часть общественного богатства…
По мере того как «класс интеллектуалов» становится одной из наиболее обеспеченных в материальном отношении социальных групп современного общества, он все более замыкается в собственных пределах. Высокие доходы его представителей и фактическое отождествление «класса интеллектуалов» с верхушкой современного общества имеют своим следствием то, что выходцы из таких семей с детства усваивают постматериалистические ценности, базирующиеся на уже достигнутом уровне благосостояния. Поэтому формирование нового типа работника становится в определенной мере наследственным, интергенерационным процессом».

Что это означает с точки зрения социальной структуры общества, которое собираются выстроить в России в ходе реформ? Ведь функция школы — воспроизводить в новом поколении то общество, которое формирует господствующее меньшинство. В соответствии с этими задачами и реформируют школу! Неужели этого не может понять российская интеллигенция и широкие массы родителей? Ведь объясняют открытым текстом: новая школа должна обеспечить интеллектуальное расслоение детей как инструмент, закрепляющий их социальное расслоение во взрослом возрасте.

В. Л. Иноземцев рассуждает откровенно: «Интеллектуальное расслоение, достигающее сегодня беспрецедентных масштабов, постепенно становится основой всякого иного социального расслоения, поскольку именно на этом фундаменте практически ненужными для развития производственных процессов оказываются огромные социальные группы, участие которых в общественном производстве было ранее необходимым условием социального прогресса».

А ведь из этого заявления следует уже и не социальное расслоение, а прямо исключение целых социальных групп из общества. Их сначала помещают на «социальное дно» (безработные, бездомные, беспризорные), а потом множеством способов (болезни, тюрьма, убийства) устраняют с лица Земли. Кстати, в этом проекте оказывается ненужной интеллигенция. Какой сюрприз!

Вот демагогические силлогизмы В. Л. Иноземцева: «Таким образом, в развитых обществах образовался слой интеллектуальных работников, которые обладают неотчуждаемой собственностью на информацию и знания, являются равными партнерами собственников средств производства, не эксплуатируемы как класс: их деятельность мотивирована качественно новым образом, причем все эти признаки в известной мере оказываются наследуемыми. Именно поэтому мы говорим не об интеллигенции или размытой совокупности высококвалифицированных работников, а об особом классе, занимающем доминирующие позиции в постиндустриальном обществе, о классе, интересы которого отличны от интересов иных социальных групп».

В этом — смысл замысла реформы, который скрывается под безобидными словами «плюрализм учебных программ и коммерциализация образовательных услуг». С начала реформы установка на разделение детей и молодежи лишь укрепилась и стала более радикальной. Идеологи этого разделения развивают теперь концепцию выведения не просто новой породы людей («сверхчеловека»), а нового биологического вида, который даже не сможет давать вместе с людьми потомства. Они уже предвидят «революцию интеллектуалов».

В Петербургском университете выполняется проект «Мировые интеллектуалы в Петербурге». Там делают доклады «признанные лидеры влияния». Д-р философских наук, профессор двух вузов А. М. Буровский ведет там такие речи: «Неандерталец развивался менее эффективно, он был вытеснен и уничтожен. Вероятно, в наше время мы переживаем точно такую же эпоху. «Цивилизованные» людены все дальше от остального человечества — даже анатомически, а тем более физиологически и психологически. Различия накапливаются, мы все меньше видим равных себе в генетически неполноценных сородичах или в людях с периферии цивилизации. Вероятно, так же и эректус был агрессивен к австралопитеку, не способному овладеть членораздельной речью. А сапиенс убивал и ел эректусов, не понимавших искусства, промысловой магии и сложных форм культуры».

Эти «лидеры влияния» переносят проект «Постчеловечество» в плоскость политических и экономических программ, в том числе в сфере образования. В главной статье В. Л. Иноземцева из книги «Постчеловечество» есть такие слова: «Государству следует обеспечить все условия для ускорения «революции интеллектуалов» и в случае возникновения конфликтных ситуаций, порождаемых социальными движениями «низов», быть готовым не столько к уступкам, сколько к жесткому следованию избранным курсом».

Вот рассуждения А. М. Столярова, видного писателя, лауреата множества премий: «Современное образование становится достаточно дорогим. В результате только высшие имущественные группы, только семьи, обладающие высоким и очень высоким доходом, могут предоставить своим детям соответствующую подготовку… Воспользоваться [новыми лекарствами] сможет лишь тот класс людей, который принадлежит к мировой элите. А это в свою очередь означает, что «когнитивное расслоение» будет закреплено не только социально, но и биологически, в предельном случае разделив все человечество на две самостоятельные расы: расу «генетически богатую», представляющую собой сообщество «управляющих миром», и расу «генетически бедную», обеспечивающую в основном добычу сырья и промышленное производство.

Современные «морлоки» с их интеллектом кретина будут неспособны на какой-либо внятный протест. Равным образом они постепенно потеряют умение выполнять хоть сколько-нибудь квалифицированную работу, и потому их способность к индустриальному производству вызывает сомнения».
Это программа сотворения в России колоссальной несправедливости и подлости — конкретно, в сфере образования. Поскольку программа эта системная и проводится во всех сферах жизнеустройства с применением новых политических технологий, то есть шанс, что граждане России не смогут ее остановить. Значит, будущие поколения будут выгрызать себе право на жизнь с большими потерями и страданиями. Рано или поздно выгрызут и поговорят с остатками «генетически богатой» расы интеллектуалов. Но лучше бы остановить эти их бесноватые планы побыстрее и помягче.

rusrand.ru
Главы из книги»Российское образование: тенденции и результаты реформирования»