C ДНЁМ СОВЕТСКОЙ ПЕЧАТИ!

Сегодня, в день советской печати (впрочем отменённый) хочется написать что-нибудь тематическое. Мало того – сегодня 100-летие газеты «Правда». А позавчера, 3 мая, был день свободы прессы. Вот о свободе слова мне и хочется поговорить.

Она, свобода слова, бушует и завихряется у нас уже двадцать лет, и даже больше. Любой текст может быть так или иначе опубликован. Будет ли он кем-то воспринят — это другой вопрос. Свобода слова не предполагает чьей-то обязанности это слово слушать. Не зря народ говорит: не любо — не слушай, а врать не мешай. 

Свобода слова – священная корова современной западной цивилизации. Никто не подвергает сомнению её благодетельность. Она идёт в сцепке с гражданским обществом: считается, что благодаря свободе слова осуществляется гражданский контроль над властью. Вот раньше, в совке, власть критиковать не позволялось, безобразия – замалчивались, а все печатное и говоримое – выражало заскорузлое мнение совкового агитпропа, а вовсе не свободное гражданскую позицию пишущего. При свободе слова, считается, власти будут бояться разоблачения и воздержаться от дурных поступков.

На самом деле всё обстоит с точностью до наоборот.

СВОБОДНАЯ ПРЕССА НА СТРАЖЕ БЕЗОБРАЗИЙ

Принято считать, что гласность, свобода слова, «прозрачность» или, выражаясь по-западному, «транcпарентность» способны уберечь общество от воров и лихоимцев или, по крайней мере, существенно сдержать их деятельность. Подобный оборот мысли настолько укоренён, что считается очевидным и не обсуждается. Обсуждается разве что недостаток свободы слова.

На самом деле cвобода слова – это прочнейшая ограда воров и лихоимцев.

Почему? Да потому, что она узаконивает воровство. Каждый руководитель знает простую вещь. О безобразиях в своей организации нельзя просто говорить. Либо надо говорить и решительно действовать, либо – если не можешь, не хочешь, не имеешь сил действовать – надо помалкивать. Это вроде как в криминальной среде (известной мне, впрочем, по не слишком надёжным источникам): вынул пистолет – стреляй. Вообразите, первое лицо компании на совещании прямо и открыто, в духе гласности и транспарентности, заявляет: «У нас на складе воруют». И что? А ничего. Факт такой имеет место – я о нём оповещаю. В духе гласности и открытости. Ну и какой сигнал получают сотрудники? Однозначно: воровать – можно, айда, ребята!

Именно это сегодня происходит в обществе. Как должен реагировать простой обыватель на идущие плотным потоком сообщения: такой-то чиновник украл, такой-то получил такую-то взятку, такие-то менты крышуют таких-то бандитов, да и сами сходны со своими клиентами до полной неразличимости. И это всё идёт в режиме нон стоп по государственным каналам. Что это означает? По-видимому, то, что государство (владелец канала) считает такое положение нормальным. Ну а раз это нормально – значит и нам не грех поучаствовать. «Ко всему подлец-человек привыкает», — говорил старик Мармеладов, и это верно: привыкает. Каждое новое разоблачение превращает лихоимство в нору, в быт.

Забавно: когда подневольная пресса жила с кляпом во рту, сообщения о безобразиях производили впечатление на публику и способны были действительно возыметь действие. Сегодня, когда свободные СМИ бубнят обо всём на свете – никакого действия всё это возыметь не может. Начальство иногда по инерции что-то воспрещает говорит-писать, но это излишняя предосторожность, наследие совка. В условиях свободы слова – ничего не страшно.

Гласность могла бы в принципе иметь действие, если бы в обществе присутствовал такой социальный регулятор, как честь. Когда-то он был, и от бесчестья стрелялись. Честь Монтескьё считал несущей конструкцией, материалом (он говорил «элементом») монархии. Похоже, что с уходом настоящих монархий и дворянства с исторической сцены честь ушла вместе с ними. Сегодня это что-то вроде шпаги или юбки с кринолинами – красиво, но несвоевременно. Лозунг дня: «Плюнь в глаза – божья роса». Поэтому разоблачений никто не боится.

Впрочем, любопытный факт: в начале 90-х лидер итальянской социалистической партии застрелился, будучи не в силах доказать, что брал деньги от бизнеса не для себя, а для нужд своей партии. Ему не угрожала посадка, и застрелился он подлинно от бесчестья. Вообразите что-то подобное в нашем эстеблишменте. Впрочем, и на Западе все эти отрыжки рыцарских времён в настоящее время успешно преодолеваются.

Наши страдальцы-диссиденты, народные заступники разъяснили нам, тупым совкам: свобода слова нужна, чтобы открыто изобличать все мерзости жизни, чтобы правители, храни, Господи, не могли никакой антинародной гадости исподтишка сделать, чтобы каждый мог поделиться цветами и плодами своей духовной жизни с соотечественниками. А потому долой проклятую цензуру! За свободу слова томились в узилищах, гнили в психушках. Помните: «За нашу и вашу свободу!» Высокая трагедия, слёзы на глаза наворачиваются.

И вот свершилось.

Уж двадцать лет как нет цензуры — прямо стихами хочется говорить. Цензуры, в самом деле нет. А потому всяк может бубнить, орать и болботать всё, что душе угодно. Контролируется, пожалуй, только политическая информация на центральных каналах ТВ, а в остальном — ори, сколько хочешь. Оборись.

Ну и что?

Кто свободнее — совки замороченные или граждане свободной России? У кого больше возможностей восстановить право и справедливость, в том числе и с помощью прессы? В мерзком совке в сервильных подцензурных изданиях неизменно была рубрика: «Газета выступила. Что сделано?» (Называться это могло по-разному, но суть — одна). На письма трудящихся — отвечали. И во многих случаях — реагировали. Это в условиях угнетённой, подцензурной прессы с кляпом во рту.

Сегодня свободные и независимые СМИ прямо и правдиво пишут/бубнят обо всём подряд: о воровстве в верхах, о разложении милиции, о виллах чиновниках, о заграничных загулах золотой молодёжи. И — что? И ничего. А что вы ожидаете? Реакции? Да вы что — с дуба упали? У нас же свобода. Половина из этого — выдумка? Ну и что? Зато прикольно. Повышает тираж. Кто нам такую чушь сказал? «Источник в мэрии». У вас другой «источник»? Ну и публикуйте в другом издании.

Разоблачения безобразий в режиме нон-стоп, за которыми не следует ничего, никакой реакции — постепенно приучает подведомственное население к единственно логичной в такой обстановке мысли: это — нормально. Чиновник должен воровать, мент — насильничать, учитель — тянуть взятки с родителей. Ну если об этом постоянно пишут и ничего не делают — значит, так и должно быть. Так оно и есть.

Свобода слова, заведённая вроде как для борьбы с безобразиями, этим самые безобразия сама же и легализовала. Сделала привычными и безальтернативными.

А тут ещё детективщики с сериальщиками подключились на подтанцовку — воры, убийцы и казнокрады сделались в каждой семье почти что друзьями дома, родственниками почти что.

Такая вот вышла ирония истории.

СВОБОДА СЛОВА – ОРУДИЕ ОБОЛВАНИВАНИЯ НАСЕЛЕНИЯ

Пресса и литература теперь не средство коммунистического воспитания трудящихся, как это было в глухие и замшелые советские времена. Гнусный в своём моральном уродстве совковый агитпроп приказал долго жить. Теперь сами читатели определяют, что им читать (слушать, смотреть). И что же они предпочитают?

А вы спросите у воды, куда ей желательно течь. Вниз, вниз, — пробулькает водица. Точно так и массовый читатель — течёт вниз. К детективу, к дамскому роману, к триллеру. Почитывают гламурную прессу, повествующую о жизни звёзд и криминальных авторитетов.

В совке его, читателя, за шиворот тащили вверх — иногда по-дурацки, но — тащили. Сегодня ему помогают комфортабельно и занимательно скатиться вниз.

Массовый человек никогда не был семи пядей во лбу — теперь он обращается в полного дебила. Дебил нужен, дебил ценен, его холят и лелеют. Он — идеальный потребитель, ему можно впендюрить всё — от памперсов до политических уток. Воспитание идеального дебила немыслимо без свободы слова. Слов должно быть много, очень много, ещё больше, они должны быть разнообразны, разнонаправлены и безответственны. Тогда сознание у человека отключается. Или не включается вовсе.

Прямое.

Непрерывная, безответственная, не имеющая никаких последствий болтовня, несущаяся из мириад источников — всё это совершенно обесценивает слово. Разговоров настолько много, что человек не способен запомнить, отследить говоримое. Кто помнит, что говорилось в новостях, положим, полгода назад? Ну, ладно: неделю. Никто не помнит. Ну, взорвали что-то, звёзды делят детей.

Слово превращается просто в информационный шум, ошмётки которого плещутся по ветру.

СМИ (во всём мире) устроены так: набрасываются на какую-то новость, мусолят её несколько дней в самых микроскопических подробностях, потом напрочь забывают. Всё. Теперь мусолят другое. Что сталось, например, с оборотнями в погонах? С детишками, которые ушли в лес и не вернулись? Тишина. Сейчас орут о другом.

Итак, первый эффект свободы слова: укорочение памяти. Никто ничего не помнит, потому что не в силах воспринять весь этот мутный поток.

СВОБОДА СЛОВА И ЭРИКСОНОВСКИЙ ГИПНОЗ

Есть такая психотехника — эриксоновский гипноз. Это мощная система воздействия на людей без их ведома. Овладеть эриксоновским гипнозом не просто, но оно того стОит. Это гипноз без погружения в сон. Человек и окружающие могут и не понимать, что тут происходит. Гипнотизёр говорит, говорит, говорит, много говорит. Трудно понять, о чём он и к чему клонит. Объект внушения заморачивается и не замечает, что внутрь нудной и с виду бессвязной речи встроены внушения, вроде: «Покупай! Покупай! покупай!» Чем-то подобным являются для всех нас наши свободные СМИ.

Девятый вал болтовни, который обрушивается на не слишком крепкие головы обывателей, заморачивает их необратимым образом и лишает даже следов критического сознания. 

Фактически свободные СМИ обеспечивают нахождение подведомственного населения постоянно «под кайфом» эриксоновского гипноза. В мозги этим людям можно закачать всё. Это в реальности и происходит.

СВОБОДА СЛОВА – И КАЧЕСТВО СЛОВА

Каждый земледелец знает: чем урожайнее сорт, тем хуже качество. Из пшеницы, дающей по 70 ц с га, хлеб не вкусный. В ещё большей степени это относится к хлебу духовному. Современная печатная продукция поставлена на поток. К её изготовлению привлекаются люди, которые в прежние времена не пробились бы на страницы многотиражки.

В.О. Ключевский когда-то разделил авторов на писателей и сочинителей. Писатель пишет, потому что у него есть мысль, которой он хочет поделиться с ближними и дальними. А сочинитель выдумывает мысль, для того, чтобы что-нибудь написать. 

99% читаемого сегодня (и не только в интернете) написано сочинителями. Люди пишут, чтоб не забыли о тебе, потому что все так делают, потому что есть издание и его надо заполнять. Люди заметные, с положением, пишут (или за них пишут), потому что это солидно, пиарно издать что-нибудь на нестареющую тему «Как нам обустроить Россию». Народишко помельче почасту пишет по идиотски простой причине — потому, что это технически очень легко сегодня: шаловливые ручонки так и бегают по клавиатуре. По себе знаю: начав писать,остановиться трудно, а если ноутбук к тому же новый и симпатичный… ух!

Раньше ведь как было? (И не сто лет назад, а прямо вчера — по исторической мерке). Чтобы стать каким-никаким автором, надо было написать от руки, потом потратиться на машинистку, отнести в какую-нибудь редакцию… — хлопоты-то какие. Высокий был барьер! Может, ну его нафиг — сочинительство. Писали уж кому совсем неймётся.

А теперь — кругом прогресс. Раз-два — и сляпал. 

Мне кажется, возникновение персонального компьютера по своим последствиям для словесности сравнимо с изобретением книгопечатания. Словесной продукции в обороте стало на много порядков больше. Когда книги были рукописные, люди писали только о важном: о Боге, о праведной жизни. Когда выдумали «Гуттенбергов пресс» — стали кропать в числе прочего и романы. Грамотность ширилась и распространялась — появились романы и для горничных. Теперь, когда у всех под рукой ноутбук, уже и сами горничные приладились строчить романы. Я даже не о гламурных рублёвских домработницах — они все, эти оксаны робские, кажутся мне какой-то обобщённой Дуняшей. И мысли у них дуняшины, и склад речей. Я очень хорошо её, Дуняшу, представляю: голубоглазая блондиночка с беленькой кружевной наколочкой в волосах, в маленьком изящном кружевном фартучке с розовеньким ноутбуком на коленках.

Много, много стало букв на свете… Качеством никто не заморачивается: всё равно никто в это дело не вчитывается. Главное — быстро и много. А то выпадешь из обоймы, из тусовки, из рейтинга, не знаю уж, из чего.

Я сейчас читаю хорошую биографию Чуковского в ЖЗЛ. Господи! Сколько же он работал! Какие-то критические статьи по сорок раз переделывал для каждого переиздания. Книжку о переводе по сколко раз преписывал-переделывал. Ну, поэтому, наверное, его и помнят. Классик. А сегодня — надёргал из компьютера — вот тебе и увесистый том. Делов-то…

Но природу не обманешь — получается вяло, скучно. Жвачка получается, вроде быстрорастворимой лапши. Вроде даже вкус какой-то есть, а вообще-то дрянь. И все понимают, что дрянь. Но все привыкли. Да и торопиться надо, чтобы ещё больше букв стало.

В той же книге о Чуковском подробно рассказано, как советские идеологические власти «держали и не пущали» советских писателей: запрещали что-то там печатать, Солженицына обижали, подтексты какие-то выискивали даже в самых невинных сочинениях, вроде книжки Чуковского о культурке речи. Тогда это требовалось: каждое издание было на виду, заметно, кто-то его читал.

Теперь, когда «много букв» — ничего не запрещают. Пиши-не пиши — всё равно никто прочитать не в состоянии, осмыслить не силах, да и отделить что-то минимально путное от пустой болтовни и информационного шума — не в человеческой возможности. Всё по той же причине: слишком много букв. Всеобщая болтовня, неумолчный информационный шум — вот лучшая цензура. Да не лучшая цензура — это штука посильнее всякой цензуры. 

Когда-то паршивенькая дессидентская газетёнка — потрясала основы. Сегодня — пиши, что хочешь: хоть мат, хоть диамат — никто и не почешется. Потому что просто не прочитает, не то что внимания обратит.

Слово абсолютно свободно и ровно ничего не стоит.

ТАК ЧТО ЖЕ – ЦЕНЗУРА? ВОВСЕ НЕТ!

Что же надо? Цензуру?

В современном либеральном обществе цензура — не пройдёт.

В современном либеральном обществе и государстве пройдёт только брехня, и по-другому быть не может. Свобода слова не просто нужна, она необходима. Она — неотъемлемая часть государственного механизма, не случайно прозванная «четвёртой властью». Так оно и есть. Её функции: заморочить население, лишив его критического сознания; легализовать безобразия путём открытого и постоянного сообщения о них; незаметно внушить населению что угодно, используя технологии, близкие к эриксоновскому гипнозу.

Если нам как народу суждено будет начать выбираться из той ямы, в которой мы находимся, под руководством национально ориентированного правительства, то первое, что потребуется сделать — это отменить свободу слова. Слов должно стать мало. Очень мало. Но они должны быть веские. И только полезные. С полной ответственностью авторов «за базар». Речь не о цензуре, нет. Цензура — это очень мало. Речь о рукводстве всеми сторонами духовной жизни.

Если человек хочет сделать жизненный рывок — он не может себе позволить думать что попало, читать что попало, говорить что попало. Он в первую очердь должен поставить под строжайший контроль свои мысли и слова. Он должен думать только правильные мысли — которые помогают в его деле. И уметь отстроиться от тех, которые мешают. Это на уровне отдельной судьбы. То же самое — народ. Коллективная личность. Болтовня — ослабляет. Болтовня усыпляет и гипнотизирует. Болтовня и успех — несовместимы.

Как-то в Южной Африке я была в музее переселения буров. Поход — потрясающий по тягости и опасности. У них был один источник печатного слова — Библия. Они собирались по вечерам и читали её вслух. Как боевой листок. И дошли.
А наша сила — уходит в свисток. Ну уж зато свистят — на все лады…

Так что же — вы за цензуру? Нет, я против цензуры. При Сталине, кстати, цензуры не было. Цензура была при царе: пиши, что хочешь, но не смей против монархии и святой церкви.При Сталине была не цензура, было руководство всеми сторонами духовной жизни общества. Руководство страны определяло те — правильные — мысли, которые следовало думать народу. И большинство народа — думало. В унисон. Именно в этом был источник той необычайной силы, которая позволила с малыми средствами создать вторую сверхдержаву мира.

Вы возмущены и шокированы? «И кто же, по-вашему, будет определять, какие мысли вредные, а какие полезные? Какие мысли МНЕ думать?» Ответ прост: вожди и пастыри. По-другому не получается. Если мы хотим идти вперёд — со свободой слова нам не по дороге.
domestic-lynx

Источник