НАСТОЯЩЕЕ ОТСТАЕТ

Мы привыкли к мысли, что технические изобретения — это современное явление. Мы убеждены в этом только потому, что не даем себе труда проанализировать древние документы. В мире нет ни одной службы, занимающейся изучением научных исследований, проводящихся в прошлом.
Мы не знаем о прошлом ничего, или почти ничего. Сокровища дремлют в библиотеках. Мы утверждаем, что история прерывиста и что несколько светочей знания разделены сотнями и тысячами лет невежества. Возникшая внезапно идея «просвещенного века», которую мы восприняли с поразительной наивностью, погрузила для нас во мрак все остальные эпохи. Новый взгляд на древние книги изменил бы такое положение вещей. Мы были бы потрясены содержащимися в них богатствами. К тому же, не следует забывать, что, по словам Эттербери, современника Ньютона, «больше древних книг утеряно, чем сохранилось».

Этот новый взгляд и решил высказать наш друг Рене Аллео, одновременно и техник, и историк. Он наметил метод и добился кое-каких результатов. До сих пор он, похоже, еще не получил никакой моральной поддержки для продолжения этого труда, превышающего возможности одного человека. В декабре 1955 г. он прочитал по моей просьбе доклад для инженеров автомобильной промышленности, собравшихся под председательством Жана Анри Лабурдетта.

Вот суть этого доклада:
«Что осталось от тысяч рукописей Александрийской библиотеки, основанной Птолемеем Сотером, от этих незаменимых документов, навсегда потерянных для древней науки? Где пепел 200 тысяч трудов Пергамской библиотеки? Что стало с коллекциями Писистрата в Афинах, с библиотекой Иерусалимского храма, с библиотекой храма Пта в Мемфисе? Какие сокровища содержались в тысячах книг, сожженных в 213 году до н. э. по приказу императора Цинь Ши Хуан Ди из чисто политических соображений? Древние труды дошли до нас в виде развалин огромного храма, от которого осталась лишь груда камней. Однако благодаря тщательному изучению этих обломков и надписей становятся различимы истины, которые невозможно отнести на счет одной только поразительной интуиции древних.

Прежде всего, вопреки укоренившемуся мнению, рационалистические методы не были изобретены Декартом. Посмотрим, что он пишет: „Тот, кто ищет истину, должен насколько возможно сомневаться во всем“. Это очень известная фраза, но это не показалось чем-то очень уж новым. Если мы откроем вторую книгу „Метафизики“ Аристотеля, то увидим: „Тот, кто хочет обладать знанием, должен прежде всего уметь сомневаться, потому что сомнение ума приводит к обнаружению истины“. Кроме того, можно констатировать, что Декарт заимствовал у Аристотеля не только эту капитальную фразу, но также и большую часть знаменитых правил управления рассуждением, правил, которые лежат в основе экспериментального метода. Это доказывает, во всяком случае, что Декарт читал Аристотеля, от чего слишком часто воздерживаются современные картезианцы. Эти последние могли бы также констатировать, что кто то записал: „Если я ошибаюсь, то заключаю из этого, что я существую, потому что тот, кто не существует, не может ошибаться, и благодаря тому, что я ошибаюсь, я чувствую, что существую“. Увы, это не Декарт, это Св. Августин.
Что касается скептицизма, необходимого наблюдателю, то здесь действительно не приходится идти дальше Декарта, который считал действительным только тот опыт, при котором он лично присутствовал, и подлинность результатов которого он засвидетельствовал печатью своего перстня.

Мне кажется это очень далеким от той наивности, в которой упрекают древних. Правда, вы можете сказать, что философы древних обладали высочайшим гением в области знания, но, в конце концов, что они знали по настоящему в плане научном? Вопреки тому, что можно прочесть в теперешних популяризаторских работах, атомные теории не были ни придуманы, ни сформулированы раньше всех Демокритом, Левкиппом и Эпикуром. На самом деле Секст Эмпирик сообщает, что сам Демокрит получил их по традиции, и что он заимствовал их у Моше Финикиянина, который – что очень важно отметить – якобы заявил, что атом делим.

Заметьте же, что самая древняя теория оказывается и более точной, чем теория Демокрита и греческих атомистов, говорящих о неделимости атомов. Как раз в этом случае речь идет, похоже, о постоянной утрате древних знаний, ставших менее понятными, чем оригинальные открытия. И как не удивляться – учитывая отсутствие телескопов – что в плане космологическом мы часто видим: чем древнее астрономические данные, тем они точнее? Например, в том, что касается Млечного Пути, то по, Фалесу и Анаксиомену он состоит из звезд, каждая из которых является миром, содержащим солнце и планеты, и эти миры размещены в огромном космосе. Можно констатировать у Лукреция знание единообразия падения тел в пустоте и концепцию бесконечного пространства, наполненного бесконечным числом миров. Задолго до Ньютона Пифагор учил закону притяжения, обратного квадрату расстояния. Плутарх, начав с объяснения веса, нашел его причину во взаимном притяжении между всеми телами и объяснил, что поэтому-то Земля и притягивает к себе все земные тела, точно так же, как Солнце и Луна притягивают к своему центру все связанные с ними тела и силой притяжения удерживают их в своей сфере.

Галилей и Ньютон определенно признавались в том, – что они обязаны древней науке. И Коперник в предисловии к своим сочинениям, адресованным папе Павлу III, пишет дословно, что он пришел к мысли о движении Земли, читая древних. Нужно сказать, что признания в этих заимствованиях ничуть не умаляют славы Коперника, Ньютона и Галилея, которые принадлежали к породе высоких умов, бескорыстие и великодушие которых не имеет ничего общего с авторским самолюбием и стремлением быть оригинальными любой ценой – т.е., с современными предрассудками.

Гораздо скромнее и намного правдивее кажется позиция модистки Марии Антуанетты, мадемуазель Бертэн. Наскоро обновив старинную шляпку, она воскликнула: „Новое – это хорошо забытое старое!“ История изобретений, как и история наук, весьма наглядно доказывает правдивость этого замечания. „В основе большей части открытий, – пишет Фурнье, – есть нечто вроде летучей случайности, из которой древние сделали неуловимую богиню для любого, кто позволяет ей улетучиться в первый раз. Если идея, которая выводит на правильный путь, слово, которое может привести к разрешению проблемы, или многозначительный факт не будут сразу же схвачены на лету – изобретение погибнет или будет по меньшей мере отложено на много поколений.

Чтобы оно вернулось, восторжествовав, нужна новая мысль, случайно воскресившая первую, забытую, или счастливый плагиат какого нибудь второстепенного изобретателя: в деле изобретательства горе первому автору, слава и прибыль – второму“. Таковы соображения, оправдывающие название моего доклада.

На самом же деле я полагаю, что в подавляющем большинстве возможно заменить случай детерминизмом, и риск спонтанных изобретений – гарантиями обширной исторической документации, опирающейся на экспертный контроль. Для этой цели я предлагаю создать специализированную службу, но не для отыскания предыдущих заявок, которые все равно будут не старше XVIII века, а подлинную технологическую службу, которая просто изучала бы древние способы и пыталась приспособить их к нуждам современной промышленности.

Если бы подобная служба существовала в свое время, она могла бы сигнализировать, например, об интересной книжечке, опубликованной в 1618 г. под названием „Естественная история фонтана, бьющего возле Гренобля“, оставшейся незамеченной. Ее автором был врач из Турина, Жан Тардэн. Если бы этот документ изучили, то светильный газ мог бы использоваться еще с начала XVII века. Ведь Жан Тардэн не только исследовал естественный газометр фонтана, но еще и воспроизвел это явление в своей лаборатории. Он наполнил каменным углем пустой сосуд, закрыл, подверг его действию высокой температуры и добился возникновения пламени, происхождение которого он искал. Он ясно показал, что вещество, дающее этот огонь, – битум, и что достаточно превратить это вещество в газ, который образует „горючее выдыхание“.

Но француз Лебон, опредивший англичанина Уиндзора, подал заявку на свою „термо лампу“ только на VII году Республики. Таким образом, на протяжении почти двух веков открытие, промышленные и коммерческие перспективы которого были весьма внушительны, оказалось забытым, практически утерянным только лишь потому, что никто не заглядывал в старинные книги.

Точно так же, примерно за сто лет до первых оптических сигналов Клода Шапна в 1793 г., в письме Фенелона Яну Собесскому, польскому королю, датированном 26 ноября 1695 г., упоминается о недавних опытах не только с оптическим телеграфом, но и с телефонным аппаратом, передающим голос.

В 1636 г. некто Швентер в своих „Физико математических развлечениях“ уже исследовал принцип электрического телеграфа, с помощью которого, по его собственному выражению, „два человека могут сообщаться между собою посредством намагниченной иглы“. Но опыты Эрстеда с намагниченной иглой относятся лишь к 1819 г. И здесь – также около двух веков забвения.

Мимоходом назову еще несколько малоизвестных изобретений: водолазный колокол упоминается в рукописи „Романа об Александре“, датированной 1320 г. и находящейся в Берлине, в королевском кабинете эстампов. Рукопись германской поэмы „Соломон и Мальроф“ (Штутгартская библиотека), написанная в 1190 г., содержит рисунок подводной лодки. В ней упоминается подводная лодка, изготовленная из меди и способная выдерживать натиск бури. В работе, написанной рыцарем Людвигом фон Гартенштайном около 1510 г., можно увидеть изображение костюма скафандра: два отверстия, устроенных на уровне глаз, закрыты стеклянными очками, наверху длинная трубка заканчивается краном, позволяющим поступать внешнему воздуху. Справа и слева от рисунка фигурируют аксессуары, облегчающие спуск и подъем, включая свинцовые подошвы и шест с поперечинами.

Еще один пример незаслуженного забвения: неизвестный писатель, родившийся в 1729 г. в Монтебурге, опубликовал работу под названием „Гифантия“ (анаграмма первой части имени автора Гифен де ла Рош). Там описана не только черно-белая фотография, но и цветная: „Отпечатывание изображении, – пишет автор, – это дело первого мгновения, когда полотно их воспринимает, его тотчас снимают и помещают в темное место. Через час обмазка высохнет и вы получите картину, тем более ценную, что никакое искусство не может подражать ей в правдивости“. Автор добавляет: „Речь идет прежде всего о том, чтобы исследовать природу клейкого состава, который перехватывает и сохраняет лучи, во вторых, о трудности его приготовления и использования, и в третьих – о взаимодействии света и этого высыхающего состава“. Известно, однако, что открытие Дагерра было опубликовано в Академии наук Араго столетием позже, 7 января 1839 г. Кроме того, отметим, что свойство некоторых металлов – способность фиксировать изображение – было описано в трактате Фабрициуса „О загадках металлов“ в 1566 г.

Еще пример – „Сактья грантхам“. Этот текст цитировал Моро да Жуэ 16 октября 1826 г. в Академии наук, в своем „Меморандуме об оспе“: „Возьмите жидкость из нарыва на кончик ланцета, введите ее в руку, смешивая эту жидкость с кровью, и начнется лихорадка; эта болезнь будет тогда проходить в очень мягкой форме и не сможет внушить никакого страха“. Затем следует точное описание всех симптомов.
Если говорить об анестезии, то можно познакомиться с работой Дени Палина, написанной в 1681 г. и озаглавленной „Трактат об операциях без боли“, или воспроизвести опыты древних китайцев с экстрактами из индийского мака, или использовать вино из мандрагоры, очень хорошо известное в средние века, но совершенно забытое уже в XVII веке, действие которого изучал в 1823 г. доктор Ориоль из Тулузы. Никто никогда даже не подумал о том, чтобы проверить полученные ими результаты.

А пенициллин? В этом случае мы можем назвать прежде всего эмпирическое знание – повязки с сыром рокфор, использовавшиеся в средние века, но по этому поводу можно констатировать и нечто еще более удивительное. Эрнст Дюшен, студент военномедицинского училища в Лионе, представил 17 декабря 1897 г. диссертацию под названием: „Содействие исследованию жизненного соперничества микроорганизмов – антагонизм между плесенями и микробами“. В этой работе можно найти опыты, показывающие действие на бактерий „пенициллум глаукум“. Однако и эта диссертация прошла незамеченной. Я специально останавливаюсь на этом примере очевидного забвения в эпоху, очень близкую к нашей эпохе полного триумфа бактериологии.

Хотите еще примеров? Они бесчисленны, и каждому из них пришлось бы посвятить отдельный доклад. Я назову, в частности, кислород, действие которого изучалось в XV веке алхимиком по имени Экк де Сульсбак, как сообщил Шеврель в „Газете ученых“ в октябре 1849 г. Кроме того, еще Теофраст говорил, что пламя поддерживается воздухообразным телом, и того же мнения был Св. Климент Александрийский.

Не буду останавливаться ни на одной из исключительных научно фантастических работ Роджера Бэкона, Сирано де Бержерака и других, ибо их слишком легко отнести на счет чистого воображения. Я предпочитаю оставаться на твердой почве фактов, которые могут быть проконтролированы. По поводу автомобиля – для многих из вас это отнюдь не новость – могу сказать, что еще в XVII веке в Нюрнберге некто по имени Жак Гаути делал „телеги на рессорах“.

Даже в области более важных открытий данные, доставшиеся от древности, нам не известны. Христофор Колумб искренне признавал, что многим обязан ученым, философам и поэтам древности. Малоизвестен тот факт, что Колумб дважды переписал реплику из второго акта трагедии Сенеки „Медея“, где говорилось о мире, открытие которого приберегается для будущих веков. Эту копию можно найти в рукописи о „лас професиас“, хранящейся в севильской библиотеке. Колумб вспоминают также об утверждении Аристотеля о шарообразности Земли в его трактате „О небе“.

Разве не прав был Жубер, заметив, что „ничто не делает умы такими неосторожными и такими бесплодными, как незнание прежних времен и презрение к старинным книгам“? Как восхитительно писал Ривароль: „Всякое государство – это таинственный корабль, чьи якоря находятся в небе“. Можно было бы сказать по поводу времени, что у корабля будущего якоря находятся в небе прошлого. Однако это угрожает нам еще более худшими кораблекрушениями.

В этом смысле особенно поучительна история с Калифорнийскими золотыми приисками – история совершенно невероятная, если бы она не была правдивой. В июне 1848 г. некто Маршалл впервые нашел там золотые самородки на берегу ручья, где хотел построить мельницу. Однако здесь, в Калифорнии, уже побывал когда-то в поисках индейцев Фернандо Кортес, ибо ему рассказали, что местные жители владеют огромными сокровищами. Кортес перевернул всю страну, обшарил все хижины, но ему так и не пришло в голову собрать немного песка. На протяжении трех веков испанские банды и миссии Компании Иисуса топтали золотоносный песок в поисках пресловутого Эльдорадо. Тем не менее, еще в 1737 г., более чем за сто лет до открытия Маршалла, читатели „Голландской газеты“ могли узнать, что золотые и серебряные россыпи Соноры пригодны для эксплуатации, ибо газета указывала точное их расположение. Более того, в 1767 г. в Париже можно было купить книгу „Естественная и гражданская история Калифорнии“, автор которой, Бюриель, описывал золотые россыпи и приводил свидетельства мореплавателей о слитках. Никто не заметил ни этой статьи, ни этой книги, ни этих фактов, которых веком позже оказалось достаточным для того, чтобы вызвать „золотую лихорадку“. Кроме того, кто сейчас читает описания древних арабских путешественников? Хотя там можно было бы найти весьма ценные указания в области геологической разведки.

Время воистину не щадит ничего. После долгие поисков и тщательных проверок я пришел к убеждению, что Европа и Франция обладают сокровищами, которые практически не используются: это древние документы, хранящиеся в наших больших библиотеках. Вся техника должна создаваться на основе трех предпосылок: опыта, науки и истории. Отказываться от этой последней или пренебрегать ею – значит проявлять чванство и впадать в наивность. Это значит также идти на риск изобретения чего-то нового, тогда как можно разумно использовать то, что уже давно создано.

С помощью очень простой техники древние добивались таких результатов, какие мы и теперь не всегда можем воспроизвести. Нередко нам бывает трудно даже объяснить их, несмотря на мощный теоретический арсенал, находящийся в нашем распоряжении. Именно в этой кажущейся простоте и заключалось преимущество древней науки.
Позвольте, возразите вы, а как насчет термоядерной энергии? На это я отвечу многозначительной цитатой. В очень редкой, не известной даже многим специалистам книге „Атланты“, вышедшей более 80 лет назад, автор, предусмотрительно скрывшийся под псевдонимом Руазель, изложил результаты своих 56-летних исследований – перечень достижений, которые он приписывает атлантам.

Перу Руазеля принадлежат строки, невероятные для его эпохи: „Последствием этой непрерывной деятельности явилось появление материи – этого нового равновесия, нарушение которого может повлечь за собой мощные космические явления.
Если бы по какой либо причине наша Солнечная система распалась, то составляющие ее атомы, приобретя независимость, немедленно стали бы активными и засверкали бы в космосе незатмеваемым светом, свидетельствующим издали о колоссальном разрушении и надежде на создание нового мира“.

Мне кажется, этот последний пример дает исчерпывающее представление о всей глубине изречения мадемуазель Бертэн: „Новое – хорошо забытое старое“.
Посмотрим теперь, какой интерес может представлять для промышленности систематическое зондирование прошлого. Когда я утверждаю, что следует самым серьезным образом относиться к трудам древних, речь идет вовсе не о каких-либо научных изысканиях. Нужно только поискать в старинных научных и технических документах (с точки зрения конкретной задачи, поставленной промышленностью): не содержатся ли в них существенные факты, которыми пренебрегли, или описание забытых, но заслуживающих интереса опытов, относящихся непосредственно к обсуждаемой проблеме.

Мы считаем, что пластмассы изобретены совсем недавно, но они могли бы быть открыты гораздо раньше, если бы кто-нибудь удосужился повторить некоторые опыты химика Берцелиуса.

Хотелось бы указать на довольно важный факт, имеющий отношение к металлургии. В начале моих исследований, касающихся некоторых химических опытов древних, я был удивлен, что не в состоянии воспроизвести в лаборатории металлургические опыты, которые казались мне описанными очень ясно. Напрасно я пытался понять причину своей неудачи, ибо точно соблюдал все указания и пропорции. По размышлении я заметил, что все же совершил одну ошибку. Я использовал химически чистые составные части, в то время как древние пользовались не очищенными, т.е. солями, полученными из естественных продуктов и способными оказывать каталитическое воздействие.

И в самом деле, новые опыты подтвердили эту догадку. Специалисты поймут, какие огромные перспективы это открывает. Ведь применение в металлургии некоторых древних рецептов, почти всегда основанных на действии катализаторов, приведет к экономии топлива и энергии. Мои опыты в этой области были подтверждены как работами доктора Менетрис о каталитическом действии олигоэлементов, так и исследованиями немца Миткина о катализе в химии древних. Различными путями были получены аналогичные результаты. Это совпадение, как мне кажется, доказывает, что в технологии пришло время учитывать решающее значение категории качества и его роли в воспроизведении всех наблюдаемых количественных явлений.

Из области фармацевтики отмечу лишь влажность рецептов лечения ожогов, вопроса тем более важного, что автомобильные и авиационные катастрофы ставят его практически каждый день. Однако никакая эпоха не открывала лучших средств от ожогов, чем средние века, когда пожары были делом обычным. Теперь эти рецепты напрочь забыты. Нужно, кстати, сказать, что некоторые продукты старинной фармакопеи не только снимали боли, но и ускоряли восстановление поврежденных тканей.

Было бы излишним напоминать об очень высоком качестве лаков и красок, изготавливаемых старинными способами. Восхитительные краски, использовавшиеся средневековыми художниками, не исчезли, как принято думать: я знаю во Франции одну рукопись, где приводится их состав. Но никто никогда не подумают о том, чтобы заимствовать и проверить эти способы. А ведь если бы современные художники прожили еще сто лет, они даже не узнали бы своих полотен – настолько недолговечны используемые ими краски. Уже у Ван Гога желтые тона потеряли, похоже, исключительную яркость, которая была так для них характерна.

Если говорить о геологии, то я только укажу на тесную связь между медицинскими исследованиями и геологической разведкой. Широко практиковавшееся древними терапевтическое применение растений – то, что называют фитотерапией, – связано с возникновением новой науки – биогеохимии, которая занимается обнаружением позитивных аномалий, касающихся следов металлов в растениях, указывающих на близость рудных залежей. Так, можно определить сродство определенных растений с некоторыми металлами, и эти данные могут быть использованы как в плане геологоразведки, так и в области терапевтического воздействия. Это еще один характерный пример, который кажется мне наиболее важным в современной истории науки: сочетание различных научных дисциплин.

Назовем еще некоторые направления исследований и их промышленное применение: удобрения – обширная область, в которой древние химики получили результаты, теперь вообще не известные. Я имею в виду, в частности, то, что они называли „эссенцией плодородия“, – веществе, составлявшемся из некоторых солей, смешанных с перегноем или продуктами его перегонки.

Производство стекла в древности – обширный вопрос, еще плохо изученный: уже римляне делали стеклянные полы, и изучение древних способов приготовления стекла могло бы оказать драгоценную помощь в разрешении ультрасовременных проблем – таких, как добавление редкоземельных элементов и палладия, что позволило бы получить флуоресцентные трубки.

Что касается текстильной промышленности, то, несмотря на триумф синтетических тканей, или, скорее, именно благодаря ему, она должна была бы ориентироваться в направлении производства предметов роскоши: тканей очень высокого качества, которые могли бы, скажем, окрашиваться в соответствии с древними рецептами или же попытаться производить особую ткань, известную под названием „пилема“. Это льняные или шерстяные ткани, обработанные известными кислотами, которые противостояли железному клинку и действию огня. Этот способ был известен еще галлам и использовался при изготовлении кирас.

Учитывая, что облицовка мебели пластмассой стоит еще очень дорого, мебельная промышленность могла бы найти выгодное решение, использовав древние способы внушительного увеличения сопротивления дерева различным химическим и физическим воздействиям способом морения. Строительные предприятия могли бы быть заинтересованы в возрождении специальных цементов, пропорции которых указаны в трактатах XV и XVI веков и которые обладают характеристиками, значительно превосходящими характеристики современного цемента.

Наконец, не имея возможности настаивать на этой проблеме, я указал бы направления физических исследований, которые могли бы иметь важные последствия. Я говорю о работах, касающихся энергии земного магнетизма. В этом смысле есть очень древние наблюдения, которые никогда так и не были проверены, несмотря на их несомненный интерес».

Жак Бержье, Луи Повель «Утро магов».
Источник