Советское — значит свежее.

Cоветское искусство было, видимо, действительно гениальным, раз в мой пост «Сочинение по картине» до сих продолжают поступать комментарии, а рассуждения о кинофильме «Весна на Заречной улице» некоторое время обгоняло по топовости очередной вброс от АрТёмы Лебедева. Значит, оно живо, оно спорно, оно — будоражит.

В своё время я предприняла попытку рассмотреть советскую живопись, кино и даже дизайн журнальных обложек с точки зрения обычного зрителя-профана. Исходя из принципа нравится / не нравится. Что нравится? Говорила о свете и цвете, потом ещё о высоте, о пространстве. Соцреализм зовёт и насыщает нашу жизнь полноценными красками, радует глаз и сердце. Но картины Фрагонара тоже прелестны своими искусственными небесами, шёлковыми розами и гладкими лицами — там тоже есть краски, которые восторгают.

Или вот, голливудское кино всегда нам показывало и даже иной раз продолжает показывать многочисленные, отлаженные на «фабрике грёз» хэппи-энды, венчающие сюжет. Но не краски полотен Герасимова, Пименова или Яблонской, не хэппи-энды, благодаря которым мы точно знаем, что через 9 месяцев у Новосельцевых будет уже три мальчика, а другое. Что?

Советское искусство всегда обращалось к сознанию человека, а не рылось в его извилистом, иной раз, тёмном, а в другой раз — в грязном подсоздании. Соцреализм, как метод, показывал человека в работе, в семье, в становлении личности, в подвиге, в спорте.

Этот метод, ближе всего стоящий к классицизму, не подразумевал повышенного интереса к низменным или, скажем, к преступным мотивам человеческой деятельности. Даже детективы отличались чарующей стерильностью — нам больше показывали слаженную работу милиции, чем работу преступника. Ибо зачем советскому человеку показывать формирование падали и её же последующие «подвиги», когда у нас есть положительные примеры?

Для отрицательного героя годились два-три сочных мазка — любит красивую жизнь (на стенах — постеры с блондинками в купальниках и шикарный мафон в районе трюмо, ибо там же — импортный парфюм), циничен по отношению к своей же девушке (красотка, но с сомнениями), ненавидит труд — вот вам и докатился паренёк до деяния, отмеченного уголовным кодексом, как преступление. Плохие — всегда плохие. Хорошие — всегда хорошие. Плохие должны исправиться, хорошие — обязаны помочь. Это, наверное, очень плоско, но для дидактики, которая пронизывала всю советскую жизнь — именно это правильно.

Буржуазно-враждебное искусство, помимо всего прочего, любило будоражить область нижних чакр, если можно так выразиться. Страх, ненависть, похоть, желание поржать — всё это активно используется в коммерческом кино, в литературе, в СМИ.

Разумеется, далеко не всё коммерческое искусство рассчитано на «простые движения». Но это именно тот момент, где соцреализм решительно расходился с тамошними стилями и методами. В СССР не писались актуально-сочные книги, которые могли бы воспитать шлюху, психопата или убийцу. Да, было много идеологизированного мусора, но он, хотя бы не вредил.

В СССР не было хоррор-фильмов (отдельные образцы, вроде «Вия» не в счёт — это всего лишь экранизация классики). В своё время советская пресса писала, что западные фильмы ужасов нужны для того, чтобы показать простом человеку, что…жизнь бывает ещё хуже. Мол, ты просто безработный или у тебя нет денег на оплату воды в кране, а там, на экране зелёно-пыпырчатая биомасса кушает таких же простых американцев, как ты. Ты в порядке, парень! Тебя никто не кусает, кроме дяди Сэма.

Потом, в 1990-е стали писать, что всё не так. Напротив, страх — это коммерческое чувство, хорошо продаваемое именно в сытых странах. Когда всё настолько стерильно и так сладко пахнет ванилью из ухоженной кухни, что уже хочется побояться и поорать, глядя на море кровищи или на вторжение роботов из района Проксима Центавра. И, разумеется, бояться — это привычно, можно. Это базовый момент — страх перед смертью, перед неизвестностью, перед инопланетянами…

А ещё писалось, что в СССР хоррор был не нужен, ибо хоррором была сама Советская Власть. На самом деле, соцреализм попросту не имел потребности в запугивании, тем паче, в запугивании на коммерческой основе. Напротив, постоянно муссировалась тема бесстрашия. Не бояться хулиганов во дворе, трудностей в тайге, фашистов в жестоком бою. Воспитывали по принципу: бояться — это стыдно. Иначе говоря, выкорчёвывали древний, животный ограничитель, создавая, тем самым, сверхчеловека. Страх — это стыдно, это глупо, это гнусно. А продавать страх — это ещё более отвратительно.

С похотью всё то же. Знатоки темы и «профессионалы коитуса» часто мне пишут, что да, в СССР были изображения голых женщин и даже голых мужчин, но эта обнажённость не зовёт к совокуплению, а тупо изображает академически-целомудренное, даже унылое тело, асексуальное до крайности.

Не могу ничего сказать, разве что стыдливо замечу — белокурые бестии с картины Александра Дейнеки «Душ» куда как более зовущи, нежели тошнотворный порноактёр Рон Джереми, которого я, по счастию, видела только в одежде. Но, полагаю, что без штанов он бы мне понравился ещё того меньше. Он слабо напоминает мужчину, в отличие от. Ну, так вот.

В СССР действительно не было похоти в искусстве. Она была тоже не нужна, как и страх. Была любовь, было здоровое желание — оно считывалось взрослыми людьми, которые понимают, что герои Николая Рыбникова — отнюдь не платонические юноши. Или девушки с полотен всё того же Дейнеки. Они здоровы телом, они готовы к любви и к деторождению, у них всё в порядке с головой. И с тем, что ниже.

В СССР не было не секса, а именно бессмысленных извращений. Люди, смотрящие на обнимающуюся пару, понимали, что после свадьбы у них будет постель, а потом — дети. Показывать Новосельцева, который овладевает Калугиной посреди вороха деловых бумаг? А зачем? Или продолжать сцену, где Вася Кузякин по-новому увидел свою Надюху? Для чего? В зале сидят взрослые люди — они всё поняли, а детям этого не нужно.
Секс — это акт, данный природой для продолжения рода, а не для грязных фантазий с чулочками и латексом. Советское искусство и показывало красивых, здоровых самцов и самок (чего уж там!), которые создают нормальные семьи.

Чуралось советское искусство и прочих нездоровых тенденций — оно без дела не показывало психов, которые крушат и рушат. Оно не забредало в области затемнённого разума, создающего уродства. Цензура стояла на страже душевного здоровья и душевного спокойствия.
Показывать безобразное, больное, грязное — это, к сожалению, выгодно. Ибо падать проще, чем лезть в гору. Ржать над человеком в обгаженных портках проще, чем над перлами Ильфа и Петрова.

Прекрасное тело мраморного атлета не будит грязноватых фантазий, но показывает линии эталонной особи. Знаете, человек, воспитанный на хорошем и высоком, будет всегда хотеть именно хорошего.

Даже вот эта совьет-ностальжи, прорезавшаяся у сорокалетних мальчиков — это нормальная реакция бывших пионеров на усталось от всяческих Сomedy Club-ов, от натужного бугага и от бестолково-повсеместной рекламы лёгких отношений — наелись подслащённого дер@#%ца, снова хочется свежего хлеба и парного молока. Поэтому все праздничные телепрограммы и забиты Шуриками, тётушками Чарли и Новосельцевыми, у которых непременно через 9 месяцев будет три мальчика!

Ядрёные Венеры. Сделано в СССР.

В тему солнечной советской живописи — снова любимый Александр Дейнека с его излюбленным мотивом — купающиеся ядрёные девки. Картина «Купальщицы». Признаться, я бы не хотела иметь такую фигуру слишком много плоти, но я не об этом. Я о радости бытия, о светлом дне, о силе и бодрости простых советских девушек. Они невероятно красивы и сильны, эти пролетарки. Советские Венеры, понимаешь… И да, по тэгу Музей Одной Картины много такого прекрасного.

Источник