В гостинице «Днепр» пахнет большим количеством мужчин уже внизу. Центральный вход там не работает, зато сбоку стоят молодые улыбчивые охранники «Правого сектора». Подшучивают над моей манерой парковаться. В лифте — парень с повязкой на рукаве. «Что охраняете? Зачем вы в лифте?», — быкую по-девочкински. Он краснеет: «Так надо». Лидера «Правого сектора» Дмитрия Яроша я представляла себя по видео и фото большим мужчиной с суровым взглядом и сжатыми губами. А он — худенький, небольшого роста, с вполне себе застенчивой усмешкой.
«ВСЁ РАДИКАЛЬНО ИЗМЕНИЛОСЬ ПОСЛЕ 19 ЯНВАРЯ»
— Дмитрий, вы достаточно долго декларировали, что не являетесь политической или парламентской партией. И вдруг оказывается, что «Правый сектор» собираетесь идти на парламентские и президентские выборы. Что изменилось?
— Революция в Украине. Для нас было однозначным, что при режиме внутренней оккупации в Украине играть по правилам системы — это постоянно проигрывать. И подтверждением тому являлись победы на выборах оппозиции, при которой никаких изменений системы координат не происходило. Сейчас такая возможность появилась, потому что народной подъем по всей Украине ставит совсем другие задачи перед политическими партиями. Мы видим, как сегодня община начинает контролировать политический процесс. Назначения в областях, которые происходят по линии МВД или по линии прокуратуры, назначения губернаторов, когда они не удовлетворяют общину, являются такими, что за обществом остается последнее слово. Сегодня настало время создавать качественную политическую партию, которая имела бы возможность менять ситуацию будучи в правовом поле государства.
— Какие стратегические цели вы ставили перед собой до революции и после нее?
— Если говорить о «Тризубе имени степана Бандеры», то это была узкофункциональная организация, которая занималась тремя задачами: воспитание молодежи, пропаганда идеологии украинского национализма, национальная записная (?) деятельность. С этим мы справлялись. Других задач перед нами не стояло. Делали то, что должны делать. Когда мы инициировали «Правый сектор» в ноябре прошлого года, спектр задач расширился. В первые дни Майдана мы писали разнообразные политические письма, заявления, которые должны были влиять на лидеров Майдана, вообще на ситуацию. Радикально изменилось все после 19 января. Правый сектор стал не просто политическим, а общественно-политическим. Люди начали ориентироваться на нас практически по всей Украине. Подразделения, которые начали создаваться, не просто как силовые, а как государственные структуры. Полная перезагрузка власти, а не просто смена лиц. Другое качество политики: не подковерная, построенная на финансовых поисках, а такая, которая отвечает стремлениям народа.
— Создание партии из общественной организации — процесс не одного дня. Почему вы в прошлую субботу не провели съезд?
— Дело в проблемах сегодняшнего дня. Была тяжелая ситуация в Крыму. Мы больше готовились к силовому противостоянию. Мы общаемся с представителями Генерального штаба сухопутных войск. Они говорят о том, что вероятность вторжения России в Украину по другим направлениям 65%. Поэтому больше времени приходится уделять силовой работе. Сейчас больше заняты подготовкой наших бойцов к противодействию агрессору, а не непосредственной политической деятельностью.
«МЫ СНЯЛИ МАСКИ И ОФИЦИАЛЬНО ОБ ЭТОМ ЗАЯВИЛИ»
— Ваша организация является достаточно серьезно военизированной. И возникает клинч. С одной стороны, Аваков призывает всех сложить оружие. С другой, обыватель говорит, что страшно жить в стране, где люди с закрытыми физиономиями и оружием могут в любой момент зайти в офис. С третьей — вы, которые говорите, что надо готовиться дать отпор врагу. Насколько вы контролируете своих людей? Придумали ли какой-то алгоритм, чтобы можно было отсекать людей, которые фактически являются криминалом? Есть у вас какой-то колл-центр, куда можно позвонить и сказать, что какие-то мудаки здесь безобразничают, что они из Правого сектора, приезжайте быстрее к нам?
— После революции был шквал таких провокаций. Криминал бегал, врывался в банки, фирмы. Мы сразу же открыли горячую линию, на которую звонки поступали и поступают по сегодняшний день. Мы сняли маски и официально об этом заявили. Хотя на Хмельнитчине сейчас ситуация такова, что наши ребята продолжают вести борьбу с криминалитетом. Криминалитет постоянно угрожает. Мы им снова позволили использовать маски. Но это единичные случаи. Кроме того, мы проводим полную идентификацию наших людей. У нас начинается централизованная выдача удостоверений Правого сектора. С фотографиями.
— Оружие зарегистрировали?
— Есть зарегистрированное оружие….
— А есть — и незарегистрированное?
— Трофейное еще осталось, но это технический вопрос. Я думаю, что в течение этой недели эти вопросы будут сняты. Для решения технических проблем мы тоже будем создавать на базе силового крыла определенные подразделения.
— Москва постоянно использует политический термин «Правый сектор» для того, чтобы запугивать своих граждан тем, что в России тоже может быть сейчас бандитизм, анархия и т.д. Чем прозрачней будет ваша политика, тем меньше у них будет возможностей это говорить. Вам обидно, что так происходит?
— Умом Россию не понять. Я думаю, что одно из требований, которые выдвигает Россия — разоружить все подразделения — это определенная игра. Они прекрасно понимают, что победить вооруженные силы Украины у них достаточно сил. А выдержать партизанскую войну — не достаточно. Пока сохраняется угроза вторжения в континентальную Украину, власти логично было бы централизованно начать выдачу оружия тем людям, которые могут защищать свое государство. По швейцарскому стандарту, когда каждый, кто записывается в территориальную оборону, но живет дома, имеет возможность держать автоматическую винтовку, пулемет и т.д. Думаю, что именно такая модель могла бы быть и в Украине. Надеяться на то, что нас защитят НАТО, Запад или еще кто-то, не приходится.
— Швейцария — идеальная страна в плане законопослушания. Там никому не придет в голову побежать в банк, разбить стекло и выносить мешки. Поэтому конечно, когда в такой законопослушной стране кто-то хранит ружье, понятно, что оно выстрелит только тогда, когда будет угрожать опасность. Но в Украине прошла революция, уровень криминала повысился…
— Конечно, нельзя автомат дать каждому желающему, хотя у криминала оружие было есть и будет. Именно законопослушные граждане имеют право и обязанность защищать себя, свою семью и Родину. Мы готовим закон об оружии. Обязательно подадим в Верховную Раду.
— Есть ли у вас в нынешней Верховной Раде какие-то люди, депутаты, которые с вами сотрудничают, лоббируют законы, которые вы будете подавать? Кто они?
— Мы поддерживаем контакт в первую очередь с державницкими партиями — «Удар», «Батькивщина», «Свобода». Я знаю, что там есть много заинтересованных людей, которые разделяют наши взгляды. Через них мы можем это выносить и они могут лоббировать эти законы.
— Саша Белый (Музычко) — член Правого сектора?
— Вообще-то он довольно легендарная личность. Воевал еще в первую чеченскую. Командовал очень действенно и правильно. Тот ролик, что распространялся, был вырван из контекста. На самом деле, Саша спас практически того прокурора от толпы. Люди, которые собрались там, хотели убить того прокурора за то, что он отпустил убийцу женщины. Но было подано все совсем иначе. При том, что при революционных действиях, это закономерность. Тот же Саша Белый сделал так, что когда он был назначен руководителем силового сектора еще до событий января месяца, на Ровенщине не было ни погромов, ни каких-то там гоп-стопов. Он пользуется авторитетом и среди милиционеров. Милиционеры писали рапорты об увольнении, когда пошло определенное указание о его задержании. Целыми отделами писали рапорты.
— Я понимаю, что в каждой структуре есть совершенно разные люди. Что касается «Свободы», там есть женщина — Фарион, я бы ее вообще не выпускала на публику. Та же история и с ним. Вы проводили какую-то беседу с замечательным парнем Музычко — о том, что все таки надо как-то приличней себя вести, в рамках закона?
— Да. Он ответственно отнесся к этому. После этого не было ни одного случая компрометирующего его. С ним была проведена беседа. Саша у нас законопослушный гражданин. Будет действовать согласно Конституции.
«ГОВОРИЛИ ДАЖЕ, ЧТО МЫ — АГЕНТЫ МОССАДА»
— Вокруг вашего имени много конспирологий, сказок, домыслов. Кто вас позвал на встречу с Януковичем? Я не поверю, что вам позвонили и сказали: «Приходи, в кафе ждет Янукович».
— Не мне позвонили, а ребятам из моей команды. Позвонили из СБУ, которая курировала нас еще до этих вещей. И предложили провести переговоры.
— Что значит «курировали»? Что у вас общего?
— СБУ в Украине отвечает за политические и общественные организации.
— А кого ещё «курируют»? Меня вот никогда не вербовали, никуда не приглашали — даже обидно…
— Я не о вербовке говорю, хотя в 90-х годах они пробовали в УНА-УНСО и других организациях проводить вербовку. Постоянные акции, встречи. Что будете делать: будете захватывать или не будете? Это нормальное общение. В любом государстве мира оно так же происходит.
— Значит, позвонили ребята из СБУ и сказали: «Батя зовет», и вы поехали. Что он хотел — можно себя представить. А зачем вы к нему приехали?
— Ребята погибали, количество вооруженных на баррикадах возрастало. Там не было зарегистрированного оружия. Потери могли бы быть гораздо большими.
— Какое впечатление он произвел на вас лично? Сколько вы разговаривали? Минут 10?
— Где-то час. Я очень мало говорил. Говорил, в основном, он. Говорили про возможную сделку, про ее подписание. Когда я ехал, я понимал, что ничего может не получиться. Я привык рисковать в жизни. И не жалею, что пошел на этот шаг. У меня было такое впечатление, что человек хочет каких-то определенных гарантий. Неприкосновенности собственности и т.д. Ибо говорил о семье.
— Говорят, что он был очень психованный…
— Агрессии не было абсолютно.
— Не пугал?
— Нет.
— О чем-то договорились?
— Я сказал, что «Правый сектор» не сложит оружие. Мы будем действовать до последнего. Отойти назад возможности не было. Мосты за нами были сожжены. Был разговор, спокойно переговорили. Я вышел и продолжал делать то, что считал нужным.
— Вы, конечно же, знаете о разговорах о вас и «Правом секторе»? Проект ФСБ, пытаются стать самостоятельными игроками, Юля склоняет к себе…
— Говорят даже о Моссаде. Особенно после встречи с послом Израиля (смеется).
— Делали ли попытки российские спецслужбы или политики выходить на личный контакт с вами?
— Никогда. Мы не были до революции мощной силой. Когда революция началась, ситуация была совсем другая. Не думаю, что у них было желание на нас выходить.
— А если бы выходили, вы бы общались с ними?
— Всегда готов говорить. Вопросов нет. Только самое главное для меня не торговать своими принципами. Если есть желание говорить, пусть говорят.
— Если вы вдруг станете парламентской партией, допускаете ли вы возможное объединение «Свободы» и «Правого сектора»?
— В политике все конструкции возможны. Но на данный момент речь не идет об объединении со «Свободой». Не видим смысла. На мой взгляд повышение уровня политического сознания в стране позволяет иметь в парламенте несколько политических организаций именно национального профиля.
— Вот если бы вас 5-летний ребенок спросил, в чем разница между партией «Свобода» и «Правым сектором», что бы вы ответили?
— У нас нет Фарион (смеется).
— Есть ли сегодня ваши люди в Крыму и в каких количествах?
— Есть. Практически по всему Крыму. Они постоянно передают информацию о состоянии дел. Количество по понятным причинам сказать не могу.
— Как вы оцениваете степень тяжести ситуации? Мы потеряли Крым?
— Я более чем убежден, что Украина способна его вернуть. Если исходить из речей Путина, то складывается впечатление, что потеряли Крым. Но при этом мы имеем большой потенциал возврата Крыма. Мы знаем, что там не более 20% голосовало на референдуме. Мы имеем мощную крымскотатарскую общину. Мы имеем украинцев, которые не настроены на присоединение к России. В соответствии с этим возможности возвращения у нас очень большие. Я не могу сказать, сколько это займет. Но то, что мы Крым вернем и он будет в составе Украины, сомнений нет.
— Вы будете баллотироваться в президенты Украины. Какую экономическую платформу для страны вы считаете правильной?
— Я думаю, что не олигархат должен быть главной базой нашего государства. Должен быть средний класс. Необходимо уменьшение налогового давления в условиях перераспределения тех самых олигархических ресурсов. Без реприватизации, национализации и т.д. надо поднять средний класс. Если создать благоприятный налоговый климат, то пойдут инвестиции, круговорот финансов.
— Вы рассуждаете как либерал.
— Я исхожу из национальных интересов. Если будет сильный средний класс, мы будем иметь основание. Тогда не 2-3 семьи будут влиять на общественно-политическую жизнь в Украине. Собственно люди будут иметь реальную возможность контролировать власть. Все, кто идет к власти, говорят одно, а потом делают совершенно другое. Это потому что нет местного самоуправления. Нет контроля общества за всеми ветвями власти.
— А право и образование? У нас уничтожено образование.
— Я надеюсь, что по образованию реформы начнутся уже. Мой хороший товарищ Сергей Квит на посту Министра образования. Я знаю его взгляды на это. Реформирование начнется — понятно, что при ограниченных ресурсах. И казне это будет трудновато сделать. Но сделать это можно, лишь бы была политическая воля. Надо реформировать все: и здравоохранение, и систему хозяйства. Я из Днепродзержинска и знаю, что когда стоят металлургические заводы и дымят все, дышать нечем. На это нельзя не обращать внимание.
— Если бы вы стали президентом, как бы выбирали государственных менеджеров, формировали бы государственный аппарат?
— Я убежден, что здесь нужно задействовать людей из мощных частных структур. То есть если человек проводит эффективное реформирование какой-то области, если за счет какой-либо его деятельности приходят инвестиции, то он может получать маленький процент для своего собственного обеспечения. И это стимулировало бы этого менеджера и, соответственно, повышало бы эффективность его деятельности. Нам очень быстро нужно провести качественные реформы. Без такого тотального интереса не думаю, что можно просто коррупцию побороть.
— Что важнее при назначении министров и прочих ключевых фигур — профессионализм или политическая целесообразность?
— Две вещи обязательно должны быть: профессионализм и патриотизм. Профессионал, но не патриот, будет сдавать государство. И наоборот тоже будет негативно. Патриот, который абсолютно не разбирается в менеджменте — какой с него толк? Это два главных качества любого управленца.
— В СМИ поступила информация о том, что «Правый сектор» угрожал взорвать какую-то газовую трубу. Это что значит?
— Было заявление, обращение к правительству украинского народа, где, собственно, шла речь о военной составляющей. Соответственно там было предложение, что если сапог русского солдата будет топтать украинскую землю, то необходимо уничтожать ГТС, не дать возможности им качать нефть и газ для этой же войны. Речь не идет о том, что все сейчас надо срывать, перекрывать. Здесь если военная кампания происходит, то должна быть определенная стратегия для оккупанта. Это в любой стране мира.
— Вы планируете идти в политику. Как вы считаете, вам хватает знаний, образования, чтобы сейчас заниматься серьезной государственной работой?
— Учиться надо постоянно. Я пытаюсь этим заниматься. Я знаю, что идеальных людей не бывает. Но у меня есть политическая воля и я считаю, что та команда, которую я привел в политику, способна произвести изменения в государстве. Показать, как можно это делать будучи независимыми от олигархов. Если будет все хорошо и мы придем в политику, я не собираюсь там долго задерживаться. Надо делать изменения. Заниматься тем, что я больше всего люблю — молодежь воспитывать.
— У вас внучка родилась недавно?
— Внук.
— Я вас поздравляю.
— Могу вам показать только на фотографии. Никто его еще не видел.
(показывает фото в мобильном, сияет, как новая копейка)
— Пусть растет здоровым и счастливым. Как назвали?
— Назар.
— А где семья?
— В Ивано-Франковске.
— Вы уже несколько месяцев находитесь в состоянии форс-мажора. Это сильное психологические давление, наверняка есть минуты отчаяния. В такие минуты ваша опора — люди, которые вас окружают, или что-то, что есть внутри вас?
— Две вещи. Бог. Я молюсь, когда очень трудно. И команда — это ребята, которые меня окружают. Они очень помогают мне. Поддерживают мое моральное и психологическое состояние. Дают возможность действовать дальше.
— Что вы делаете, когда вы не работаете? Жена живет в Ивано-Франковске, а вы здесь один.
— Нет, жена у меня живет в Днепродзержинске. Но сейчас, когда внук родился, она поехала туда. А у меня нет такого, чтобы я не работал.
— Вы читаете книги?
— К сожалению, сейчас не имею времени. Однако очень люблю читать.
— А что именно?
— Люблю исторические романы. Особенно о средневековье. Фантастику не люблю. Военную литературу люблю.
— Что умеете делать руками?
— Я слесарь по ремонту электрооборудования, металлооборудования. Работал, правда, давно.
— Какие книги вы бы никогда не давали читать детям?
— Там, где не христианское, а сатанинское.
— Есть что-то, что может довести вас до слез?
— Плакал я последний раз в классе втором, пожалуй. Чувство есть, но слезы сейчас не появляются.
— Что трогает? Фильмы, люди, ситуации?
— Очень тяжело переносить смерть близких.
— Сколько у вас денег всегда при себе? Минимальная сумма, с которой вы себя чувствуете комфортно?
— В последнее время не ношу с собой деньги, потому что ребята всем обеспечивают.
— Деньги, машины для вас не главное?
— Нет. Я люблю ездить за рулем, но это для меня боевой конь.
— А что есть из жизненного комфорта, без чего вы не можете?
— Без всего могу. Вот в Доме Профсоюзов на каремате спал два месяца. И ничего, нормально.
— Ваша мечта? Кроме мировой революции.
— Нет, мировой не нужно. Хотелось бы покоя. Уютной жизни. Сотка огорода, дом. Писал бы книжки какие-то.
Интервью взяла Наталья ВПАЩЕНКО,
Перевод Евгений Левкович