Проблемы адаптивности в условиях глобального системного кризиса
Политическая система современной России находится в стадии формирования. Этим определяется ее неустойчивость, нестабильность, внутренняя противоречивость, но это же обуславливает практически неограниченные возможности по выбору пути ее дальнейшего развития и значительное пространство для внутриполитического маневра в условиях стремительно меняющейся внешнеполитической ситуации.
Начало пути
Современное состояние политической системы РФ во многом определяется тем, что старт ее созданию был дан известным выступлением Б.Ельцина в декабре 1999 года: «Дорогие россияне, я устал! Я ухожу!»
Рискнем предположить, что причиной досрочной добровольной отставки первого президента РФ была вовсе не усталость. С одной стороны, серьезные проблемы со здоровьем были у Бориса Николаевича уже в 1996 году, что не помешало ему принять участие в практически безнадежной (для него) избирательной кампании и выиграть ее (вопрос насколько честно не является предметом данного исследования). С другой, после своей отставки Ельцин в течение еще более, чем семи лет вел достаточно активную и насыщенную жизнь (более активную, чем в период 1996-1999 гг.).
С нашей точки зрения, как сама отставка, так и поиски российским политическим истеблишментом преемника, продлившиеся практически весь 1999 год, были связаны с тем, что в стране практически сложилась революционная ситуация, а отсутствие организованной политической силы, готовой возглавить протесты и взять на себя ответственность за судьбу государства, компенсировалось недовольством силовиков и готовностью как минимум нескольких популярных генералов рассматривать (пусть и гипотетически) возможность силовой смены власти и установления временного правления с участием военных. Кстати, в это же время аналогичная ситуация сложилась на Украине, с той лишь разницей, что в Киеве не имелось не только революционной партии, но и революционных силовиков, благодаря чему Л.Кучма сумел обеспечить свое переизбрание в 1999 году. Что, впрочем, не помешало нарастанию антиправительственных выступлений в период 2000-2004 гг., завершившихся государственным переворотом 2004-2005 гг. (уже после окончания второй и последней каденции Кучмы).
В обоих случаях речь шла о недовольстве большинства народа сложившейся системой олигархической республики, при которой национальное богатство оказывалось под контролем нескольких или нескольких десятков семей, объединивших в своих руках контроль над политической властью и большей частью экономики страны.
Как известно, в России политический кризис 1999 года завершился приходом к власти В.Путина, вначале в качестве исполняющего обязанности Президента, а затем и полноправного Президента РФ. Перед Владимиром Владимировичем стояла крайне сложная внутриполитическая задача – не допустить революционного взрыва, направив процесс преодоления противоречий в русло классового компромисса. Фактически, олигархи должны были сократить свои аппетиты и поделиться доходами с народом. В обмен на это народ должен был отказаться от восстановления справедливости, путем национализации собственности олигархов и уголовного преследования высокопоставленных казнокрадов – политиков и чиновников (естественно, при условии, что они либо будут устранены со своих должностей, либо откажутся от практики тотального разворовывания государственных средств).
Решение первоочередных задач
Понятно, что гарантом выполнения такого негласного общественного договора могло быть только сильное государство. Но государство В.Путину досталось слабое: раздираемое внутриэлитным конфликтом, конфликтами регионов с центром, с ослабленными вооруженными силами, подорванными внешнеполитическими позициями, коррумпированным бюрократическим аппаратом и полной зависимостью от олигархических СМИ в информационно-пропагандистской сфере. В этих условиях единственно возможной была классическая бонапартистская политика лавирования между антагонистическими классами, дававшая возможность выиграть время на укрепление позиций новой власти.
При этом, надо учесть, что наличие классовых противоречий по линии: народ – олигархи осложнялось внутриполитическим противостоянием либералов-западников и широкого, но неоднородного, антизападнического фронта, включавшего в себя группы, зачастую находившиеся в непримиримом конфликте (националистов, монархистов, патриотов-демократов, коммунистов, троцкистов, неонацистов и массу других более мелких политических и идеологических объединений и платформ). Каждая из идеологических групп и политических группировок претендовала на то, чтобы новая власть стала выразителем именно ее интересов и каждая отождествляла свои интересы с интересами России, при малейших расхождениях обвиняя власть в измене Родине.
Отсутствие возможности опереться на влиятельное политическое движение, которое представляло бы ясно выраженную волю большинства народа, при необходимости укрепить позиции власти в качестве верховного арбитра, определило ее опору на бюрократический аппарат и силовиков – две социальные группы чьи жизненные интересы напрямую зависели от государства, а усиление государства увеличивало политический вес данных групп. Однако, логичным завершением развития такой системы стала бы полная зависимость верховной власти от военно-бюрократического аппарата. Единственная возможность воспрепятствовать этому – появление сильного авторитетного лидера, опирающегося на пусть условную, но массовую поддержку избирателей.
В.Путин сумел стать таким лидером. К концу первой президентской каденции его авторитет был неоспорим. Более того, к этому времени не только, а скорее и не столько он опирался на систему, сколько система опиралась на его авторитет.
Этап внешнеполитических приоритетов
Следующим этапом развития системы, логически вытекающим из первого, стала внешнеполитическая активизация России. Дело в том, что в условиях олигархической республики, каждый олигарх – владелец акций «консорциума Россия» проводит собственную внешнюю политику, самостоятельно, при помощи подконтрольной ему части государственного аппарата, защищая свои личные интересы. При этом, олигархи не задумываясь жертвуют интересами страны, а также не могут быть равноправными сторонами в переговорах с крупными державами.
В тот момент, когда олигарх становится нормальным бизнесменом и отказывается от участия в политике, признавая монополию государства в этой сфере, он в обмен получает защиту государства – всегда более эффективную, чем его личные внешнеполитические усилия, если абстрагироваться от того, что государство защищает интересы народа, а не отдельного его представителя. Таким образом, защиту сильного государства может получить только тот бизнес, который действует в интересах народа. В тех же условиях, в которых формировалась действующая модель российской государственности, интересы народа и интересы государства рассматривались как тождественные.
До определенного момента это так и было и рост внешнеполитического авторитета российской власти, достигавшийся без видимой конфронтации с мировым центром силы в лице США, являлся практически предметом общенационального консенсуса. Внешнеполитические успехи послужили дополнительным источником укрепления авторитета В.Путина и к концу своего второго срока он являлся не менее незаменимой фигурой для российской политики, чем, в свое время, Ден Сяопин для китайской. Этот неоспоримый факт в 2008 году зафиксировала всеобщая, как внутри страны, так и за ее пределами, уверенность в неизбежности третьего срока Путина, с дальнейшим формированием авторитарной системы.
Фактор Путина
Однако внутриполитический маневр Путина, приведший к установлению в России на четыре года так называемого тандемного правления, продемонстрировал, что российская политическая система продолжает опираться на авторитет, но не является авторитарной, по сути. Напомним, что полномочия Президента Медведева предусматривали возможность отправить Премьера Путина в отставку в любой момент. Однако интересы системы, продолжавшейся опираться исключительно на авторитет Путина (на авторитет личности, а не на авторитет должности), в принципе не позволяли Президенту предпринять подобный шаг. Изъятие личности Путина из российской политической системы моментально приводило к схлопыванию всей системы, к всплытию на поверхность всех классовых, клановых, групповых, политических и идеологических противоречий и началу разрушительной войны всех против всех.
Уязвимость системы, опирающейся на авторитет одного человека, была понятна изначально. За время своего правления Путин предпринимал непрекращающиеся попытки стабилизировать систему, обеспечить политическую преемственность за счет стимулирования партийного строительства, за счет развития парламентаризма, а также за счет стимулирования инициативности чиновничества. Однако все эти попытки не воспринимались системой.
Партии предпочитали превращаться в бюрократические клубы по-интересам, сосредоточенные на клановой, но не на реальной политической и идеологической борьбе, парламент проявлял готовность проштамповать любые инициативы исполнительной власти и отказаться от любых собственных (если они исполнительной власти не нравились), в обмен на возможность переложить на исполнительную власть и всю полноту ответственности за состояние дел в стране.
Что касается инициативности чиновничества, то сам статус государственного служащего предполагал, что его невозможно ни наказать, ни уволить, если он не сделал что-то, не входящее в его непосредственную компетенцию, если такие действия не были отдельно санкционированы распоряжением вышестоящего начальства. То есть, бездействие предполагало сохранение должности, а то и продвижение по службе, а активная и инициативная позиция могла привести к быстрому взлету, но и к столь же быстрому падению. Понятно, что чиновничество избирало исполнительность и пассивность.
Сегодняшнее состояние системы
Таким образом, сложившаяся на сегодня российская политическая система демонстрирует, с одной стороны достаточно высокую степень управляемости и возможность концентрации массированных усилий всего государственного аппарата на направлениях, определенных высшей властью как приоритетные, с другой неспособность к гибкому инициативному реагированию на внезапно возникающие проблемы, а также к оперативным действиям отдельных ее составляющих в условиях необходимости принятия самостоятельных решений.
В сегодняшних условиях политическая система России интуитивно тяготеет к монархии византийского образца, когда правитель назначает себе преемника, однако его утверждение у власти зависит от достижения консенсуса с основными силовыми и бюрократическими кланами. Понятно, что такая система не гарантирует преемственности внутренней и внешней политики уже в среднесрочной перспективе и в обозримом будущем ставит под угрозу утраты все достижения российской государственности.
Ситуация осложняется тем, что в условиях острейшего глобального системного кризиса руководство страны в принципе не имеет возможности сконцентрироваться на сложной, многоплановой, долгой и проблемной работе по реформированию политической системы. Достаточная эффективность бюрократического аппарата и силовых структур при защите России от внутренних и внешних рисков последнего десятилетия, предполагает, что от добра добра не ищут, а реформу целесообразно проводить в более спокойное время.
Каждая сила может явиться слабостью, каждую слабость – можно обратить в силу
Следует отметить, что потенциал российской политической системы достаточно высок. Она пока не стабилизировалась и не закоснела в своем стремлении превратить авторитетного правителя, вначале в авторитарного, а затем и в автократа – формально всесильного, а на деле полностью зависимого от бюрократии, опирающейся на многолетнюю управленческую традицию. Сила и слабость российской управленческой системы заключается в том, что она с равным пылом и с одинаковым стремлением к безответственности готова обслуживать любой политический строй, любую внешнеполитическую доктрину и любые (в том числе и убийственные для государства) политические инициативы.
Подчеркнем, что такой подход не является российским know how. Он не только характерен, но единственно возможен для государственной бюрократии любой страны. Но государственная бюрократия – лишь часть политической системы, обеспечивающая ее устойчивость, но никакого отношения не имеющая к политическому выбору и к развитию.
Сегодня российская политическая система находится в состоянии, когда сильная личность или политические обстоятельства могут не ломая трансформировать ее в любом направлении, от ориентации на классическую демократию западного образца, до китайской партийно-бюрократической преемственности или классического авторитаризма. В условиях глобального системного кризиса, предполагающего, что в ближайшем будущем могут и должны измениться не только нормы международного права (уже уничтоженного двумя десятилетиями гегемонистской политики США) это – далеко не плохое качество политической системы, открытой для необходимых преобразований.
Однако нельзя не обратить внимание, во-первых, на то, что окно возможностей для выбора пути развития политической системы закрывается в ближайшие годы. Пять-семь лет необходимо для того, чтобы низшие и средние должности были полностью замещены кадрами, выросшими в рамках действующей системы, для которых она является не переходным этапом, но естественным состоянием. Они не просто не будут готовы к какому бы то ни было реформированию, но будут воспринимать любые попытки реформ, как покушение на стабильность, на основы государственности.
Во-вторых, в условиях острого политического кризиса неспособность системы гибко и ответственно реагировать в среднем звене, которое до сих пор компенсируется грамотной и даже талантливой стратегией, разрабатываемой высшим эшелоном, повышает цену любой, даже минимальной, ошибки до критической. Ориентация бюрократии на выполнение задачи любой ценой может в критический момент, когда необходимо быстро сменить тактические приоритеты, оставить верхние этажи без необходимой информации.
Ведь, с позиций бюрократии, раз задача поставлена, то надо ее исполнять, а не рассуждать и тем более не донимать руководство информацией, не укладывающейся в схему полученных указаний. Наконец, даже при своевременном информировании об изменившейся ситуации, необходимость прохождения сигнала до самого верха (к месту принятия решения), его перепроверки, выработки ответных мер и прохождения сигнала в обратном направлении (сверху вниз) может занять слишком много времени.
Еще раз подчеркнем, благодаря талантливому менеджменту высшего руководства и ориентации всей системы на быстрое, эффективное и безусловное выполнение приказа (высокий мобилизационный потенциал), российская политическая система на сегодня является наиболее эффективной в евроатлантическом регионе. Однако ее критическими недостатками, естественно проистекающими из ее достоинств, являются неоправданно высокая цена малейшей ошибки и отсутствие гарантий преемственности политики даже в среднесрочной перспективе.
Сегодня, когда политические системы западных стран страдают от деинтеллектуализации кадрового потенциала, а восточные (в частности китайская) склонны к развитию сложных долговременных (рассчитанных на десятилетия) политических стратегий, российская политическая система является вполне конкурентной в среднесрочной перспективе. Но необходимо думать о завтрашнем дне.
Опыт канцлерства Бисмарка и германского генерального штаба свидетельствует, что для того, чтобы выковать профессиональную эффективную бюрократию, способную исполнять свои обязанности в любых условиях (хоть революции 1918 года, хоть штурма Берлина в 1945 году) понадобилось 30-50 лет. В то же время, низведение той же германской бюрократии и военных до среднего европейского уровня заняло примерно такой же промежуток времени (считая с 1949 года), хоть эффективность ее снизилась гораздо раньше.
То есть для полной перезагрузки системы необходима последовательная смена двух бюрократических поколений, при этом занятие первым выращенным в рамках системы поколением высшего управленческого эшелона практически гарантирует, что если система не подвергнется внешнему слому она будет бесконечно воспроизводиться в следующих поколениях бюрократов.
Ростислав Ищенко — президент Центра системного анализа и прогнозирования
Источник
1 комментарий
Одно слово писал статью бюракрат и поэтому все с ним ясно!