Вопрос выживаемости России зависит от готовности пойти на жесткие меры
Как сообщили в понедельник «Ведомости», Минфин предлагает с 2016 года на 10% сократить расходы государственного бюджета. Виной тому – ослабление рубля, падение цен на нефть и западные санкции. Но в качестве альтернативы некоторые эксперты предлагают перейти к модели мобилизационной экономики. Что это такое? Каких жертв и издержек потребует? Готова ли вообще страна к тому, чтобы направить экономику на новые рельсы? Давайте разберемся.
Бюджет на 2015-17 годы сверстан, исходя из предполагаемой средней цены на нефть в 100 долларов за баррель. Сейчас нефть стоит 85 долларов, и никто не знает, насколько она подешевеет в ближайшее время. В следующем году дефицит казны планируется покрыть из Резервного фонда, но он не бездонный, и уже в 2016 году придется существенно пересматривать расходную часть бюджета.
Давно с высоких трибун в нашем государстве говорят о необходимости «слезть с нефтяной иглы» и модернизировать промышленность. Реальными успехами в этом направлении мы пока похвастаться не можем. Обострение отношений с Западом лишает нас и доступа к высоким технологиям. Теперь придется самостоятельно делать научные открытия и нарабатывать опыт по внедрению инноваций. Одновременно Запад показал уязвимость других наших сфер, от сельского хозяйства до платежных систем.
В истории было много примеров, когда та или иная страна, оказавшись в сложной ситуации, делала резкий скачок. Сингапур, Малайзия, Китай, послевоенная Япония… Можно вспомнить и об отечественной истории: годы НЭПа, индустриализация, послевоенное восстановление. Но во всех случаях требовалась колоссальная концентрация усилий ради достижения общей цели. А это, в свою очередь, заставляло население отказаться от многих привычных вещей. И много-много работать.
Впрочем, история знает и другие примеры выхода из затруднительного положения. Скажем, Исландии по выходу из кризиса 2008-09 годов. В абсолютно рыночной экономке правительство страны пошло на беспрецедентные меры и заморозило счета юрлиц, а государственную помощь направило не банковскому сектору, а гражданам. То есть акцент сделали на повышение внутреннего спроса. Одновременно были запрещены инвестиции за пределами страны. Благодаря принятым мерам экономика восстановилась.
В России, как в США и во многих странах Европы, поступили иначе: остановили рост зарплат, сократили социальные расходы и направили средства коммерческим банкам. Результаты особо никого не обрадовали. Но может, сейчас наши власти примут более разумное решение?
Доктор экономических наук, профессор кафедры международных финансов МГИМО Валентин Катасонов полагает, что России не удастся избежать жестких методов:
– Мобилизационная экономика помогает любой стране, которая ведет войну или готовится к ней, выиграть или хотя бы не проиграть. Россия в этом плане особая страна, против нее на протяжении XX века велись «горячие» или «холодные» войны. Россия как государство, как цивилизация может существовать только в условиях мобилизационной экономики. Это, как говорится, «медицинский факт». Все попытки перевести экономику на рельсы рыночных отношений есть просто попытки уничтожить наше государство.
– Чем характеризуется мобилизационная экономика?
– Прежде всего, высокой нормой накопления, то есть объемом инвестиций в наращивание основного капитала (реального производства). Страны, которые в разное время демонстрировали экономическое чудо, как Германия или Япония после войны, увеличивали норму накопления. Она достигала у них до 30-35% и иногда 40% от ВВП. В СССР после Великой Отечественной войны норма накопления была на уровне 25%, а во время индустриализации, по оценкам экспертов, – 50-60%.
Помимо статистических показателей важно иметь в виду и качественные характеристики. Мобилизационная экономика подразумевает максимальную защиту от внешних факторов. Первая группа таких факторов – изменения на внешнем рынке, как-то падение цен на нефть, мировые финансовые кризисы. Вторая группа – целенаправленные усилия по подрыву экономики, к примеру, торговая война. Чтобы защитить экономику от внешних факторов, стихийных и целенаправленных, необходимо иметь монополию на внешнюю торговлю и операции с валютой.
Должно быть централизованное управление, максимальное вмешательство государства в экономику, увеличение доли государственных предприятий, особенно в сфере производства средств производства.
Естественно, должно быть планирование. Причем не краткосрочное, как у нас сейчас. По сути, у нас вообще не планирование, а прогнозирование. А необходимо среднесрочное и долгосрочное планирование.
При планировании необходимо использовать преимущественно натуральные показатели, а не стоимостные. Реформа Косыгина-Либермана показала, что как только основные показатели предприятий и отраслей стали стоимостными, так экономика начала развиваться не в ту сторону.
– Какие изменения общественной жизни предполагает мобилизационная экономика?
– Такая экономика предполагает, прежде всего, мобилизацию людей. Странно задавать вопрос, лишатся ли люди теплых туалетов и возможности посещать рестораны, если они отправятся на войну. А в этом плане экономический фронт мало чем отличается от боевого фронта.
Люди думают, что можно выигрывать войны, не снижая потребление, но это не так. Но как мобилизовать людей, уже больше не экономическая задача, а идеологическая, духовная. Да и в будущем возможно повышение уровня жизни.
Могу привести пример первой сталинской пятилетки. Тогда люди не до конца понимали, зачем вообще нужна индустриализация. В первую пятилетку имел место быть элемент принуждения, тем более что снизился уровень благосостояния. Уменьшились доходы и потребление самых базовых товаров, перешли даже на карточную систему. Но во второй пятилетке все показатели пошли вверх. Главное, заработали не только материальные, но и моральные стимулы труда.
Подчеркну, перейти на мобилизационную экономику – задача не простая. Решить ее сразу нельзя, не подготовив человека, не объяснив ему, зачем нужна такая экономика. Надо растолковать людям, что предстоит выбор между теплым туалетом, удобной мебелью и самим существованием — тебя, твоей семьи и твоей страны.
– Насколько такой выбор остро стоит перед российским обществом сегодня?
– Для меня совершенно очевидно, что такая дилемма существует. Я родился сразу после войны, жил в советское время, много изучал историю нашей страны. Мой опыт и мои знания говорят, что выбор народу предстоит сделать очень жесткий.
Другое дело, руководство страны не формулирует такую альтернативу. Более того, пытается совместить несовместимое. Меня это очень тревожит.
Я понимаю, что страна наша подконтрольна Западу. Но и в советское время, накануне индустриализации, зависимость России от иностранных держав была большая. Но мы сумели преодолеть эту зависимость. Я думаю, что мобилизационное сознание должно приходить к людям.
– Применим ли для нас исландский опыт выхода из кризиса, в частности, когда деньги направляются людям, а не банкам? Тогда и сверхусилий не потребуется.
– «Утка» исландского опыта запущена в массовое сознание довольно давно. Это довольно хитрый прием. По нему я написал несколько статей. При желании «повалить» Исландию можно было за 24 часа. Но страна оказалась первой в длинной цепи возможных дефолтов европейских стран. Да, Исландия избежала дефолта благодаря нестандартным решениям, но эти нестандартные решения были инициированы не народом Исландии, а мировым финансовым интернационалом, который спасал Европу.
Некоторым нашим патриотам нравится исландский опыт. Но, на мой взгляд, он невозможен для России.
Доктор экономических наук, профессор Александр Бузгалин главную проблему спасения нашей экономики видит в том, что государство не хочет затронуть интересы самых зажиточных слоев:
– Переход к мобилизационной экономике правительством и учеными понимается по-разному. С точки зрения правительства, переход к такой экономике означает, что мы будем жить в тех же рыночных условиях, будет нарастать степень социальной дифференциации, олигархи будут обогащаться, но при этом резко сократим расходы на социальные цели, образование, здравоохранение, долгосрочные программы развития.
Есть понятия о мобилизационной экономике в «советско-ностальгическом» стиле. Как системы, построенной по типу директивного планирования, жестких приказов сверху, подкрепленных авторитарной властью.
Наконец, есть третий вариант, когда под мобилизационной экономикой понимается концентрация ресурсов на ключевых направлениях, поддержки их институционально и идеологически.
Минфин говорит о первом варианте, когда ничего не меняется, но значительно сокращается бюджет за счет уменьшения поддержки самых бедных слоев, расходов на образование и охрану природы. Этот принцип был заложен при формировании нынешнего бюджета, то же самое будет и в перспективе. Сокращение расходов на 10% приведет к большим потерям в социальной сфере, в развитии высокотехнологичных отраслей.
Я считаю, что альтернативы этому пути есть. Доходы бюджета можно увеличивать не только за счет роста цен на нефть и газ, но и за счет развития современного производства, введения прогрессивной шкалы подоходного налога, поддержки инвестиционных проектов.
При этом надо выдавливать паразитический бизнес, тратящий прибыль на приобретение дорогих импортных автомобилей (малый бизнес), огромных яхт (крупный бизнес), футбольных клубов (уровень олигархов). Часто такие траты делаются из-за неуверенности в завтрашнем дне. С этим надо бороться за счет стабильных правил игры, установленных минимум на три-пять лет.
Увы, этого никто делать не хочет. Так что будет повторение модели 1990-х годов, то есть наступление на права наименее защищенных граждан.
Я тоже радуюсь присоединению Крыма. Но жить только за счет этой радости, не решая системных проблем в экономике, нельзя. Крым присоединили, но негативная социальная политика продолжается.
– Можно перейти к мобилизационной экономике так, чтобы не пришлось работать без выходных?
– У власть предержащих сейчас есть большой соблазн использовать ситуацию, чтобы сказать «Вы же не хотите развития событий как на Украине. Поэтому работайте больше, а олигархи будут богатеть еще ширше».
Я считаю, что мобилизация может быть и не рыночной, и не сталинской. Можно использовать государственные инвестиции, снижать социальную дифференциацию. Тогда будет некоторый спад уровня жизни, но потом серьезный рост. К сожалению, правительство по такому пути не пойдет. Как и по сталинскому.
– Я считаю, что необходимость перехода на мобилизационную экономику проглядывается, а вот способности это сделать вызывают большое сомнение. Да и осуществить серьезные меры без поддержки граждан нельзя, – говорит заведующий кафедрой экономической теории МГУ, доктор экономических наук Андрей Колганов.
– Власть готовит людей к новому формату экономической жизни?
– Пока я не вижу признаков, что наша власть хочет переходить к мерам мобилизационной экономики. До последнего времени власть к самому этому понятию относилась скорее отрицательно, нежели положительно.
Вообще, в мобилизационной экономике ничего хорошего нет. Она нужна только в экстремальной ситуации. Но всё указывает на то, что эти обстоятельства сейчас складываются. Однако пока у нас нет социальных и экономических механизмов мобилизации ресурсов, и с неба они не упадут.
– Мобилизационная экономика предполагает полный отход от рыночных механизмов?
– Совершенно необязательно. Конечно, в своих крайних формах мобилизационная экономика может полностью подавить рынок. Но исторический опыт военных экономик ряда стран показывает, что можно сочетать мобилизационную экономику с рыночными отношениями. Конечно, рыночные механизмы будут потеснены. Можно вспомнить экономику США в период Второй мировой войны. Там вводился контроль за ценами, там применялись меры принудительного характера в сфере использования стратегических ресурсов. В то же время там продолжали действовать рыночные механизмы.
Пока я не считаю ситуацию у нас настолько тяжелой, что надо включать механизмы мобилизационной экономики. Но у меня есть опасения, что такая необходимость появится. И к этому надо быть готовым. Надо знать, что мы сможем сделать, и к каким результатам это приведет. Если начнется пожар, то поздно будет разбираться в способах тушения.
— Введенные против нас санкции — это только первый этап финансовой войны, — считает заведующий отделом философии политики Института философии РАН, доктор философских наук Владимир Шевченко. — Экономическая удавка будет действовать сильнее, чем все остальные угрозы и шантаж в адрес России.
Наша экономика очень открыта для внешнего влияния. Я недавно был в Китае и увидел, как много делают китайцы для защиты своего юаня. И поэтому США боятся КНР. У нас же действует совершенно устаревшая модель экономки. Финансовый поток внутри страны не замкнут, а направлен на США и Европу. Значит, в этой сфере мы беспомощные и не можем противостоять финансовой войне против России.
Поэтому нам надо принимать чрезвычайные меры, чтобы создать национальную независимую финансовую систему. Пока же мы вступили в ВТО, и у нас упал рост ВВП, закрылись некоторые заводы, страдает сельское хозяйство.
Не надо пугать людей словом «мобилизация». Это означает всего лишь закрытие «дыр», через которые уходят наши деньги за рубеж.
– Готовы ли люди терпеть неудобства?
– Мобилизационная экономика означает поворот политики в сторону создания реального сектора, новую индустриализацию. Надо перекрыть канал вывоза капиталов из страны. Я не думаю, что от этого будет падение жизненного уровня.
На мой взгляд, недовольство может быть только в трех городах: Москве, Санкт-Петербурге и Екатеринбурге. Они, в некотором смысле, форпосты западного образа жизни. Вся остальная Россия живет бедно, с большой долей натурализации личного хозяйства.