15 января премьер-министр России Дмитрий Медведев провел совещание по экономическим вопросам, на котором обсуждались меры по оживлению реального сектора российской экономики, которая находится в состояния рецессии.
Глава правительства сообщил, что одной из предполагаемых мер станет предоставление триллиона рублей Агентству по страхованию вкладов в виде федерального займа для развития кредитования реального сектора. На эти средства АСВ оплатит выпуск субординированных облигаций банков. Что, в свою очередь, позволит им открыть кредитные линии для субъектов хозяйствования, представляющих приоритетные отрасли экономики. В первую очередь, это предприятия агропрома, обрабатывающей, химической, пищевой промышленности, машиностроения, транспорта, связи, строительства.
Премьер подчеркнул, что «эти деньги не должны идти на санацию проблемных банков (о чём мы договаривались), они именно предназначены для расширения кредитования». Однако, анализируя представленную модель рефинансирования промсектора, трудно отделаться от ощущения, что ее авторы немного лукавят. На этот раз кабинет министров-монетаристов совершил изящный маневр, вовсе не отказываясь от поддержки финансового сектора, который в очередной период экономического обострения вновь рискует превратиться в «черную дыру» для российской экономики. Правда, на этот раз, в отличие антикризисных мер первой волны (в 2008-2009 годах) правительство Медведева решило не раздражать широкую общественность потаканием финансовым аппетитам представителей банковского сектора.
Напомним, во время кризиса 2008-2009 годов ЦБ и правительство вливали триллионы рублей для «спасения» отечественных финорганизаций. Причем на весьма льготных условиях, включая беззалоговые кредиты. Естественно, банкиры и не думали тратить полученные средства на такие «пустяки», как рефинансирование промышленности. Заемные рубли тут же попадали на валютный рынок, конвертировались в доллары и выводились за рубеж.
В результате кредит российским промышленникам в последние годы в среднем обходился в в 12% годовых, в то время как в Канаде их конкуренты могли рассчитывать на куда более дешевые деньги (под 2%), а в еврозоне и того меньше (от 1,45% до 2,5%). А условия кредитования для китайских производителей были вдвое выгоднее, чем для российских коллег.
Власти приняли решение, чтобы АСВ выступило в качестве промежуточного звена, отмечает заместитель директора Центра политической информации Алексей Панин.
– Агентство оплатит выпуск банками субординированных облигаций, что означает, что банки берут у него деньги в долг.
– А те, в свою очередь, предоставят займы нуждающимся предприятиям. Получается удвоение кредитной нагрузки для реального сектора. Зачем нужен посредник в лице АСВ, который способствует росту процентной ставки?
– С другой стороны, банки по такой схеме получают дополнительную возможность заработать. Потому что они привлекут деньги под меньшую ставку, а отдадут предприятиям по более высокой.
– То есть, по счетам за финансовый банкет, который правительство устраивает банкирам, опять будут платить все те же предприятия реального сектора…
– Это неоднозначный вопрос. Правительство пытается стимулировать не только деятельность реального сектора, но и банковского.
– Еще одна из деталей, в которых «кроется дьявол» – под какой процент банки будут брать в долг у АСВ. Ключевую ставку ЦБ мы знаем -17%, она имеет фактически запретительный характер.
– В законе о промышленной политике, который был принят в конце прошлого года, есть положение о субсидировании процентных ставок для предприятий реального сектора. Я согласен с тем, что инициатива правительства пока еще слишком сырая. Много деталей неизвестно. Поэтому получается «гадание на кофейной гуще». При этом уже сейчас можно предположить, что большинство участников рынка сами не станут обращаться за кредитами в текущих реалиях. А остальным банки просто не дадут денег в силу их нерентабельности. В последнее время монетарные власти очень серьезно подняли планку по одобрению по выдаче кредита.
Здесь получается «вилка». Если деньги будут направлены в госбанки, то это рискованно. Потому что до последнего времени они не справлялись со своей функцией по финансированию реального сектора. Чуда, видимо, не произойдет и на этот раз. Когда мы говорим о коммерческих банках, то повлиять на их политику с помощью административных рычагов в условиях рыночной экономики достаточно сложно. Заставить частные банки не переводить деньги в валюту, а фондировать их в низкорентабельный реальный сектор будет сложно.
Достаточно сказать, что интересных перспективных проектов с понятной окупаемостью просто нет. Поэтому, честно говоря, я не очень высоко оцениваю эффект от этой инициативы правительства. Еще менее понятно, как она будет работать на практике.
– АСВ ужесточает требования к банкам, а кабинет Медведева предупреждает, что выбрасывать миллиарды на санацию аутсайдеров больше не намерено. Это правильная стратегия?
– Среди выставляемых АСВ условий – увеличение кредитного портфеля не менее чем на 12% в течение трёх ближайших лет. На мой взгляд, это опять же странно. Нельзя заставлять банки выдавать кредиты лишь бы кому, если существует высокий риск их невозврата в результате экономического спада. Банки надо не заставлять, а стимулировать и создавать для этого соответствующие условия. И потом, как банки наказывать за невыполнение этого требования? Не приведет ли это к тому, что кредитные организации просто будут фальсифицировать свою финансовую отчетность? Или выдавать средства заведомо ненадежным заемщикам (как правило, аффилированным с топ-менеджментом банков лицам). По большому счету, это может привести к стимулированию банковских махинаций.
– Ограничение роста зарплат сотрудников, вознаграждения членам совета директоров, правления и другие способы «бить рублем» неэффективных менеджеров, способны оздоровить банковскую систему РФ?
– Это вполне логично. Другое дело, если коммерческий банк вполне успешен, то какие основания имеет регулятор для ограничения выплаты дивидендов акционерам. Все-таки многие банки у нас публичные. И объем выплачиваемых дивидендов напрямую влияет на интерес со стороны инвесторов с точки зрения сохранения или наращивания своих пакетов. На мой взгляд, настоящее стимулирование экономики имеет мало общего с тотальной зарегулированностью.
– Может, стоило бы предпочесть механизм субсидирования ставок для предприятий реального сектора со стороны государства?
– На этой тему ведется фундаментальная дискуссия. У этого механизма есть как плюсы, так и минусы. Главное, что следует предпринять, это ограничить возможности по обороту валюты. То есть закрывать те валютные «кормушки», которые дестабилизируют экономику. В остальном при прочих равных следует делать ставку на кредитование реального сектора промышленности.
Ведущий научный сотрудник экономического факультета МГУ Андрей Колганов напоминает, что в мировой практике есть опыт по созданию агентств, которые занимаются кредитованием приоритетных направлений развития.
– Меня только смущает, почему в этом качестве было выбрано Агентство по страхованию вкладов, у которого немного иной «функционал». Возможно, это объясняется тем, что здесь есть база данных, связанная с оценкой надежности кредитных организаций.
– Но определение надежности это одно, а субординированность (степень целевого расходования выделяемых средств) это немного «из другой оперы».
– Пока правительство в деталях не расскажет бизнес сообществу, да и широкой общественности в целом, как это будет функционировать, сложно дать оценку этому мероприятию. В принципе, эта затея может оказать благотворный эффект на подъем реального сектора. Но будет ли этот механизм организован так, как надо, я пока не знаю.
– Какой процент будут выплачивать банки по облигациям АСВ?
– Это одна из тех неясностей, о которых я говорил. Добиться положительного результата можно, если соблюсти целый ряд требований, связанных с прозрачностью в отборе проектов и контролем над движением финансовых потоков.
– Какие еще сдерживающие факторы помимо нехватки финансовой ликвидности тормозят российский реальный сектор?
– В условиях ВТО наши протекционистские возможности ограничены. С другой стороны, некоторое конкурентное преимущество появляется у наших экспортеров вследствие курсового ослабления рубля. Самая большая проблема заключается в том, что наши предприятия даже в высокотехнологических отраслях низкорентабельны.
– С чем это связано?
– Дорогой кредит, высокие тарифы на продукцию естественных монополий. А при низкой рентабельности у предприятий просто не шансов подняться. Вследствие нехватки средств на коренную технологическую модернизацию. Эти средства могут быть закачаны только извне. Должны быть крупные инвесторы, которые возьмутся за реализацию высокотехнологичных проектов в целях модернизации экономики. Это либо государство, либо банки, либо корпорации. Последние отрезаны от внешнего финансирования в условиях санкций.
В таких условиях можно пойти на определенный риск и выпустить внутренние долгосрочные инструменты, за счет которых будут финансироваться эти предприятия.
– О каких инструментах идет речь?
– Это те же самые целевые облигации, которые будут обращаться только в рамках самого проекта технологической модернизации. Но это довольно рискованная мера. Потому что может привести к резкому росту задолженности. Этот проект может иметь проект только в том случае, если он действительно обеспечит резкий рост высокотехнологичного производства (в первую очередь, ориентированного на экспорт).
– Внешнеторговый маневр для России сейчас по известным причинам ограничен.
– Зато у нас есть евразийское экономическое пространство. Плюс есть рынки БРИКС и других стран, которые для нас целиком не закрыты. В принципе мы могли бы повышать емкость внутреннего рынка. Особенно, если мы будем вытеснять импортное оборудование.
По закону о развитии промышленности на территории РФ предполагается создание индустриальных парков и промышленных кластеров. Но все это можно осуществить лишь при наличии надежной схемы финансирования. Грубо говоря, чтобы деньги не были разворованы. Плюс необходима четкая и некоррумпированная схема селекции проектов.
Чиновники часто говорят: «мы бы дали деньги, но нет эффективных проектов». Потому что в их понимании «эффективный проект» должен иметь рентабельность 40-60%. А таких проектов в России действительно нет. Потому что слишком велики риски для частных инвесторов. Это связано и с внешнеэкономической нестабильностью, и с нестабильностью внутреннего финансово-экономического законодательства (налогового, таможенного и так далее). Я уже не говорю про коррупционные риски и рейдерство. Это как в советском анекдоте «здесь всю систему менять надо».
Заместитель председателя комитета Госдумы по промышленности Павел Дорохин признался «СП», что не понимает, как будет работать механизм по реанимированию реального сектора экономики, который предлагает кабинет Дмитрия Медведева.
– Я считаю, что это непрозрачная схема. Мы, депутаты предлагали поступить иначе и прописали алгоритм действий в закон о промышленной политике. Он предполагает создание отраслевых инвестиционных фондов под эгидой правительства (Минпромторга). Любые банковские нормативы превращают взятие кредита в неподъемную задачу. Так вот, минуя эти нормативы, отраслевой фонд обязан кредитовать под низкий и конкурентоспособный (по сравнению с ведущими странами) процент переоснащение промышленных предприятий. Что предполагает где-то 5% годов на срок до 10 лет. В этих целях предлагается использовать деньги Резервного фонда, размещенные за рубежом. Или остатки средств на бюджетном счете на начало очередного финансового года.
Наши конкуренты за рубежом кредитуют свои промышленные предприятия максимум под 5% годовых, а, бывает, и под 2-3%. Зачем нам изобретать велосипед, нужно просто позаимствовать эту модель у наших оппонентов, которые вводят против России санкции.
– Почему правительство Медведева решило проигнорировать подход, представленный в думском законе, и действует по-своему?
– К сожалению, наш орган исполнительной власти неоднороден. С одной стороны, в нем представлены люди, которые преследуют государственные интересы. С другой стороны, продолжает доминировать блок либеральных монетаристов, последователей Гайдара. Их в свое время учили, что только открытый рынок и сотрудничество с Западом выступает «столбовой дорогой» для российской экономики. Вот так мы и движемся – шаг вперед, два назад.
Вся наша банковская система создана не для того, чтобы поддерживать бизнес и промышленность. А, скорее, для обслуживания собственных интересов за счет валютных спекуляций на бирже и так далее. Если бы наша банковская система функционировала нормально, наши корпорации не брали бы кредиты за рубежом. Отсюда у нас такая утечка капиталов – свои средства в виде Резервного фонда мы вкладываем в американские казначейские обязательства под низкий процент. А собственные компании держим на сухом финансовом пайке. Заставляя их периодически выходить с протянутой рукой на международную банковскую «паперть».
К примеру, в Индии, Китае и Израиле — регулируемый валютный рынок. И только в России он «дикий».
– Что вы имеете в виду?
– Например, израильские предприятия до сих пор не могут выводить валюту за границу. В Индии аналогичное положение отменили только пять лет назад, когда они экономически поднялись. В Бразилии это произошло 10 лет назад.
– А если приходится закупать оборудование за рубежом, как расплачиваться?
– Строго по контрактам. И никаких «левых» банковских счетов. Потому что правительства этих стран заинтересованы в поддержании устойчивого валютного предложения внутри страны. Отсюда устойчивость валюты и экономики. А у нас с самого начала, когда к власти пришло правительство Гайдара, сразу разрешили свободный вывоз валюты за рубеж. В 1991-1992 годах это буквально «обескровило» нашу экономику.