В Париже хоронят журналистов и полицейских, погибших в ходе терактов.
Граждане России, как и подавляющее большинство людей мира, скорбят по погибшим, будь то наши коллеги-журналисты или стражи порядка, отдавшие свои жизни в конечном счете за свободу слова. Ничем нельзя оправдать насилие против журналистов и тем более убийство. Это — общечеловеческая позиция. Не случайно теракт в редакции Charlie Hebdo осудили кроме России и Запада самые разные страны, в том числе и мусульманские, например, Сирия, Турция, Иран.
Все так, но произошедшее во Франции требует не только оплакивания жертв, но теперь уже и более четкого ответа на все тот же вопрос: нужны ли границы у свободы слова, чтобы саму же свободу слова не компрометировать? Да, нужны. Свобода слова не синоним беспредельного права на оскорбления. Что стало бы с любым французским карикатуристом, вздумай он высмеивать Холокост, геев или, скажем, своих же полицейских, которые в поисках братьев Куаши, толпясь, неуклюже сползали с травяного склона. Невозможно себе этого представить!
То есть границы нужны, ведь свобода не беспредел. Тогда зачем настаивать на праве избирательно оскорблять чужую культуру? Если в Европе теперь уже позволительно ни во что не ставить своих святых, то значит ли это, что так же можно поступать и с чужими? Но позвольте, допустим, вы даете подзатыльники своим детям. Значит ли это, что вам позволено так же воспитывать и чужих?
Или пример еще попроще. Кому-то как свободному человеку нравится справлять нужду мимо унитаза. У себя — сколько угодно, но настаивать на таком своем специфическом «праве» в гостях? Как-то не очень.
Скажут, что французы у мусульман в Европе не в гостях. Тоже вопрос. Французы мусульман-то к себе пригласили. И не просто пригласили, а раздали французские паспорта, миллионы французских паспортов! У их обладателей уже внуки и правнуки пошли. А Франция теперь — словно коммунальная квартира. Откроешь дверь в соседнюю комнату — и уже в гостях. Другая культура и другие святые.
Одна из французских книжек для детей 6-9 лет — «Что такое добро и зло?» Издана и на русском. Автор — Оскар Бренифье, директор Парижского института практической философии. Книга — бестселлер. Издана на 30 языках. В простых словах формулирует детям и их родителям базовые основы светской этики: «Должен ли ты говорить все, что думаешь? Нет, потому что так можно кого-нибудь обидеть».
Я имею право говорить все, потому что у нас демократия. Да, но значит, ты можешь болтать все, что только в голову взбредет? Разве мы говорим лишь для того, чтобы говорить? Разве не нужно подумать перед тем, как что-то сказать?
Но если это и есть социальная норма, то почему уже 14 января скандальный французский еженедельник вновь вышел с оскорбительной для полутора миллиардов мусульман карикатурой на пророка Мухаммеда? Да еще миллионными тиражами. Прибыль проекта — более 10 миллионов евро. Но ведь не за деньги же? Публикацию осудили Иран, афганские талибы, а Турция блокировала сайты с этими карикатурами. 19 января в Чечне — полумиллионный марш против таких карикатур.
Когда в Лондоне хоронили принцессу Диану, многие англичане в длинной очереди на прощание говорили журналистам о своем чувстве вины за роковую автокатастрофу, ведь водитель принцессы на бешеной скорости по привычке спасался от папарацци, которые преследовали Диану на каждом шагу, а публика, покупая желтые таблоиды с ее фотографиями, невольно оплачивала бесконечную травлю своей любимицы. А сейчас?
Все ли французы, написавшие на своих ладонях «Я — «Шарли» и поощрившие тем самым публикацию новых карикатур, уверены, что не будут однажды тоже испытывать чувство вины в случае, если кто-либо из полутора миллиардов мусульман вдруг опять решит пожертвовать собой во имя Всевышнего и зайти в уже известную редакцию? Зачем провоцировать? Ради чего? Конфликт цивилизаций? Тогда что в этом конфликте — победа?
Старик Ле Пен во Франции уже сказал: «Простите, но я не «Шарли». При этом он обвинил журналистов скандального еженедельника в анархо-троцкизме и провокациях.
Допустим, так, но даже при таких оценках позволительно ли убивать журналистов? Казалось бы, вопрос риторический, но на практике ответ неоднозначный.
Или вот тоже вопрос из такого же ряда: можно ли сбивать гражданские авиалайнеры с сотнями пассажиров на борту? Думаете, тоже нельзя? Оказывается, американцам можно — и журналистов убивать, и авиалайнер грохнуть.
В 1988 году американцы сбили гражданский аэробус. Все 290 человек, находившиеся на борту, погибли. Это был знаменитый иранский рейс 655 Тегеран — Дубаи. Над Ормузским проливом с американского крейсера Vincennes в аэробус А-300 была запущена ракета «земля-воздух». Прицельно. Бывший тогда вице-президентом Джордж Буш-старший заявил: «Я никогда не буду извиняться за Соединенные Штаты Америки, несмотря ни на какие факты». Тогдашний президент США Рейган отреагировал еще более цинично. Пуск ракеты по пассажирскому авиалайнепру он назвал «правильными оборонительными действиями».
Интерпретации на Западе могут быть любыми, но всегда в собственных интересах. Это похоже на жонглирование: сейчас черный шар в руке — и тут же белый. Какой нужно, такой цвет в оценках и будет.
В таких играх и журналистов можно убивать. Например, российских, если в них прицельно стреляют украинские каратели. Что, западные политики построились в знак протеста в шеренгу? Хоть какая-то политическая партия там вывела в знак протеста людей на площади? Да нет! Так что можно убивать журналистов. Классический пример — бомбардировка Югославии Соединенными Штатами Америки.
23 апреля 1999 года американские «Томагавки» были прицельно запущены в белградский телецентр. Все 16 тележурналистов, занятых в трансляции ночного выпуска новостей, убиты на месте. Никто в Западной Европе тогда ни на какой марш не вышел. Более того, оправдывая уничтожение телецентра и 16 журналистов, американцы заявили, что это была «законная цель», поскольку наши белградские коллеги якобы занимались «пропагандой».
К слову, белградское телевидение тогда лишь развенчивало натовское вранье, что оправдывало бомбардировки. Натовцы врали, что белградский стадион превращен в концлагерь, а телевизионщики показывали пустой стадион. Натовцы врали про пустующие площади и улицы Белграда в ходе бомбардировок, а телевизионщики показывали живой щит из полных народа площадей и цепочек людей на белградских мостах. Но достаточно объявить неудобную позицию журналистов «пропагандой» — и можно убивать. Выходит, что так.
Я — не «Шарли», но против убийства журналистов и в то же время против публикации провокационных карикатур. Да и вообще в России с этим четко. Было когда-то два случая в Волгоградской области, почти 10 лет назад в местных газетках, но одну власти тут же закрыли, а другую частный издатель сразу перестал издавать сам. Уголовная статья 282 — «за разжигание религиозной и национальной розни» — у нас действует. Да дело даже и не в статье. Православные и мусульмане в России веками вместе бок о бок. Религиозных войн, в отличие от Европы, слава Богу, у нас не было.
Положительный опыт выработал в нас такт, который не позволяет публиковать карикатуры на чужих святых. Не в ущерб свободам. Да и Роскомнадзор предупреждение по поводу карикатур вынес. На всякий случай. Для непонятливых.
О начале намаза скаченный в Интернете призыв муэдзина оповещает через колонку. Пять раз в день все правоверные мусульмане парижского пригорода Нуази-ле-Гран приходят в социальное общежитие — молиться здесь французский закон запрещает, но другой мечети, кроме этой, подпольной, в Нуази-ле-Гран нет.
Под молельную комнату отвели первый этаж. На втором живут прихожане. Здесь же, над мечетью, сушат свое белье. В день, когда вышел первый после теракта номер Charlie Hebdo, местный имам направил в Liberation просьбу: не продавать журнал в мусульманских районах, чтобы избежать потасовок. Ему отказали.
«Когда они говорят «Я — «Шарли», они выступают за свободу. Но при этом они ограничивают нас в свободе исповедовать ислам. Да, мы практикующие мусульмане, но мы и французы. Франция должна принять своих граждан такими, какие мы есть. Мы работаем, платим налоги, нас нельзя не замечать», — уверен имам подпольной мечети Нуази-ле-Гран Юне Буауб.
Мы вас заметили, скажет новый главный редактор Charlie и сообщит, что журнал перевели на арабский. В Пакистане, Иране, Ираке, Египте — погромы. В Нигере сожгли восемь церквей. Олланд после этих событий снова скажет о духе свободы. Пригороды Парижа, где живут исключительно мусульмане, в это время — на грани срыва.
«Не нужно быть мусульманином, чтобы это понять: для них это — баловство, приключение. Но они провоцируют, разжигают вражду и ненависть. Это — путь в никуда, нужно остановиться», — считает Энис Шабшуб, староста Мусульманского совета Нуази-ле-Гран.
Но с обложки Charlie Hebdo снова смотрит Пророк: зеленый фон, борода и белые одеяния. Мухаммед плачет и держит табличку «Je suis Charlie». Исламский совет Парижа назовет это очень изощренной издевкой. Но французский закон продавать журнал действительно не запрещает.
«Я не «Шарли». Там, где начинается свобода одних, заканчивается свобода других. В Charlie Hebdo, видимо, не понимают истинного смысла слова «свобода», как и братья Куаши этого не понимали. Charlie Hebdo — провокаторы. Они спровоцировали убийство, а братья Куаши это убийство реализовали. И все потому, что одни вольно трактуют термин «свобода», другие вольно трактуют Коран», — отметил житель Нуази-ле-Гран Аднан Лежми.
В прошлом советник Жака Ширака, знаменитый во Франции евроскептик, один из первых французов-немусульман сказал: «Я не «Шарли». Иван Бло помнит, как после смерти де Голля Charlie Hebdo попросили не рисовать пирушку в аду. В издании отказались. Свобода слова здесь ни при чем — это типичная провокация.
«Я сознательно не выходил на марш скорби. Многие шли и думали, что они тем самым выступают против террора, но нет, это был марш за вседозволенность, марш против совести и уважения», — отметил Иван Бло.
Восемь страниц вместо привычных 16. Коллектив редакции тоже сократился ровно в два раза — новый выпуск Charlie Hebdo готовили 6 человек — остальных застрелили.
Концепция Charlie не меняется. Карикатуры нарисовали на общереспубликанский марш скорби: располневшая Меркель и странного вида Олланд. И на убитых друзей: грустный Стефан Шарбонье, застреленный главный редактор, на небесах утешается тем, что после кровавой бойни журнал хорошо покупают.
Тираж газеты увеличили в 50 раз. Вместо 60 тысяч копий впервые в истории Charlie Hebdo — три миллиона. Чтобы успеть, сатирический журнал печатают во всех типографиях Парижа.
Вместо двух евро разрекламированный Charlie Hebdo продают по новой цене — три евро за номер. Гигантские очереди и таблички «Шарли раскупили». Ажиотаж не спал и сейчас — журнал продолжают печатать. Тираж увеличили сначала до пяти миллионов, потом до семи, то есть в сто раз. Совет мусульман просит «остановить вакханалию». Министр юстиции Франции Кристиан Тобира ответила во время похорон карикатуриста Вернака.
«Мы можем рисовать все что угодно, включая Пророка, потому что во Франции Вольтера и непочтительности мы имеем право надсмехаться над религией. Да, именно право. Потому что право — это и есть демократия, а демократия — сфера закона», — заявила Тобира.
Журнал заработал 21 миллион евро. Как говорят те, кто Charlie Hebdo себя не считают, заработал на смерти и исламе. Ровно за сутки до похорон экс-главреда в газете Le Nouvel Observateur один из основателей Charlie Hebdo, известный в журналистских кругах Анри Руссель, пишет ему письмо. «Сделай мне больно, Шарли», — Руссель обвиняет во всем самого Шарбонье и приводит слова расстрелянного карикатуриста Волински. В 2011-м он просил не печатать Пророка — тогда вышел первый издевательский шарж — закончилось все поджогом редакции.
«Я считаю, что мы просто не отдаем себе отчет в том, что делаем. Мы — дураки, которые непонятно ради чего рискуют. Вот и все. Мы думаем, что с нами ничего не случится. Годами, десятилетиями мы занимаемся провокацией, и однажды она обернется против нас. Не надо этого делать», — уверен Руссель.
Основателя сатирического журнала просили оставить в покое погибших и в день похорон пожалеть чувства близких, но он ответил в духе Charlie Hebdo: вы ратовали за свободу, я тоже печатаю то, что хочу.
Как и Charlie, ни один французский журнал от публикаций шуток над пророком Мухаммедом так и не отказался. Вместо традиционного для мусульман «Аллах акбар» газеты одна за другой перепечатывают «Шарли» акбар», что можно перевести «Шарли» велик».
«Очень сожалею, но мусульмане, слава Богу, не могут запретить нам смеяться и самовыражаться. Это им, а не нам надо поменять позиции, сказать, что все это ерунда, что можно нормально повеселиться. Ислам — французская религия, и мы можем над ней смеяться, как и над остальными», — отметил Оливье Рансон, карикатурист газеты Le Parisien.
Рядом с редакцией тем, кто смеялся, появится памятник — поломанный карандаш. Макет уже создан.
Все, что хоть как-то связано с Charlie Hebdo, охраняют полиция и военные. Невзрачное здание. Дом №10 по улице Николя. Снимать здесь запрещено. Ни вывески, ни таблички — так было всегда. Charlie Hebdo много раз угрожали. Журналисты, оставшиеся в живых, сюда снова вернутся, как уже возвращались после поджога.
Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов