Рынок не существует без его государственного регулирования точно так же, как дорожное движение — без контроля за соблюдением его правил. Еще Рузвельт говорил, что коммунисты безопасны для капитализма, так как его могут уничтожить лишь сами капиталисты в том случае, если государство даст им волю.
Рузвельт явно не мог представить себе возвращения к этой ситуации, характерной еще для 20-х годов прошлого века (и приведшей к Великой депрессии), однако глобализация воплотила этот кошмар в жизнь. Создав за счет предельного упрощения коммуникаций глобальный рынок, она подняла уровень действий бизнеса на надгосударственный, принципиально недоступный для государственного регулирования уровень. Межгосударственное же регулирование глобального рынка, как показала практика, невозможно: как в силу бюрократической инертности и противоречивости интересов государств, так и, главное, из-за принципиального нежелания каждого государства ограничивать «свои» глобальные монополии, рассматриваемые им как потенциальный инструмент своего влияния.
Однако главным во взаимодействии глобального бизнеса и государств является все же бизнес, в целом определяющий политику большинства национальных элит развитых стран. Ведь масштаб деятельности, а главное – гибкость и возможность концентрировать ресурсы глобальных монополий качественно превышает аналогичные возможности государств, включая США. Глобальный бизнес просто масштабней и сильней национальных бюрократий: после уничтожения Советского Союза именно он стал ключевым фактором мирового развития и главный действующим лицом мировой истории.
При этом его ненаблюдаемость (так как в реальности глобальные корпорации часто являются всего лишь внешними и частичными проявлениями крупных финансовых групп) служит одним из источников его власти и неуязвимости. Невозможно регулировать деятельность того, чего не видишь, — как невозможно регулировать и то, что намного масштабней вас.
Регулирование бизнеса остается национальным, и бизнес, став глобальным, выскользнул из-под контроля государств и стал их невидимым и неформальным, но жестким властелином.
В результате глобальный бизнес обрел ту самую свободу, которая, по Рузвельту, одна может уничтожить капитализм.
Фундамент капитализма – частная собственность, причем именно на средства производства, на базе которых складывается новый по сравнению с предшествовавшими формациями феномен – капитал.
Исчерпание и изживание рыночных отношений проявляется прежде всего в исчезновении частной собственности на главном, наиболее передовом уровне современного бизнеса: в глобальных корпорациях. Их акционеры практически не могут влиять на действия топ-менеджеров — и, боле того, как правило, и не хотят этого делать. А без управления частной собственности не существует в принципе: это уже что-то совершенно другое, еще не изученное наукой.
На поверхности же суть нынешнего кризиса мировой экономики заключается в том, что глобальные монополии загнивают, загоняя мир в глобальную депрессию — состояние, при котором всем не хватает денег. Государства удерживают свои экономики на грани срыва в глобальную депрессию раздачей денег, что ведет к угрожающему росту заведомо безвозвратных долгов. И раздача даровых денег, и безвозвратные долги полностью противоречат фундаментальным основам рынка: то, что сложилось в последние два десятилетия на глобальном уровне, уже является не совсем рыночными отношениями.
Весьма существенно и то, что информационные технологии намного производительней индустриальных, и их распространение сокращает количество людей, нужных для производства потребляемых человечеством благ (включая нематериальные). Соответственно, возникают «лишние» люди, слишком много потребляющие и мало производящие, и глобальный бизнес (который, в отличие от государства, не имеет социальных обязательств даже перед развитыми обществами) из экономии начинает беспощадно урезать их потребление.
А это — уничтожение того самого среднего класса развитых стран, на спросе которого основана вся современная рыночная экономика: без его спроса сложноструктурированные рынки в значительной степени выродятся в вульгарную раздачу пайков.
Выход из кажущейся тупиковой ситуации вырождения привычных рыночных отношений и исчерпания ими своих возможностей, который нащупывается современным человечеством, заключается в надстраивании рыночных отношений обмена принципиально новым уровнем уже не рыночного, но технологического господства.
На этом уровне владелец современной сложной технологии контролирует ее потребителей просто потому, что они используют его технологию. Это касается не только программного обеспечения и систем связи, но и, например, такой вроде бы традиционной сферы, как производство продовольствия (так как свои семенные фонды имеют до двух десятков стран, а свое племенное животноводство — и того меньше, и без регулярных поставок семян или генетического материала для поддержания семеноводства урожаи даже не модифицированных генетически сортов упадут весьма быстро).
Если раньше деньги были символом богатства, влияния и успеха, то теперь такими становятся технологии: это незримое, не оформленное в явном виде, не провозглашаемое на площадях и не фиксируемое в законах, но исключительно жесткое господство. Участники рынка по-прежнему с воодушевлением зарабатывают деньги, — но лишь там, таким способом и в той мере, в которой позволяют им это делать владельцы новых, интегральных средств производства — технологий.
Эта система пока еще не тотальна, она всего лишь складывается, и ее окончательные очертания и правила еще не вполне ясны. Не вызывает сомнений, что она будет весьма неустойчивой, так как большинство глобальных рынков в ходе развития мирового кризиса распадутся на крупные региональные, недостаточные для сохранения на рыночной основе многих сложных и дорогих технологий, в том числе и жизнеобеспечения (а это не только канализация, но и, например, быстро обновляемые антибиотики).
Однако этот новый мир, пусть даже еще и не оформившийся окончательно, уже живет в нас: деньги быстро теряют значение, уступая технологиям.
У современной России есть (и то пока) лишь деньги — и системное отсутствие главного ресурса господства в самом близком будущем является значительно более страшной угрозой для каждого из нас, чем экономический спад и коррупционно-либеральное безумие власти.
Михаил Делягин — директор Института проблем глобализации, д.э.н., издатель журнала «Свободная мысль» (до 1991 – «Коммунист»).