27 июля с мировых товарных площадок пришла очередная порция информационного негатива для экономики РФ. Нефть марки Brent подешевела до $53,7 за баррель. Участники российского валютного рынка оперативно отреагировали, вступив в игру на понижение рубля. Как следствие, рубль продемонстрировал самое впечатляющее за последние четыре месяца падение относительно доллара и евро. В понедельник национальная валюта опустилась по отношению к доллару до уровня в 59,867 рубля (максимум с 23 марта), а евро, подорожав на более чем два рубля, добрался до отметки в 66,276 рубля (максимум с 16 марта).
Российским властям становится всё труднее скрывать свою озабоченность по поводу перспектив российской экономики, несмотря на попытки сохранять невозмутимость по этому поводу. Так, пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков признал, что Кремль и российские ведомства с «пристальным вниманием наблюдают за изменениями цен на нефть». При этом он предложил не делать «скоропалительных» выводов, поскольку, по словам Дмитрия Пескова, «динамика достаточно неустойчивая и временами разнонаправленная».
С последним тезисом, пожалуй, трудно поспорить, если абстрагироваться от того факта, что по итогам 2013-го средняя стоимость нефти сорта Brent составляла $109 за баррель. Что в два раза больше по сравнению с текущим показателем.
Глава МЭР Алексей Улюкаев также поспешил успокоить российскую общественность, заявив, что резких скачков рубля в 2015 году не будет. Правда, нечто подобное мы слышали накануне девальвации нашей валюты в конце прошлого года. Когда произошло двукратное ослабление обменного курса рубля по отношению к ведущим мировым валютам.
Оценки аналитиков банка Morgan Stanley, прогноз которых в конце прошлой недели опубликовало агентство Bloomberg, тоже не сулят радужных перспектив. По их мнению, уже в этом году может начаться трехлетний период затяжного падения цен на нефть, который повторит сценарий 1986 года. Когда перепроизводство «чёрного золота» обрушило рынок до уровня $10 долл. за баррель (примерно $20 за баррель по нынешнему курсу).
Насколько реалистичны столь катастрофические прогнозы?
Гендиректор Института национальной энергетики Сергей Правосудовне исключает сценарий «нефтяного шока» для российской экономики.
— Теоретически, разумеется, возможно всё. Но в долгосрочном плане цена на нефть в районе $30−40 за баррель едва ли сможет продержаться больше года. За это время с рынка будут выбиты низкорентабельные проекты по добычи нефти. В первую очередь, в тех же США. Это означает уменьшение предложения на рынке, что автоматически скорректирует спрос в сторону увеличения. В итоге, будет достигнута новая ценовая точка равновесия.
— Какие факторы играют определяющую роль в формировании стоимости нефтяной «бочки»?
— Первый — предложение. Механизм работает просто — дорогая нефть будет «выбиваться» с рынка, что мы видим на примере США, где уже сегодня сокращается добыча. Вторая переменная, которая может повлиять на предложение, — ситуация на Ближнем Востоке. В Сирии или Ираке положение трудно назвать стабильным — там война. Но пока основные нефтяные промыслы ею не затронуты. Если все же затронет — это очень сильно ударит по предложению, что приведёт к росту стоимости «чёрного золота».
Второй фактор — потребление жидких углеводородов. Сейчас много говорят о замедлении китайской экономики. Но нужно учитывать, что КНР становится мировым лидером по производству автомобилей. Больше всего машин на планете сейчас продаётся в Китае.
— Китайцы, как известно, активно переводят автомобили на газовое топливо…
— Это связано с плохой экологической ситуацией в китайских городах вследствие превалирования угольной энергетики. Поэтому в Китае получает всё большее распространение газ в качестве экологически чистого моторного топлива. Однако в общем объёме выпускаемых автомобилей машины на газе составляют не более 20%. Все остальные ездят на бензине и дизеле.
Плюс нельзя забывать такие страны как Индия, которые имеют огромное население и, соответственно, ёмкий внутренний рынок.
— Рост потребления энергоносителей в этих странах может компенсировать возвращение Ирана на мировой рынок углеводородов?
— Это ключевой вопрос. Неизвестно, сколько нефти Иран сможет выбросить на рынок в среднесрочной перспективе. В этой стране госмонополия на добычу углеводородов. Пока неизвестно, в каком состоянии находятся заброшенные промыслы, и есть ли возможность их быстро реанимировать. Конечно, если Тегеран пойдёт на либерализацию сырьевого сектора, допустит иностранные компании к разработке месторождений, то в течение нескольких лет сможет очень серьёзно нарастить добычу. Произойдёт ли это — пока никто не знает.
Кстати говоря, непонятно, когда реально будут сняты санкции с энергетического сектора Ирана. Американцы настаивают, что этот процесс может растянуться на 10 лет. И то, они посмотрят, будет ли Тегеран «хорошо себя вести». При этом власти Ирана почти сразу же подтвердили, что будут, по-прежнему, поддерживать всех врагов США на территории Ближнего Востока: и Башара Асада в Сирии, и йеменских повстанцев. А также занимать активную позицию по иракскому вопросу.
Не думаю, что американцы дадут возможность Ирану продавать больше нефти, если вырученные деньги пойдут на указанные цели.
— Замедление темпов роста мировой экономики приводит к падению цен на нефть. В отличие от снятия с Ирана нефтяного эмбарго это объективная реальность.
— Утверждение, в целом, справедливое, но есть важный нюанс. Раньше значительная часть нефти шла на выработку электроэнергии, которая нужна не только рядовым гражданам, но и промышленным предприятиям. Чем больше последние производят продукции, тем больше они приобретают электроэнергии. Но сегодня лишь незначительная часть добываемой в мире нефти используется в целях производства электроэнергии.
— А как же грузовые автоперевозки (бензин), авиасообщение (керосин), грузовые морские перевозки (дизельное топливо)? Не говоря уже о том, что газ (цена которого на спотовом рынке привязана к нефтяным ценам) используется и в химической промышленности, и в электрогенерации…
— Трудно отрицать, что объём перевозок грузов, а, значит, и потребность в углеводородах, связаны с промышленным производством. Таким образом, экономический спад провоцирует снижение цен на энергетическом рынке.
— Кто из основных мировых игроков может быть заинтересован в его обвале по образцу 1986 года?
— По моим ощущениям, американцы были не против снижения цен на нефть в последние годы. Видимо, в Вашингтоне рассчитывали, что это приведёт к быстрой смене власти в трёх странах: в России, в Иране и в Венесуэле. Однако поставленной цели не удалось достичь так быстро, как хотелось бы США. Поэтому они ввели экономические санкции против России, а Иран, наоборот, заманивают с помощью энергетического «пряника».
Конечно, американцы будут и дальше пытаться раскачивать российскую государственную «лодку» с помощью «подручных средств». Чтобы обрести экономическую устойчивость, нашему правительству пора заняться диверсификацией экономики, а падение цен на углеводороды использовать в этих целях. Строить новые современные нефтеперерабатывающие производства на территории РФ, предприятия нефтехимической промышленности. Например, восточный проект Газпрома предполагает, что в Амурской области будут построены газоперерабатывающие и газохимические комплексы.
В свою очередь, санкции подстегнут работу по импортозамещению. Предприятия Газпрома для производственных нужд закупают до 95% продукции российского производства. У нефтяников ситуация гораздо хуже. Но они не смогут долгое время игнорировать санкционные реалии. Просто Газпром пострадал от ограничительных мер ещё в начале 1980 гг. Когда в ходе строительства трубопровода «Уренгой-Помары-Ужгород» американцы запретили своим компаниям поставлять в СССР газоперекачивающие агрегаты. Так что наш газовый холдинг был изначально готов к тому, что такое может произойти.
Нефтяники же расслабились, думали, что всё можно купить на открытом рынке. Сейчас им придётся искать российских поставщиков, активно инвестировать в развитие их производств.
Ведущий аналитик Фонда национальной энергетической безопасности Игорь Юшков считает, что основным фактором ценообразования на энергетическом рынке выступает состояние финансового сектора.
— Например, когда в 2008 году упали цены на нефть, в мире не было никаких резких изменений в производстве или потреблении энергоносителей. То есть, баланс спроса и предложения остался прежним, а цены упали, причём существенно.
— Это связано с тем, что лопнул «мыльный пузырь» на ипотечном рынке спекулятивного капитала, который возник в США благодаря использованию банками так называемых деривативов?
— Совершенно верно. В тот момент игроки в панике начали выводить средства, в том числе с рынка нефтяных фьючерсов. С тех пор ключевым фактором стал уровень процентной ставки, устанавливаемой ФРС. Когда она повышается (деньги становятся дороже), денежная масса сокращается, и фьючерсы покупают меньше. Как следствие, последние падают в цене.
В прогнозе Morgan Stanley перечисляются все возможные факторы. При этом не указывается, каков удельный вес каждого в процессе ценообразования.
— Вы бы по-другому расставили акценты?
— Помимо сказанного, очень большое значение имеют события на Ближнем Востоке. Ситуация меняется стремительно: ещё на прошлой неделе Турция не участвовала в войне. А сегодня она уже ввязалась в противостояние с ИГ *. Мало того, Рабочая партия Курдистана заявила, что перемирие с Анкарой «утратило значение» после авиаударов турецких ВВС по позициям боевиков в Северном Ираке.
Это означает, что Иран наверняка не сможет проложить газопровод в Европу через зону конфликта (юго-восток Турции с курдским населением). Что касается нефти, то выход Тегерана из-под санкций означает обострение отношений между США и саудитами. На этот раз, в отличие от 1986 года, они находятся «по разные стороны баррикад». Министр нефти Саудовской Аравии открыто говорит, что Эр-Рияд будет играть против Вашингтона (для того, чтобы выбить с рынка сланцевые проекты).
— Бюджет Саудовской Аравии сводится без дефицита при цене $80 за баррель. Саудиты «играют» против стабильности собственной экономики?
— Учитывая наличие у них финансовой «подушки безопасности» под $800 млрд., они могут спокойно покрывать бюджетный дефицит из суверенных фондов лет 5−7. Впрочем, если Иран и дальше будет разжигать волнения среди саудовских шиитов (в регионах их компактного проживания находятся основные нефтегазоносные провинции), то Эр-Рияду придётся увеличивать расходы, как на безопасность, так и на социальные нужды.
— Это уже региональная «энергетическая геополитика». Глобально ситуация выглядит проще — экономический спад в мире провоцирует падение спроса на российскую экспортную «монокультуру», разве не так?
— Я бы не стал обобщать. Самое страшное это прекращение роста экономики КНР, которая потребляет львиную долю мировой нефти. Китай замедляется, и это всех пугает. С другой стороны, в Америке потребление нефти и нефтепродуктов только увеличивается.
— Нефти собственного производства, хотелось бы заметить, что принципиально важно…
— Это важная оговорка, но фиксированный импорт всё равно остаётся. Так или иначе, США показывают, что наличие собственной сырьевой базы — это никакое не «ресурсное проклятье», а конкурентное преимущество.
— Как отразится на состоянии нашей экономики резкое сокращение «нефтедолларового допинга»?
— Как заявляют в правительстве, российский бюджет сбалансирован, если баррель нефти стоит 3700 руб. Этот параметр достигается при двух условиях — когда нефть продаётся по $100 за баррель, а доллар — 37 рублей. Понятно, что в случае стоимости «бочки» ниже $55 (что мы наблюдаем уже сегодня), курс должен быть более 70 рублей за доллар (сейчас почти 60). Собственно говоря, других вариантов не остаётся. Если в доходных статьях бюджета заложена цифра 3700 руб., при падающей цене на нефть приходится девальвировать рубль.
Главным пострадавшим в этой истории будет российское население, уровень жизни которого существенно снизится. Если вы импортируете много товаров широкого потребления, естественно, что с ослаблением рубля они вырастут в цене. Если не предложить равноценной замены, людям придётся отказаться от приобретения части товаров.
— Эксперты традиционно указывают, что дешевый рубль делает отечественные товары более конкурентоспособными, способствуя процессу импортозамещения.
— В принципе, это так. Но следует иметь в виду, что в плане экономического роста многое зависит не только от цен на нефть или курса рубля. Не меньшее значение имеет повышение всевозможных тарифов, а также банковских ставок, чем любят заниматься наши власти. Для производства дорогой кредит создаёт куда больше проблем, чем завышенный курс рубля.
С другой стороны, если у населения нет денег на приобретение товаров, спроса на производимую продукцию не будет, сколько ни занимайся процессом импортозамещения (тем более, если под последним подразумевается замена западных импортёров на восточных). Готовиться к «нефтяному шоку» нужно было в период высоких цен на нефть.
«Подушка безопасности» — это хорошо, но при сохранении нынешних темпов мы проедим отложенные средства за пару лет. А равноценных нефтегазовой отрасли источников доходов так и не появилось. Наоборот, уровень нефтегазовой зависимости только увеличился.
Сегодня углеводородный экспорт даёт 51% поступлений в бюджет: мы сами загнали себя в ловушку. Если не получалось с диверсификацией, нужно было хотя бы технологически развивать отрасль, чтобы снижать себестоимость добычи энергоресурсов. Это позволило бы России сохранять позиции на мировом нефтегазовом рынке даже в условиях его спада.
* Решением Верховного суда РФ от 29 декабря 2014 года «Исламское государство» признано террористической международной организацией, деятельность ИГ в России запрещена.
Фото: AP/TASS