Чего не было в послании Владимира Путина

Иногда нужна какая-то пауза, какой-то момент, чтобы перевести дух. Когда можно оглядываться и подводить итоги того, что было, что будет и чем сердце успокоится. И теперь уже понятно, что послание Владимира Путина Федеральному собранию России такой вот точкой не станет.

2015-й был годом Шарли Эбдо и парижских терактов. Вступивших в силу Евразийского экономического союза и «минских соглашений». В конце концов, именно в этом году убили Бориса Немцова. Но в выступлении Владимира Путина всего этого не было. Зато была геополитика, предложение бороться с коррупцией и социальные инициативы.

Президент рассказывал своей стране и миру о том, с кем сражаются российские солдаты в Сирии. Делил турецкую власть и турецкий народ. Грозил возмездием за сбитый бомбардировщик и рассуждал про несырьевой экспорт. Призывал ударить технологиями по низким ценам на нефть и сократить число присяжных.

В его речи не было только одного – Украины.

Это значит, что в выступлении российского гаранта не было той самой «альфы и омеги», с которой началась вся наиновейшая история России последних двух лет. Той самой первопричины, в которую вписываются все российские внутри- и внешнеполитические тренды минувшего года.

Если бы не «украинский вопрос» – России не пришлось бы столкнуться с санкциями. Выходить из G8. Закрывать границы для иностранных товаров. Рассуждать об изначально недостижимом импортозамещении. Уводить делегацию с ПАСЕ. Тратить миллиарды на содержание чужого полуострова. Загонять бурятских танкистов на Донбасс. Блокировать в ООН трибунал по «Боингу». Строить авиабазы в Сирии. Хоронить пассажиров A321. Нарушать турецкое воздушное пространство. Окружать себя железным занавесом.

Это ведь все происходило только потому, что чуть ранее Москва решила, что имеет достаточно прав для того, чтобы перекраивать границы. А затем каждый следующий шаг лишь ухудшал ее положение на шахматной доске. В конце концов, та же сирийская кампания началась лишь для того, чтобы «похоронить» в себе украинскую тему. А уже сирийская кампания привела к новому витку противоречий, среди которых публичное битье горшков с Анкарой – лишь самое начало.

Это та самая хрестоматийная история, когда одна ошибка рождает целый водоворот безумия, призванного оправдать эту ошибку или обнулить ее. Хотя самым простым вариантом было бы просто ее признать. Но человек – к счастью и к сожалению – не калькулятор. Потому что он поступает, сообразуясь не столько с холодной логикой, сколько с собственными амбициями и представлениями об архитектуре окружающей реальности.

Проблема Владимира Путина в том, что он до сих пор, наверное, воспринимает историю украинского Майдана как спецоперацию Запада против России. И потому, наверняка, ощущает историю про Крым не как «переход красной линии», а лишь как историю про «дать сдачи». И именно в этом принципиальном неверии в то, что протестующая улица может объединяться без чьей-то внешней помощи, – корень противостояния. Потому что Владимир Путин ощущает себя жертвой, которая обороняется. И никак не хочет понять, что для всех остальных именно он – агрессор.

Вся российская внешняя и, отчасти, внутренняя политика – это порождение той самой «крымской ошибки», которую российский президент никак не хочет признать. Ради оправдания которой он готов ввязываться в новые войны. Ради легитимации которой готов ставить под удар граждан собственной страны. Любое его публичное выступление будет касаться последствий совершенной два года назад «крымской весны», но оно ни разу не коснется первопричины происходящего.

А это значит, что число последствий будет лишь расти.

Источник