Аналитики сетевого издания MarketWatch предложили России выступить в роли спасителя мировой нефтяной индустрии, находящейся на грани ценового коллапса.
«Пока все беспокоятся из-за последствий снятия санкций с Ирана, неожиданный спаситель цен на нефть, возможно, ждет своего часа — и это Россия», — пишет британский репортер Сара Сджолин.
Ей вторит датский аналитик Оле Хансен из Saxo Bank, который полагает, что если Россия первая снизит производство нефти, это спровоцирует цепную реакцию, и другие страны-производители последуют её примеру. «Россия подает сигнал саудитам: «Так, ребята, может, нам стоит еще раз подумать о ценах на нефть, потому что они с декабря упали еще на треть, и это безумно вредит нам», — заявил он в материале, размещённом на указанном ресурсе.
Г-н Хансен в своей убеждающей, но не убедительной риторике перешёл на высокий, почти патетический «штиль», призвав Россию «протянуть «оливковую ветвь» своим конкурентам. Последние, по его мнению, воспримут это как «первый шаг из многих, необходимых для стабилизации рынков». Хотя само уточнение «один из многих» лишний раз указывает на то обстоятельство, что отнюдь не Москва выступает главным виновником продолжающегося нефтяного «ценопада».
Меры по предотвращению полного обвала нефтяного рынка должны принимать, в первую очередь, инициаторы этого процесса. А именно — участники «сланцевой революции» в самих США, а также активно демпингующие на товарно-сырьевых площадках Саудовская Аравия и страны Персидского залива, которые, складывается такое впечатление, руководствуются известным принципом: «Умри ты сегодня, а я завтра!».
Элегантное антикризисное решение — переждать мировую депрессию на энергетических рынках за счёт добровольной сдачи Россией завоёванных ею позиций, едва ли может рассчитывать на благосклонное отношение со стороны Москвы. Учитывая, что взамен ничего конкретного, кроме очередной мифической «перезагрузки», о возможности которой на днях заявила г-жа Хиллари Клинтон, коллективный Запад предлагать РФ явно не собирается.
По мнению востоковеда, члена экспертного совета Союза нефтегазопромышленников России Эльдара Касаева, никакие шаги навстречу в виде одностороннего снижения нефтедобычи не помогут Москве остановить саудитов.
— Саудовская Аравия, которая выступает одним из закоперщиков ценовой войны на нефтяном рынке, имеет очень сильные позиции, с точки зрения запасов сырья и экспортного потенциала. По этим показателям она находится на первом месте в ОПЕК. И никому отдавать пальму первенства саудиты не намерены.
Иран также претендует на возвращение ему квоты по добыче «чёрного золота», которая была перераспределена в пользу других участников картеля в период действия санкций. Правда, американцы весьма своеобразно разрешили Тегерану вернуться на мировой рынок нефти. Сотрудничать с Ираном могут физические и юридические лица третьих стран, а также иностранные филиалы американских компаний. И почти сразу Вашингтон вводит санкции против Исламской республики за испытания баллистических ракет.
— Очевидно, что США пытаются лавировать между саудитами и иранцами.
— Разумеется, это решение имеет геополитических характер и связано с целым клубком противоречий на Ближнем Востоке. Возвращаясь к заявленной теме, Саудовская Аравия, экспортная политика которой, во многом, определяет конъюнктуру на мировом рынке, и так находится в тяжёлом финансовом положении. В бюджете королевства образовалась дыра размером более $ 100 млрд., были сокращены инвестиции в нефтедобывающую отрасль.
В этом году Эр-Рияд заложил среднюю цену в $ 29 за «бочку». Для того, чтобы получить сбалансированный бюджет, и России, и Саудовской Аравии нужно, чтобы она стоила свыше $ 90.
— Обладают ли саудиты конкурентным преимуществом перед Россией в плане более низкой себестоимости добычи нефти?
— Это так. В Саудовской Аравии она не превышает $ 10 за баррель. На некоторых месторождениях себестоимость сопоставима с российской, но наши компании в последнее время занялись разработкой месторождений с трудноизвлекаемыми запасами. Где рентабельность производства в нынешних реалиях равна нулю. Поэтому мы многие проекты либо «замораживаем», либо вообще отказываемся от их реализации.
А учитывая, что технологически осуществлять добычу углеводородов на Аравийском полуострове гораздо проще, саудиты могут, в отличие от нас, более оперативно увеличить производство. Об этом прямо говорит наш министр энергетики Александр Новак.
Вот почему конкуренты не спешат сбавлять обороты, препятствуя странам-членам ОПЕК прийти к консолидированному решению о снижении добычи. Хотя это могло бы «разогреть» просевший рынок.
Саудовской Аравии, Кувейту, ОАЭ пока хватает той финансовой «подушки безопасности», которую они накопили в годы «высокой нефти». Золотовалютные резервы Эр-Рияда, по оценкам экспертов, составляют более $ 600 млрд. При этом следует учитывать, что у стран Персидского залива есть ещё исламские фонды, в которых аккумулированы частные средства. Причем эти суммы сопоставимы с государственными резервами. Поскольку речь идёт о монархиях, то их легко мобилизовать для вложений в отрасль, даже если она переживает не самые лучшие времена.
— То есть, Россия вынуждена играть на понижение?
— Если мы первыми пойдём на снижение добычи, то рискуем потерять определённую долю на мировом рынке нефти. Потому что никто не собирается «сходить с дистанции» в этой ценовой гонке. Это касается не только Саудовской Аравии или стран ОПЕК, но и других, не менее амбициозных производителей, например, США.
Кстати говоря, в прошлом году Россия обновила личный рекорд по производству нефти: добыча составила свыше 534 миллионов тонн. Что на 1,4% больше аналогичного показателя за 2014 год. В этом году мы планируем произвести не меньше. Поэтому нам ни в коем случае нельзя допустить просчёт и пойти на поводу у конкурентов. Саудовская Аравия спустя 20 лет вернулась на европейский рынок. Пусть и с небольшими объёмами нефти, но тем не менее. Иракский Курдистан поставляет «чёрное золото» в Европу. То же самое касается американцев, которые начали осваивать этот новый для них рынок.
— А что касается конкуренции на европейском газовом рынке?
— Она не менее жёсткая. Литва и Польша активно продвигают европейский проект импорта сжиженного природного газа из США, построили терминалы для приёма СПГ. Хотя сейчас и намечается «сланцевая контрреволюция», как я её называю, у этой индустрии есть один плюс. Как только цены вырастут хотя бы до $ 60 за «бочку» (а это неизбежно произойдёт через пару лет), сланцевые проекты возродятся как «птица Феникс». Если пойдут инвестиции, их можно будет запустить в короткие сроки.
— 18 января Владимир Путин встречался в Москве с эмиром Катара. По итогам переговоров глава МИД Катара заявил, что Москва и Доха договорились совместно добиваться стабилизации цен на рынках энергоносителей. Это дипломатическая риторика или за этим стоит нечто большее?
— Цена на газ выступает производной от стоимости жидких углеводородов и рассчитывается по определённой формуле. С Катаром мы достаточно жёстко конкурируем на газовом рынке. Но даже при желании невозможно поднять нефтяной рынок, договорившись по газу.
Мы уже долгие годы ведём переговоры с катарцами, чтобы запустить совместные проекты в газовой отрасли. Но на практике ничего не реализуется. Я сам работал в Катаре, будучи сотрудником российского посольства в 2010—2011 гг. Россия предлагала выгодные проекты, но катарская сторона не шла навстречу. А потом в отношениях между нашими странами наступил полный разлад — по сирийскому вопросу мы занимаем антагонистические позиции.
Да, существует Форум стран-экспортеров газа, в работе которого участвуют РФ и Катар. Но эта организация по уставу не занимается квотированием добычи. Тем самым, она никак не влияет на ценообразование на газовом рынке.
К слову сказать, наше руководство это прекрасно понимает. Поэтому главным пунктом в повестке состоявшейся двусторонней встречи на высшем уровне стала борьба с терроризмом и ситуация на Ближнем Востоке, особенно на сирийском треке.
Директор Центра изучения мировых энергетических рынков Института энергетических исследований РАН Вячеслав Кулагин согласен, что России не стоит поддаваться на провокации.
— Конечно, наши конкуренты были бы очень рады, если бы мы сократили добычу в одностороннем порядке. Единственный способ добиться желаемого — это согласованное решение всех основных производителей (хотя бы в рамках ОПЕК). Или в формате Россия плюс ОПЕК.
Если мы снизим добычу, то многие проекты, которые могли бы окупаться за счёт экспортных поставок, будут сворачиваться. Я уже не говорю о том, какие суммы недополучит российский бюджет, свёрстанный с дефицитом в 2,2 трлн. рублей. Что касается нефтедобывающей отрасли, для неё это был бы убийственный шаг. Если месторождения уже введены, то есть основные капитальные затраты уже понесены, то искусственно ограничивать добычу очень странно. Остаются операционные издержки, которые не так велики даже для трудноизвлекаемого сырья.
— К чему может привести замораживание месторождений, которые разрабатываются в непростых климатических условиях?
— Это опасно даже с технологической точки зрения. В отличие от саудитов, которые могут гибко приостанавливать проекты, мы не можем себе этого позволить. Регулировать добычу можно, только отказавшись от освоения новой ресурсной базы. Но это будет не оперативная реакция, а, скорее, на среднесрочную перспективу. Единственный вариант — это отказаться от технологического «стимулирования» старых скважин с низким дебетом.
— Возможно ли приостановить проекты (например, на шельфе) с высокой себестоимостью добычи?
— Да, но лишь в отношении новых месторождений, разрабатывать которые при нынешней ценовой конъюнктуре выйдет себе в убыток. Лучше дождаться, когда стоимость барреля поднимется до приемлемого уровня рентабельности.
Вообще, достаточно цинично, когда американское сетевое издание, связанное с банкирами с Уолл-стрит, предлагает России немного «пострадать за других». США приложили немало усилий, чтобы нефтяной рынок оказался в том состоянии, в котором он находится. Понятно, что дорогой американский сланец будет уходить с него. Впрочем, это касается и нефтедобывающих гигантов, которые разрабатывают традиционные месторождения. Буквально сегодня представитель BP заявил о том, что проекты этой компании рентабельны при цене $ 60−70 за баррель.
Пока они работают себе в убыток, получая хоть что-то, но новые проекты уже не будут вводить.
— Исходя из этого, можно ли, вообще, точно спрогнозировать динамику нефтяных цен на ближайший год?
— Десять лет назад темпы роста мировой экономики составляли примерно 6% в год. Соответственно, увеличивался спрос на энергоресурсы. На этом фоне началась война в Ираке, где нефтедобыча была заморожена, сланцевая революция ещё не произошла, действовала низкая ставка ФРС (поэтому нефть оказалась выгодным активом для спекулятивных вложений «дешевых» денег).
Сегодня мы наблюдаем прямо противоположные тенденции — глобальный экономический спад, который затронул даже Китай, появился сланец, Иран готовится к возвращению на рынок, Ирак восстановил и даже нарастил добычу. Эти обстоятельства закономерно привели к переизбытку предложения. Пока непонятно, что будет с экономикой Китая, стран АТР, Европы и США.
Что касается Ирана, инвесторы могут прийти в эту страну. Но кто гарантирует, что американцы, по каким-то соображениям, не введут завтра новые санкции против Тегерана? Даже если США вернут Тегерану замороженные $ 55 млрд., на восстановление инфраструктуры нефтедобычи потребуются ещё около $ 450 млрд.
Думаю, в текущем году нефтяной рынок будет находиться в зоне высокой турбулентности: могут быть как падения, так и краткосрочные подъёмы. По хорошему, как только сбалансируются спрос и предложение, «бочка» должна вернуться к средней цене около $ 60. Но когда это произойдёт — через год, два, три никто однозначно ответить не может.
Фото ТАСС