Пора валить? К эмигрантам, любящим отечество

Что будут делать русские эмигранты в случае, если Запад развяжет войну против или в России? А то, что тучи сгущаются, не видит только тот, кто этого видеть не желает.

Моя французская подруга Лор рассказала как-то семейную историю, ставшую уже почти преданием. Парижанка Лор — родом из крепкой, зажиточной, традиционной корсиканской семьи.

Однажды, после российской революции 1917 года в дом к её прадеду -землевладельцу и виноделу, прибрёл пятнадцатилетний русский мальчик Алексей. Волей судьбы он остался один и скитался по всей Европе, чудом доплыл до острова Корсика и искал себе крышу над головой.

Мальчика приняли, дали ему работу и еду, научили земельному делу. Постепенно он в доме прижился, стал почти за родного сына. Так и остался жить там до преклонного возраста: работал, учился, влюблялся, женился, опять работал.

После смерти похоронили его на семейном кладбище.

Вплоть до своей кончины Алексей так и не смог посетить Россию.

Присутствовавшие же при его смерти говорят, что последние предсмертные слова его были такие: «Человек никогда не должен покидать свою Родину.»

Это и стало преданием. Мальчик, которому корсиканская семья дала всё, спасла его от голодной смерти, приняла как сына, всё таки никогда, никогда не смирился с потерей Родины.

В мемуарах одного французского писателя, ставшего свидетелем наплыва русских эмигранов первой волны, я как-то нашла такое определение, как «славянская болезнь». В 20-х годах прошлого века французские доктора так называли то, близкое к умопомешательству состояние, которое овладевало бежавшими. Из симптомов мне запомнилось больше всего, что они умоляли вновь приезжавших из России, привести им во Францию горстку земли в пробирке…

«Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,

И всё — равно, и всё — едино.

Но если по дороге — куст

Встает, особенно — рябина …»

(Марина Цветаева, «Тоска по родине!..»)

Помню и рассказ одного советского диссидента о своих друзьях, покинувших страну в 70-х годах. Радость быстро сменилась тоской, потом щемящей, затем невыносимой. Обратно в СССР «колбасников-правозащитников» не пустили. Жена повесилась. Муж почти сошёл с ума и носил, рыдая, мёртвую жену на руках по улицам Парижа. До тех пор, пока его не забрала полиция.

Эмигрант Иосиф Бродский пишет о счастье:

Прекрасная, изысканная мука —

Смотреть в глаза возлюбленного друга

На освещенной вечером отчизне

И удивляться продолженью жизни. (И Бродский)

Постперестроечные эмигранты — люди немного другого разлива.

Мы провели вдали от страны все те годы, когда её топтали и разрушали. Перестройка, как Снежная королева поселила холод в душах и увлекла за собой. На Запад. Мы долго работали на него. Чаще всего, на хороших работах и с хорошими зарплатами — спасибо советскому образованию и воспитанию. Мы до сих пор служим западному ВВП, платим пенсии рабочим Запада, вносим свой вклад в поддержку западной армии.

Сейчас он готовиться к решающему прыжку, хочет добить Россию. Мы, уже почти покорно, сносим и откровенную руссофобскую ложь СМИ (удивляемся и хихикаем над ними, «тупыми»), и даже открытые угрозы о применении силы против «агрессора» (оой да ничего они нам не сделают!). А если Запад прыгнет на нашу страну, можно ли будет продолжать жить, как прежде, и не потерять при этом человеческий облик?

Часть эмигрантов останется шакалами, радующимися покушению на убийство страны.

А насколько последовательными смогут быть те, в ком осталась связь с Родиной? И простят ли они себе позже, что и в этот раз не были они вместе со своим отечеством, которое опять пришёл топтать чужой ботинок?

Источник