На прошлой неделе российский президент Владимир Путин принял участие в ставшем уже ритуальным шоу под названием «Прямая линия». Это был марафон, продолжавшийся 3 часа и 40 минут, и охватил он все что только можно — от дорог в Омске (они ужасны) до вопроса о том, ругается ли российский президент матом (да, но только на себя). На этот раз это был довольно тусклый спектакль, и создавалось впечатление, что самому Путину было скучно.
Однако это событие, каким бы постановочным и предсказуемым оно ни было, выполняло функцию, обычную для его появлений на публике. Речь идет о распространении мифа — он занимает доминирующее положение как внутри его собственной страны, так и на Западе — относительно того, что Путин и есть Россия, что он является бесспорным и единоличным правителем своего царства. Однако это не соответствует действительности. И когда мы покупаемся на эту идею, мы наделяем его еще большей властью, чем он заслуживает, и в результате становится сложнее предсказать его следующий шаг или даже повлиять на него.
Путин, на самом деле, главный человек, принимающий решения, и именно ему принадлежит последнее слово по любому важному политическому вопросу. Он может назначить или сместить любого министра. Он может начать войну или закончить ее. Но — несмотря на все это — если мы думаем, что он, действительно, контролирует все, что делает Россия внутри себя и за границей, то мы глубоко ошибаемся в оценке реальной ситуации в этой стране.
Прежде всего, Путин может править, пока он способен укротить, сбалансировать зубастую и ничего не прощающую элиту, а также заставить ее представителей уважать и бояться его. Это было весьма заметно во время «Прямой линии» — когда его спросили о чиновниках, вымогающих деньги у предпринимателей, он осудил подобные вещи, но признал: «Но вот такой у нас менталитет, особенно у чиновничества».
Это относится и к власти Путина в некоторых частях самой России. Когда его спросили о серьезных угрозах, сделанных чеченским лидером Рамзаном Кадыровым в адрес некоторых оппозиционных деятелей, он пожал плечами и сказал: «это Кавказ, люди горячие. Но и становление этих людей как людей, занимающихся государственной работой на высоком политическом уровне, оно тоже идет непросто». То и дело во время трансляции Путин, в действительности, признавал свою собственную политическую беспомощность.
Конечно, он способен вмешиваться в особых случаях. Самый первый вопрос был о плохом состоянии дорог в Омске, и еще до окончания этого шоу местные чиновники пообещали до 1 мая отремонтировать 21 из них. Однако Путин не может сам привести в порядок страну, улицу за улицей, а тот факт, что он прибегает к таким вмешательствам по конкретным случаям, свидетельствует об имеющихся у него ограничениях.
В прошлом он укреплял свою легитимность как «хороший царь» за счет подобных конкретных случаев. Однако по прошествии 16 лет и с учетом того, что жизнь становится для россиян все тяжелее, подобные вещи уже воспринимаются как избитые шаги, подчеркивающие масштабы тех процессов, которыми он либо не управляет — либо не проявляет к ним внимания, если только они не возникают как неудобные вопросы на национальном телевидении.
Подобная динамика относится даже к внешней политике, которая традиционно является сферой деятельности главы государства. В украинском Донбассе, например, недавние нарушения соглашения о прекращении огня, судя по всему, были инициированы местными ополченцами, а не Москвой. Контроль Путина имеет свои пределы.
Конечно же, Путин — весьма могущественный лидер. И не только потому, что он является президентом страны с гипер-президентской системой. Он обладает широкими властными полномочиями, у него беззубая и послушная законодательная власть, никакой значимой оппозиции, а еще и устремляющийся в небо рейтинг популярности. Наверное, он выхолостил все российские институты. В 2008 году он передал президентство своему премьер-министру Дмитрию Медведеву, сохранив при этом власть за кулисами, а в 2012 году он вернулся на свой прежний пост — все это демонстрирует уровень его личной власти.
Но, как стало ясно во время «Прямой линии», у Путина нет ответов на все вопросы — и чем больше он подчеркивает свою собственную роль как главного лидера, тем более краткосрочными и оппортунистическими становятся его инициативы.
Это подводит нас к чему-то важному: принятие политических решений Кремлем может быть более близоруким и случайным, чем нас пытается убедить в этом миф о Путине. Россия не всегда является жестко централизованной диктатурой, и иногда ее можно сравнить с рынком идей, на котором олигархи, чиновники, комментаторы и группы интересов беспрерывно соперничают между собой и ведут борьбу за то, чтобы через прессу, исследовательские центры и личные контакты получить возможность довести до Путина свои идеи. В теории это можно назвать формой плюрализма, однако на практике речь идет о системе, в которой политики, привлекающие внимание Путина и захватывающие его воображение, имеют наилучшие шансы на успех, независимо от их достоинств. С учетом того, что реальные дискуссии относительно политики все больше происходят за закрытыми дверями и внутри очень небольшого круга близких друзей Путина, это также означает, что предлагаемые идеи редко подвергаются внимательному и профессиональному исследованию.
Так, например, в этом месяце Путин неожиданно объявил о создании новой правоохранительной службы — Национальной гвардии — за счет выделения ее из структуры сил безопасности, находящихся в настоящее время под контролем Министерства внутренних дел. Вероятно, он сделал это, не проконсультировавшись с министром и с его экспертами, и поэтому сегодня все они чешут свои затылки и задают вопросы относительно практических последствий, которые, очевидно, не были до конца продуманы. Бывшие полицейские подразделения ОМОН теперь работают на Национальную гвардию^; а если сотрудник подобного подразделения окажется в опасности, то нужно ли будет получать разрешение у Гвардии на направление туда вооруженных отрядов или даже платить им за оказанные услуги?
Чем больше мы верим в то, что Путин является «смелым стратегом», который «действует как шахматный гроссмейстер, тогда как Обама играет в шашки», тем больше мы наделяем российского президента властью и лишаем власти самих себя. Нам нужно быть честными и реалистичными. Путин часто очень хорошо ведет игру, имея на руках слабые карты. Его интервенция на Украине превратилась в хаотичную, дорогостоящую и патовую ситуацию. Ему повезло, что его сирийская авантюра не нанесла удар по нему самому. Однако особенно в международных делах имидж и репутация имеют значение, и мы предоставляем Путину значительные преимущества, принимая его собственное мифотворчество.
Кроме того, мы оставляем без внимания данные, указывающие на будущую российскую политику, а также упускаем возможность оказывать на нее влияние.
Мы не имеем возможности проникнуть в узкий круг людей, образовавшийся вокруг Путина, где, в конечном счете, и принимаются решения. Однако если мы будем лучше понимать разнообразные средства, с помощью которых представители элиты сигнализируют Путину о своих предпочтениях в области политики, мы сможем тогда наблюдать за более открытыми каналами и, возможно, заблаговременно получать представление о том, что там обсуждается.
Так, например, план, предложенный в 2014 году людьми, работающими на связанного с Кремлем бизнесмена Константина Малофеева, был, по сути, проектом того, что стало затем войной на Украине. Высказанная Москвой в феврале критика в адрес Башара аль-Асада за его слова о продолжении борьбы до полной военной победы в Сирии, задним числом можно считать указанием на частичный вывод российских войск, осуществленный месяц спустя.
Разобраться во всех этих незначительных свидетельствах, во всех этих явных и скрытых попытках оказания влияния на Кремль — работа не из легких. Не удивительно, что мы склонны зацикливаться на Путине, а также на том, в какой мере он преподносит себя в качестве единственного хозяина российской политики. Однако подобный подход делает нас предрасположенными к тому, чтобы постоянно оказываться в невыгодной ситуации.
В советские времена у Запада были целые армии ученых и аналитиков, занимавшихся «кремлинологией» — загадочным ремеслом, смысл которого состоял в попытке предсказать сдвиги в советской политике и политической ситуации на основании того порядка, в котором чиновники сидели во время парадов, или чтения между строк передовых статей в «Правде», в газете Коммунистической партии. Сегодня ряды подобного рода опытных практиков сильно поредели, и не существует молодого поколения, которое могло бы прийти им на смену. И поэтому нам приходится наблюдать за последними сеансами фотографирования Путина в стиле мачо и восторгаться ими, упуская при этом возможность понять ту политику, которая скрывается за этими изображениями.
Марк Галеотти является профессором глобальных наук Нью-Йоркского университета, а также приглашенным научным сотрудников Европейского совета по международным отношениям.