Авторы двух абсолютно не похожих книг исследуют период глубоких потрясений, последствия которых стране еще только предстоит преодолеть
ае 1966 года в Пекине студенты-активисты начали акции, которые в то время казались кампанией местного значения, развешивали дацзыбао — стенгазеты, восхвалявшие Мао Цзедуна и обвинявшие руководство их университетов в том, что оно потворствует антисоциалистическим идеям. Спустя три месяца эта группа, изрядно увеличившаяся по численности и получившая название «красногвардейцы» или хунвейбины, в массовом порядке вышла на площадь Тяньаньмэнь, чтобы получить напутствие своего лидера, которого они боготворили.
Он их благословил охотно и с радостью. После страшного голода 1959-1961 годов, вызванного проведением ошибочной утопической программы Мао «Большой скачок», целью которой было догнать Запад по производству стали и другим показателям современного развития, он был оттеснен другими лидерами на второй план и оставался не у дел. Рассматривая толпу преданной ему молодежи как средство восстановления контроля над страной и мести, он убедил их провести «культурную революцию», чтобы очистить Китай от затянувшегося «феодального», «буржуазного» и «империалистического» влияния. Хунвейбины набросились на всех тех, кто, по их мнению, был неблагонадежен — недостаточно предан, чьи действия были недостаточно революционными, а происхождение недостаточно «красным». Правда, впоследствии против них же выступили новые группы революционеров, заявивших о еще большей преданности Мао.
Эти враждующие организации боролись друг с другом и атаковали растущие ряды «контрреволюционеров» — под которыми подразумевалась общая группа врагов, куда входили высокопоставленные чиновники, известные ученые и бесчисленное множество простых людей. В результате возник хаос. Жертв запугивали, подвергали унижениям, заключали в импровизированные тюрьмы (которые иногда называли хлевом, имея в виду, что узники — это скот), избивали до смерти и доводили до самоубийства — причем те, кто совершал все эти бесчинства, иногда на следующий день сами становились жертвами. Территории университетов, заводы, фабрики и целые города превратились в поле битвы.
К 1967 году даже сам Мао почувствовал, что дело зашло слишком далеко. Он призвал войска восстановить порядок, но это привело лишь к ужесточению уличных боев. Тогда в конце следующего года Мао направил более миллиона городских учащихся и студентов в сельские районы — под предлогом того, чтобы те по-новому взглянули на революционные ценности, «учась у крестьян», но также и для того, чтобы университеты перестали быть рассадниками радикализма. Через несколько месяцев Мао официально объявил, что «культурная революция» свои задачи выполнила и закончилась.
Большинство специалистов по китайской культурной революции согласно с этой основной версией событий 1966-1969 годов. Однако в остальном их мнения расходятся — они по-разному оценивают причинно-следственную связь, аналогии и даже хронологию событий. На самом ли деле культурная революция началась с выступлений хунвейбинов, или же она была вызвана предшествовавшими этому действиями Мао? Закончилась ли она, когда он направил войска или когда он умер в 1976 году? Была ли она спровоцирована лишь махинациями Мао или началась в результате совпадения таких факторов, как «инициатива сверху» и недовольство «низов»? На что она была больше всего похожа — на якобинский террор, сталинские репрессии, на холокост, на движение сбитой с толку молодежи — или на что-то другое?
Различные ответы на эти вопросы следует учесть при чтении книги «Культурная революция: История народа, 1962-1976 годы» (The Cultural Revolution: A People’s History, 1962-1976) — последней части трилогии о Мао Цзедуне, написанной историком из Гонконга Франком Дикеттером (Frank Dikötter). Две другие части трилогии — это «Трагедия освобождения» (The Tragedy of Liberation), опубликованная как вторая по порядку в 2013 году, хотя и была первой из написанных, а также «Великий голод Мао» (Mao’s Great Famine), которая вышла в 2010 году и за которую Дикеттер получил премию Сэмюэля Джонсона (Samuel Johnson Prize), став самым кассовым автором. В «Трагедии» опровергается общепринятое представление о том, что сразу же после 1949 года наступил «золотой век» коммунизма — автор утверждает, что с приходом к власти Мао Цзедуна, начался мрачный этап тоталитаризма. В книге «Голод» описан период с 1958 по 1962 годы и критикуется заявление Пекина о том, что массовый голод был не столько результатом чудовищных ошибочных государственных программ, сколько был обусловлен природными факторами.
В «Культурной революции» описаны последние годы правления и жизни Мао Цзедуна. В ней даны яркие портреты знаменитых личностей, динамичное описание главных политических событий, а также некоторые интересные рассказы о том, как простые люди ощущали культурную революцию на себе и участвовали в конкретных событиях. Книга представляет собой произведение, в основном, обобщающего характера, и автор отдает дань работам, написанным в этой области в последнее время — особенно такими авторами как Родерик МакФаркар (Roderick MacFarquhar) и Майкл Шенхальс (Michael Schoenhals). В книге представлены новые результаты исследований и новые факты в виде небольших повествований и новых выводов, основанных на научной работе автора в архивах Китая и малоизвестных фактах из рассказов очевидцев событий.
В чем заключаются недостатки книги, если говорить о вышеупомянутых расхождениях во мнениях? В отношении аналогий Дикеттер старается избегать конкретных сравнений. Однако его подход к изучению проблемы чаще всего наводит читателя на мысль о холокосте и о ГУЛАГах, поскольку ни в одной из частей трилогии автор не скрывает своего мнения о том, что Сталин, Гитлер и Мао — это тройка тиранов, сделанных из одного теста.
Что касается причинно-следственных связей, фраза «история народа» в заголовке свидетельствует о том, что причиной явились, в основном, глубинные процессы «в низах», но об этом автор пишет лишь в заключительных главах. Сначала Дикеттер настолько сосредотачивает свой рассказ на характерных для Мао «невероятных способностях творить преступления» и его близком сходстве со Сталиным, что читатели невольно начинают думать, что причина заключается только в этом. В том, что диктатор-параноик был твердо намерен пресечь действия «реально существовавших и воображаемых врагов», которых он подозревал в стремлении сделать с ним при жизни то, что Хрущев сделал со Сталиным после его смерти.
Правда, потом идут впечатляющие главы о 1970-годах, в которых автор исследует и восхваляет события, произошедшие по инициативе простого народа. Дикеттер утверждает, что крестьяне, разуверившиеся в политике Мао, основанной на массовых кампаниях, коллективизации и неприятии традиций, «бросили вызов ограничениям плановой экономики» и «начали незаметно восстанавливать связь с прошлым». Это послужило началом «неравномерной, активизировавшейся то там, то здесь революции, зародившейся в низах», которая заложила основы будущего экономического бума — резкого подъема, который пришедшие после Мао китайские лидеры не совсем верно приписывают к заслугам Ден Сяопина в период после окончания «десяти лет хаоса» с 1966 по 1976 годы. Таким образом, Дикеттер сообщает нам хронологию событий, согласно которой «культурная революция» началась в начале 1960-х годов, а «пост-культурная» революция началась не со смерти Мао, а примерно в 1970 году.
В книге Дикеттера много интересного — особенно в главах, где идет речь о возрождении личных крестьянских хозяйств и предпринимательства задолго до официального начала «эры реформ» в 1979 году. Значительным недостатком книги является то, что в ней автор не ответил на один из вопросов, на которые неплохо бы ответить всякий раз, когда люди в массовом порядке соглашаются с планами тиранов. Почему эти «добровольные палачи» (если воспользоваться фразой из книг о Гитлере) выполняют то, к чему их призывает диктатор?
Ответ на этот непростой вопрос пытается найти Цзи Сяньлинь (Ji Xianlin) в своей книге «Хлев: воспоминания о культурной революции» (The Cowshed: Memories of the Chinese Cultural Revolution). Это проникновенное повествование очевидца событий, ставшего жертвой яростного преследования хунвейбинов. Англоязычная версия этой шокирующей книги, опубликованной в Китае в 1990-е годы, ставшей самым важным документом о культурной революции, очень удачна благодаря стараниям переводчика Чэньсинь Цзян (Chenxin Jiang) и автора великолепного предисловия Чжа Цзяньин (Zha Jianying).
Цзи Сяньлинь, ведущий индолог и санскритолог, умерший в 2009 году, высказывает сожаления о том, что воспоминания о культурной революции, как правило, пишут жертвы событий. В таких работах, в том числе и в его книге, описаны впечатления лишь одной стороны, пишет он. И, тем не менее, автору книги «Хлев» удалось (хоть и с позиции жертвы) пролить свет на то, что служило побудительным мотивом для его гонителей, и добился этого он благодаря тщательному и искреннему анализу своего поведения в период до начала «культурной революции».
Он пишет, как после 1949 года страдал от чувства вины, поскольку по причине учебы и преподавательской работы в Германии не смог участвовать в революции, которая, как он считал, была героическим событием, избавившим китайский народ от ужасных страданий. Он решил искупить свою вину и найти способ принять участие, пусть с запозданием, в том, что во всех государственных средствах информации называли незаконченной священной революционной задачей. Он стал активным участником массовых кампаний, проводившихся в 1950-х и начале 1960-х годов, разрушивших судьбы людей, которые (как он со временем понял) были невинными жертвами, оказавшимися меж двух огней — в числе которых вскоре оказался и он сам.
В итоге в книге «Хлев» простая разница между жертвами революции и гонителями становится уже не столь простой, а преданность делу революции изображается как вклад в благополучие Китая под руководством Мао — подобно тому, на что идут верующие, ожидающие наступления тысячелетнего царства Христа. Воспоминания Цзи Сяньлиня, представленные в виде критического самоанализа, наводят на мысль о том, что пытаясь понять «культурную революцию», мы не должны забывать, что подростки-хунвейбины родились примерно в 1949 году, и им всю жизнь твердили, что их предшественники на протяжении многих поколений героически боролись с жестокими врагами, чтобы спасти Китай. И их нападки на людей, подобных Цзи Сяньлиню, были отчасти результатом искаженных представлений — попыткой совершить что-то подобное и тем самым доказать свой патриотизм и самоутвердиться.
Спустя полвека после того, как хунвейбины написали свои первые дацзыбао, культурная революция по-прежнему имеет свои негативные последствия — неоднозначные и настораживающие. Одна из причин этого состоит в том, что книга «Хлев» остается одной из немногих честных и самокритичных работ такого рода, встречающихся в продаже в Китае. Другая причина — это то, что работы, подобные книге Дикеттера, в которых представлен подробный и критический взгляд на многие неудобные вопросы, могут издаваться только в Гонконге или за рубежом.
Да, культурная революция была официально названа 10-летней катастрофой. Да, люди могут свободно сокрушаться по поводу того, как они и их родственники страдали во время этой революции. Но многие важные дискуссии на эту тему по-прежнему не приветствуются (негласно), либо активно пресекаются. Легитимность партии по-прежнему зиждется на утверждениях о том, что путь к 1949 году представлял собой священное стремление к спасению страны, поэтому связывать эту патриотическую мифологию с хунвейбинами — это табу. Многие их тех, кто живет сегодня в Китае — в том числе и некоторые высокопоставленные чиновники — пострадали в одной из проводившихся Мао кампаний, а затем стали причиной страданий во время другой, поэтому выяснять в подробностях, кто в этом виноват, считается небезопасным. Гораздо безопаснее продолжать сваливать большую часть вины на жену Мао Цзян Цин и на трех других членов «банды четырех» — четырех деятелей, которые, как считается, обманули стареющего лидера и, воспользовавшись его старческим слабоумием, толкнули его на опасный путь.
В результате в современном Китае, как и в покончившей с апартеидом Южной Африке, гонители и жертвы живут бок о бок. Но там нет даже намека на проведение мероприятий, хотя бы отдаленно напоминающих работу Комиссии правды и примирения (в 1995 в ЮАР была создана комиссия Truth and Reconciliation Commission, задачей которой являлось обличение преступлений апартеида, — прим. перев.). Любая попытка прийти к соглашению в вопросе страданий, связанных с тем, что МакФаркар и Шенхальс метко назвали «последней революцией Мао», вне всяких сомнений, превратится в сложный и запутанный процесс. Однако это не означает, что решать проблему не нужно. Без решения этой проблемы раны многих людей так и не смогут зарубцеваться. И без этого политический истеблишмент Китая так и останется подверженным многим современным разновидностям трагических событий, происходивших в ту давнюю эпоху культа личностей, теорий заговоров и демонизации врага.
Джеффри Вассерстром — редактор «Оксфордской иллюстрированной истории современного Китая» (The Oxford Illustrated History of Modern China), которая должна выйти в свет в июле этого года, и автор книги «Восемь сопоставлений: Китай как предмет неудачных аналогий от Марка Твена до Маньчжоу-го» (Eight Juxtapositions: China through Imperfect Analogies from Mark Twain to Manchukuo), вышедшей недавно в издательстве Penguin.
ае 1966 года в Пекине студенты-активисты начали акции, которые в то время казались кампанией местного значения, развешивали дацзыбао — стенгазеты, восхвалявшие Мао Цзедуна и обвинявшие руководство их университетов в том, что оно потворствует антисоциалистическим идеям. Спустя три месяца эта группа, изрядно увеличившаяся по численности и получившая название «красногвардейцы» или хунвейбины, в массовом порядке вышла на площадь Тяньаньмэнь, чтобы получить напутствие своего лидера, которого они боготворили.
Он их благословил охотно и с радостью. После страшного голода 1959-1961 годов, вызванного проведением ошибочной утопической программы Мао «Большой скачок», целью которой было догнать Запад по производству стали и другим показателям современного развития, он был оттеснен другими лидерами на второй план и оставался не у дел. Рассматривая толпу преданной ему молодежи как средство восстановления контроля над страной и мести, он убедил их провести «культурную революцию», чтобы очистить Китай от затянувшегося «феодального», «буржуазного» и «империалистического» влияния. Хунвейбины набросились на всех тех, кто, по их мнению, был неблагонадежен — недостаточно предан, чьи действия были недостаточно революционными, а происхождение недостаточно «красным». Правда, впоследствии против них же выступили новые группы революционеров, заявивших о еще большей преданности Мао.
Эти враждующие организации боролись друг с другом и атаковали растущие ряды «контрреволюционеров» — под которыми подразумевалась общая группа врагов, куда входили высокопоставленные чиновники, известные ученые и бесчисленное множество простых людей. В результате возник хаос. Жертв запугивали, подвергали унижениям, заключали в импровизированные тюрьмы (которые иногда называли хлевом, имея в виду, что узники — это скот), избивали до смерти и доводили до самоубийства — причем те, кто совершал все эти бесчинства, иногда на следующий день сами становились жертвами. Территории университетов, заводы, фабрики и целые города превратились в поле битвы.
К 1967 году даже сам Мао почувствовал, что дело зашло слишком далеко. Он призвал войска восстановить порядок, но это привело лишь к ужесточению уличных боев. Тогда в конце следующего года Мао направил более миллиона городских учащихся и студентов в сельские районы — под предлогом того, чтобы те по-новому взглянули на революционные ценности, «учась у крестьян», но также и для того, чтобы университеты перестали быть рассадниками радикализма. Через несколько месяцев Мао официально объявил, что «культурная революция» свои задачи выполнила и закончилась.
Большинство специалистов по китайской культурной революции согласно с этой основной версией событий 1966-1969 годов. Однако в остальном их мнения расходятся — они по-разному оценивают причинно-следственную связь, аналогии и даже хронологию событий. На самом ли деле культурная революция началась с выступлений хунвейбинов, или же она была вызвана предшествовавшими этому действиями Мао? Закончилась ли она, когда он направил войска или когда он умер в 1976 году? Была ли она спровоцирована лишь махинациями Мао или началась в результате совпадения таких факторов, как «инициатива сверху» и недовольство «низов»? На что она была больше всего похожа — на якобинский террор, сталинские репрессии, на холокост, на движение сбитой с толку молодежи — или на что-то другое?
Различные ответы на эти вопросы следует учесть при чтении книги «Культурная революция: История народа, 1962-1976 годы» (The Cultural Revolution: A People’s History, 1962-1976) — последней части трилогии о Мао Цзедуне, написанной историком из Гонконга Франком Дикеттером (Frank Dikötter). Две другие части трилогии — это «Трагедия освобождения» (The Tragedy of Liberation), опубликованная как вторая по порядку в 2013 году, хотя и была первой из написанных, а также «Великий голод Мао» (Mao’s Great Famine), которая вышла в 2010 году и за которую Дикеттер получил премию Сэмюэля Джонсона (Samuel Johnson Prize), став самым кассовым автором. В «Трагедии» опровергается общепринятое представление о том, что сразу же после 1949 года наступил «золотой век» коммунизма — автор утверждает, что с приходом к власти Мао Цзедуна, начался мрачный этап тоталитаризма. В книге «Голод» описан период с 1958 по 1962 годы и критикуется заявление Пекина о том, что массовый голод был не столько результатом чудовищных ошибочных государственных программ, сколько был обусловлен природными факторами.
В «Культурной революции» описаны последние годы правления и жизни Мао Цзедуна. В ней даны яркие портреты знаменитых личностей, динамичное описание главных политических событий, а также некоторые интересные рассказы о том, как простые люди ощущали культурную революцию на себе и участвовали в конкретных событиях. Книга представляет собой произведение, в основном, обобщающего характера, и автор отдает дань работам, написанным в этой области в последнее время — особенно такими авторами как Родерик МакФаркар (Roderick MacFarquhar) и Майкл Шенхальс (Michael Schoenhals). В книге представлены новые результаты исследований и новые факты в виде небольших повествований и новых выводов, основанных на научной работе автора в архивах Китая и малоизвестных фактах из рассказов очевидцев событий.
В чем заключаются недостатки книги, если говорить о вышеупомянутых расхождениях во мнениях? В отношении аналогий Дикеттер старается избегать конкретных сравнений. Однако его подход к изучению проблемы чаще всего наводит читателя на мысль о холокосте и о ГУЛАГах, поскольку ни в одной из частей трилогии автор не скрывает своего мнения о том, что Сталин, Гитлер и Мао — это тройка тиранов, сделанных из одного теста.
Что касается причинно-следственных связей, фраза «история народа» в заголовке свидетельствует о том, что причиной явились, в основном, глубинные процессы «в низах», но об этом автор пишет лишь в заключительных главах. Сначала Дикеттер настолько сосредотачивает свой рассказ на характерных для Мао «невероятных способностях творить преступления» и его близком сходстве со Сталиным, что читатели невольно начинают думать, что причина заключается только в этом. В том, что диктатор-параноик был твердо намерен пресечь действия «реально существовавших и воображаемых врагов», которых он подозревал в стремлении сделать с ним при жизни то, что Хрущев сделал со Сталиным после его смерти.
Правда, потом идут впечатляющие главы о 1970-годах, в которых автор исследует и восхваляет события, произошедшие по инициативе простого народа. Дикеттер утверждает, что крестьяне, разуверившиеся в политике Мао, основанной на массовых кампаниях, коллективизации и неприятии традиций, «бросили вызов ограничениям плановой экономики» и «начали незаметно восстанавливать связь с прошлым». Это послужило началом «неравномерной, активизировавшейся то там, то здесь революции, зародившейся в низах», которая заложила основы будущего экономического бума — резкого подъема, который пришедшие после Мао китайские лидеры не совсем верно приписывают к заслугам Ден Сяопина в период после окончания «десяти лет хаоса» с 1966 по 1976 годы. Таким образом, Дикеттер сообщает нам хронологию событий, согласно которой «культурная революция» началась в начале 1960-х годов, а «пост-культурная» революция началась не со смерти Мао, а примерно в 1970 году.
В книге Дикеттера много интересного — особенно в главах, где идет речь о возрождении личных крестьянских хозяйств и предпринимательства задолго до официального начала «эры реформ» в 1979 году. Значительным недостатком книги является то, что в ней автор не ответил на один из вопросов, на которые неплохо бы ответить всякий раз, когда люди в массовом порядке соглашаются с планами тиранов. Почему эти «добровольные палачи» (если воспользоваться фразой из книг о Гитлере) выполняют то, к чему их призывает диктатор?
Ответ на этот непростой вопрос пытается найти Цзи Сяньлинь (Ji Xianlin) в своей книге «Хлев: воспоминания о культурной революции» (The Cowshed: Memories of the Chinese Cultural Revolution). Это проникновенное повествование очевидца событий, ставшего жертвой яростного преследования хунвейбинов. Англоязычная версия этой шокирующей книги, опубликованной в Китае в 1990-е годы, ставшей самым важным документом о культурной революции, очень удачна благодаря стараниям переводчика Чэньсинь Цзян (Chenxin Jiang) и автора великолепного предисловия Чжа Цзяньин (Zha Jianying).
Цзи Сяньлинь, ведущий индолог и санскритолог, умерший в 2009 году, высказывает сожаления о том, что воспоминания о культурной революции, как правило, пишут жертвы событий. В таких работах, в том числе и в его книге, описаны впечатления лишь одной стороны, пишет он. И, тем не менее, автору книги «Хлев» удалось (хоть и с позиции жертвы) пролить свет на то, что служило побудительным мотивом для его гонителей, и добился этого он благодаря тщательному и искреннему анализу своего поведения в период до начала «культурной революции».
Он пишет, как после 1949 года страдал от чувства вины, поскольку по причине учебы и преподавательской работы в Германии не смог участвовать в революции, которая, как он считал, была героическим событием, избавившим китайский народ от ужасных страданий. Он решил искупить свою вину и найти способ принять участие, пусть с запозданием, в том, что во всех государственных средствах информации называли незаконченной священной революционной задачей. Он стал активным участником массовых кампаний, проводившихся в 1950-х и начале 1960-х годов, разрушивших судьбы людей, которые (как он со временем понял) были невинными жертвами, оказавшимися меж двух огней — в числе которых вскоре оказался и он сам.
В итоге в книге «Хлев» простая разница между жертвами революции и гонителями становится уже не столь простой, а преданность делу революции изображается как вклад в благополучие Китая под руководством Мао — подобно тому, на что идут верующие, ожидающие наступления тысячелетнего царства Христа. Воспоминания Цзи Сяньлиня, представленные в виде критического самоанализа, наводят на мысль о том, что пытаясь понять «культурную революцию», мы не должны забывать, что подростки-хунвейбины родились примерно в 1949 году, и им всю жизнь твердили, что их предшественники на протяжении многих поколений героически боролись с жестокими врагами, чтобы спасти Китай. И их нападки на людей, подобных Цзи Сяньлиню, были отчасти результатом искаженных представлений — попыткой совершить что-то подобное и тем самым доказать свой патриотизм и самоутвердиться.
Спустя полвека после того, как хунвейбины написали свои первые дацзыбао, культурная революция по-прежнему имеет свои негативные последствия — неоднозначные и настораживающие. Одна из причин этого состоит в том, что книга «Хлев» остается одной из немногих честных и самокритичных работ такого рода, встречающихся в продаже в Китае. Другая причина — это то, что работы, подобные книге Дикеттера, в которых представлен подробный и критический взгляд на многие неудобные вопросы, могут издаваться только в Гонконге или за рубежом.
Да, культурная революция была официально названа 10-летней катастрофой. Да, люди могут свободно сокрушаться по поводу того, как они и их родственники страдали во время этой революции. Но многие важные дискуссии на эту тему по-прежнему не приветствуются (негласно), либо активно пресекаются. Легитимность партии по-прежнему зиждется на утверждениях о том, что путь к 1949 году представлял собой священное стремление к спасению страны, поэтому связывать эту патриотическую мифологию с хунвейбинами — это табу. Многие их тех, кто живет сегодня в Китае — в том числе и некоторые высокопоставленные чиновники — пострадали в одной из проводившихся Мао кампаний, а затем стали причиной страданий во время другой, поэтому выяснять в подробностях, кто в этом виноват, считается небезопасным. Гораздо безопаснее продолжать сваливать большую часть вины на жену Мао Цзян Цин и на трех других членов «банды четырех» — четырех деятелей, которые, как считается, обманули стареющего лидера и, воспользовавшись его старческим слабоумием, толкнули его на опасный путь.
В результате в современном Китае, как и в покончившей с апартеидом Южной Африке, гонители и жертвы живут бок о бок. Но там нет даже намека на проведение мероприятий, хотя бы отдаленно напоминающих работу Комиссии правды и примирения (в 1995 в ЮАР была создана комиссия Truth and Reconciliation Commission, задачей которой являлось обличение преступлений апартеида, — прим. перев.). Любая попытка прийти к соглашению в вопросе страданий, связанных с тем, что МакФаркар и Шенхальс метко назвали «последней революцией Мао», вне всяких сомнений, превратится в сложный и запутанный процесс. Однако это не означает, что решать проблему не нужно. Без решения этой проблемы раны многих людей так и не смогут зарубцеваться. И без этого политический истеблишмент Китая так и останется подверженным многим современным разновидностям трагических событий, происходивших в ту давнюю эпоху культа личностей, теорий заговоров и демонизации врага.
Джеффри Вассерстром — редактор «Оксфордской иллюстрированной истории современного Китая» (The Oxford Illustrated History of Modern China), которая должна выйти в свет в июле этого года, и автор книги «Восемь сопоставлений: Китай как предмет неудачных аналогий от Марка Твена до Маньчжоу-го» (Eight Juxtapositions: China through Imperfect Analogies from Mark Twain to Manchukuo), вышедшей недавно в издательстве Penguin.