Там машин с номерами ЕС больше, чем местных», «Азово жирует на германские деньги», «В Азово все говорят по-немецки» — три мифа гуляют по Сибири об омской деревне Азово.
И хотя немецкую речь услышать там непросто, но вот факт — от 5 до 9 тысяч немцев в год (по разным данным — ФМС России и МВД ФРГ) уезжают из Германии в Россию.
Из них до двух-трех тысяч в год едут в Гальбштадт Алтайского края и в Азово Омской области, где воссозданы немецкие автономные районы.
«Что немцу «gut», русскому немцу — обхохочешься»
Как и зачем репатрианты возвращаются — узнаем в самом быстрорастущем немецком районе Сибири — Азовском немецком национальном муниципальном районе (АННМР).
Дом старосты села Привальное Юрия Беккера типично немецкий. Так строили его предки, основавшие село в ХIХ веке: сруб под общей крышей со всеми хозпостройками. Двор встречает по-сибирски — колодцем из белого кирпича. У колодца уют ломает черный плуг.
— У знакомого купил, — Юрий Иванович показывает на плуг, — он его хотел на металлолом сдать. Я бы «до Германии» тоже сдал. А вернулся — и не могу.
В немецком Ольденбурге с 2005 года он выдержал «вечность» — неполных пять лет.
— Я местный, тут Беккеров как Ивановых. Уехал, потому что все уезжали. Жена плакала, у нее там вся родня, и я сдался. Как-никак историческая родина. Старался прижиться. Траву на гольф-полях косил, почту носил, камины топил. Жене поставил условие — без земли мне нельзя. Но кто знал, что деревенской жизни в Германии нет, а то, как они ее понимают, это — издевательство.
Что ни сделаю — штраф. Участок земли должен быть стандартным — газон не выше обозначенной отметки, огурцы, лук и помидоры сажать можно только на четверти площади. Я высадил чуть больше — штраф. Хотел завести, как дома, кур — меня в полицию вызвали. Нарушитель. У нас вон вышел за деревню, и все ягоды-грибы твои, а там надо билет купить. То же самое с рыбалкой. Сами немцы на рыбалку или в лес ездят в Нидерланды или во Францию, так дешевле. Попробовал высадить на участке вишню, смородину, малину, со мной перестали соседи здороваться.
Полицейский объяснил: «Ягоды и фрукты мы покупаем, в саду они растут для птиц». Я думал, он шутит, а он выписывает штраф. За то, что я посадил слишком много плодовых и в своем саду собираю ягоды.
Мысль о том, что «надо делать ноги» Беккера часто мучила, но доконала, когда увидел зареванную племянницу. Она, гордость семейного клана, готовилась в вуз. Педагоги хвалили ее за учебу: «Gut, gut». Девушка получила аттестат, но выяснилось, что он не дает права поступления в университет. Она в слезы, учителя не понимают, в чем дело: бакалавр — тоже высшее образование, пусть двухгодичное и без права заниматься наукой.
— Там как: с колен чужака поднимут, но на ноги встать не дадут, — хмурится Беккер. — Вот и выходит, что немцу «gut», русскому немцу — обхохочешься.
Но и в Привальном Беккера не узнали, он тоже не узнал Привальное.
Клуб зарос бурьяном, тротуары почти исчезли как вид, на стадионе пустырь. Он, потомственный — отец, дед и он — сельский староста, где с фермерами договорился, где на общественных началах расчистил стадион, скосил бурьян у клуба, теперь пытается вернуть селу тротуары.
В соседнем Азово встретил приехавшего погостить из Германии Владимира Наймана, бывшего старосту Азово, когда-то придавшему селу образцово-показательную «немецкость» — с тротуарами и скошенными газонами. Когда Найман собрал чемоданы и вслед за детьми эмигрировал, за ним незаметно и тротуары съехали. И вот бывший староста на лето приехал в гости. Но он уклонился и от разговора с Беккером, и от интервью.
— Не хочу очернять ни Россию, ни Германию, — просит понять его Владимир Найман. — Россия мне дала все — образование, карьеру, она меня «сделала». Германия моим детям и внукам дает все. Я не слепой, но не могу лезть с критикой. Кто я такой?
Примерно теми же словами от объяснения причин своего отъезда и возвращения отказывались целые семьи — Лихтенвальдов и Майеров в Цветнополье, Квиндтов, Люфтов и Нецелей в других селах.
Юрию Беккеру тоже трудно словами объяснить, почему он вернулся. На четыре годовых зарплаты в Германии он смог купить дом и участок у своего брата в Привальном. А здесь его зарплаты в МЧС, даже за несколько десятилетий, не хватит на скромный домик.
— Поймите, там мы иностранцы, здесь ими стали, — просит Беккер. — Надо лепить новую жизнь. Кто-то все обрубает, как я, кто-то зависает между двумя странами. Кто-то хитро «рискует» оформить пенсии в двух странах, хотя за это можно нарваться на штраф в 11 тысяч евро. Кто-то просто возвращается к детям. Кому охота в старости оказаться в доме для престарелых? У кого-то бизнес в двух странах и нет желания «светиться» из-за санкций. А я вот, хоть и немец, не выучил там немецкий язык…
Хочу в Россию дояркой
Въезд в Азово будто граница Евросоюза с Сибирью. Вид открывает улица Российская, а смотрит она на мир глазами коттеджей в баварском стиле. Над ними, словно ратуша, возвышается комплекс жилых трехэтажек. Готика их башен и тронутая патиной зелень крыш сбивают с толку: это Бавария или Сибирь?
Улицы еще незаселенных коттеджей и инфраструктура городка — от гимназии, больницы и до спорткомплекса и очистных сооружений — дар Германии российским немцам, создавшим в 1992 году свой автономный район в Азово. Но в разгар стройки, в 1995 году, началась массовая эмиграция российских немцев в Германию: почти 65-процентный немецкий район остался им лишь на 30 процентов. Мог и еще ужаться, но его немецкий облик спасли немцы — переселенцы из Казахстана и Киргизии.
В основном они и живут в еврогороде.
— Обложка, — скептически щурится на блики от крыш «ратуши» Ульяна Ильченко, — а я вот на нее купилась. Дом в Казахстане продала, долгов у братьев в Германии набрала. А живу — не похвалишься: крыша течет, стены пошли по швам… Недострой, он и на евро, недострой.
И возвращенцы из Германии на «баварские» коттеджи и зеленую «ратушу» реагируют с ухмылкой. Бюджетные вложения из ФРГ закончились к 2005 году. Бывший глава администрации АННМР Виктор Саберфельд, подозреваемый в махинациях земельными участками, ходит под уголовным преследованием. Цены на «немецкую» недвижимость взлетели так, что жилье-мечта многим не по карману.
Наконец, взаимные санкции между Россией и Германией с 2014-го заморозили очередной транш 2016 года на автономию — 66,3 миллиона рублей от России и 9,5 миллионов евро от ФРГ. А число «возвращенцев» все равно растет вопреки. В 2015 году вернулись больше тысячи человек, в 2016-м — 611, около 50 человек приезжали на разведку. Сейчас в администрации района лежит 21 заявка на переселение из Германии.
А еще те, кто уехал, пишут письма.
— Выбирайте любое, — показывает на стопку конвертов заместитель главы АННМР Сергей Берников и внимательно следит за развернутым листом с надписью: «Лидия Шмидт, Баден-Вюртенберг».
— Землячка, — комментирует, — из села Александровка.
У женщины типичная просьба: хочет обратно, но, уезжая, продала дом, поэтому просит муниципальное жилье или «хоть общежитие с туалетом на улице». Ее дети «встали на ноги, и хотя мне 62, я крепкая, хочу работать дояркой. Возьмете? Хочу домой, в Россию».
— Вот они там, на своем «социале» (жаргон немцев-переселенцев означает, что они живут в муниципальном жилье и на социальном пособии. — «РГ»), — Берников резко соскакивает со стула, — не понимают, о чем просят. Нет СССР. Нет муниципального жилья и общежитий. И доярок почти нет. Капитализм и фермеры. А они не дают жилья. Его покупать надо. Да и конкуренция в селах за работу повыше, чем в Германии.
Поэтому Лидии Шмидт, скорее всего, дадут осторожный совет — переезжать семьей или для начала наведаться на разведку. Как Наталья Меркер и Катерина Бурхард. Они приехали из Баварии, а представляются как из прошлой жизни: «Я из Караганды». «А я из Актюбинска», — вставляет Бурхард. Об Азово они узнали от родных, которые в конце 90-х перебрались в Сибирь. Приехали на разведку и уже объехали в автономии почти все немецкие села. Азово им понравилось меньше всего.
— Держат нас за дураков, берите ипотеку, покупайте квартиры под 200 метров, — признается Наталья Меркер. — У меня в Германии братья на 15-20 лет в ипотеки влезли. И рады бы в Россию уехать, да не могут. А тут ипотека еще и под 16 процентов против 4-6 в Баварии. Бывшая партноменклатура нахватала квадратных метров на продажу и хочет на нас навариться. Благодетели…
Наталья и Катерина ни у кого ничего не просят: в двух селах присмотрели частные дома, с участками, сараями, рассчитывают еще год подкопить денег и купить их. «Мы люди сельские, — говорит Меркер, — соскучились по просторам, коровам-курам…».
Но возвращаться боятся.
— Все другое, — признается Бурхард.
— Но и там все меняется, — вставляет Меркер. — Когда я была маленькой, боялась кино о Великой Отечественной войне, школьных сборов, линеек, уроков истории. Как услышу слово «фашист», сразу холод по спине. Будто это я. А когда в Мюнхене увидела, как немцы выходят на демонстрации с плакатами «Мы любим вас, беженцы!», у меня опять холод по спине. Беженцы их терроризируют — взрывают, гоняются за ними с ножами, насилуют, а немки выходят на улицы с кричалками: «Мюнхен должен быть цветным!»
Стоило другим немцам выйти с лозунгом «Нет исламизации Германии!», их обозвали «фашистами». Я, получается, — с «фашистами» заодно, потому что — русская. Мне не привыкать: здесь я была немкой, там — русская. Но своим детям будущего, в котором им предложат у себя на родине быть непонятно кем, не хочу…
— Мы бежим и от беженцев, — делится Катерина Бурхард, — и от тех, кто должен их судить за уголовные преступления, а судят нас за отсутствие «толерантности».
Катерина молодая женщина, у нее сын ходит в пятый класс, а мама имеет два привода в полицию и угрозу представителей ювенальной юстиции — «изъять сына из-за ненадлежащего поведения матери».
Мать чуть в обморок не упала, когда сын-четвероклассник вернулся с урока сексуального просвещения с пластилиновыми фигурками половых органов, сделанных по заданию учителей. Она — в школу. Там ее выслушали с выдержкой, которая граничит с презрением. Ей показали школьную программу. И женщина теперь каждый год ходит на демонстрацию «Demo fuer alle» против ранних секс-занятий в школе. Ей стали оформлять приводы в полицию и угрожать отнять сына.
Но гражданка Бурхард тоже учится презирать выдержкой: не пускает сына на секс-уроки. Она признается: больше всего рада тому, что «на всякий случай» родила сына в России и оформила ему российское гражданство. Правда, после того, как организаторов акции «Demo fuer alle» в Мюнстере начали судить, приуныла. Ее знакомые, католики из «Demo fuer alle», эмигрировали в Канаду и Москву. А она присмотрела в Сибири село Привальное.
Лето на родине
Когда приближается лето, Андрей Клипперт из баварского Людвигсбурга спрашивает сына и дочь: «Куда двинем: на море или…?» «К бабе Лене», — шумят дети. И семья через Польшу, Беларусь и пол-России на кроссовере BMW, вызывающе скромного цвета «мокрый асфальт», едет в Азово.
— Па-а, но мы же из Людвига не уедем? — спросила этим летом в пути 12-летняя дочь Элона.
— Зачем? — перекапывая родительский огород в Азово, говорит он мне. — Такой медицины, как в Германии, да еще льготной, в России нет. Работу тут, кроме огорода, я не найду. В Людвиге же — до санкций — я на заводе собирал турбины для России. Потом сократили, но за счет компании прошел переподготовку и работаю на компьютерной линии распределения грузов и почты в большой транспортной компании. 2000 евро в месяц против 10-14 тысяч рублей за работу на почте в Омске лечат от ностальгии в зародыше.
Хотя вопрос Элоны застал отца врасплох. Он догадался, что дочь слышала его телефонный разговор с ее дедом из Азово. Тот по просьбе сына присмотрел земельный участок и звал на смотрины. Элона их сорвала.
— Да и денег пока нет, — объясняет Клипперт. — Это здесь считают, что если мы из Германии на машинах сюда приезжаем, то… Машина — просто бонус, и та взята в кредит. У меня нет желания перебираться. Меня мой социальный дом в Германии устраивает. А в Азово я приехал что-то присмотреть на будущее для себя и жены. Вдруг вернемся… А дети сами должны решать. Дочь, например, мечтает стать чемпионкой ФРГ по плаванию. У нее кличка «Торпеда», второе место заняла на соревнованиях земли Бавария.
Помолчав, Андрей добавляет, что у них в русской общине многие стараются восстанавливать российские паспорта. И еще почти все снова начали учить детей русскому языку и ездить чаще к родным — в Тюмень, Саратов, Оренбург — на лето.
— И никто родину не узнает, — смеется. — Жестко тут. Мы там расслабились, и если что, права качаем. А тут все рассчитывают только на себя. И уже не на «челночные» туры, а на свои фермы, сыроварни, пивоварни… По-русски стонут, прибедняются от больших убытков, но видно же, в дело вцепились ого-го… Я вот на страусиной ферме в Цветнополье яиц детям прикупил, попробовать. А еще тут такую колбасу научились делать, вкуснее, чем в Германии. Комбинат домостроения в Звонареве Куте не достроили, а вакансий уже нет. В общем, к пенсии, думаю, домик в Азово прикуплю.
Из последних сил пытаюсь «поймать» Клипперта: почему он домом называет Германию, а родиной — Россию?
— У меня папа немец, мама из Одессы, я сибиряк, — смеется. — А Сибирь, кто чей, выясняет просто: «Ты чего дерешься?» — «Познакомиться хочу».
Он не обижается, что не похож на немца. Обычный русский, просто судьба назвала немцем. Закинула в Германию, а сердце и голову забыла дома.
Две матери, две мачехи
— У немцев в России и у немцев из России двойная идентичность и двойная лояльность, — убеждена заместитель председателя Международного союза немецкой культуры Ольга Мартенс. — Я рискую в очередной раз услышать что-то ехидное по поводу нашей двойной лояльности. Знаю, что она беспокоит оба государства, не желающие ее признавать, вместо того, чтобы сделать выгодным инструментом отношений двух стран.
Живым памятником того, что российские немцы — неработающий инструмент отношений Германии и России, служит больница-недострой в Азово. Возведенная на бюджетные средства ФРГ в рамках работы Межправительственной российско-германской комиссии по вопросам российских немцев, она стоит пустой.
Санкции между двумя странами прицельно бьют не только по ней. Дело в том, что мандат Межправительственной российско-германской комиссии позволяет ФРГ заниматься проблемами немцев в России, но не дает права России заботиться о немцах из России. Поэтому российская сторона логично настаивает на расширении своих полномочий в рамках мандата. Берлин против. Он расценивает свою помощь российским немцам как норму, а российскую «поздним переселенцам» как вмешательство во внутренние дела.
— «Поздние переселенцы» в Германии — это просто немцы, — заявляет руководитель отдела культуры посольства ФРГ в Москве Вернер-Дитер Клукке. — Они могут быть лояльны только по отношению к Германии, как немцы, уехавшие из Венгрии, Румынии и других стран Восточной Европы. Сегодня есть цивилизованный инструмент решения проблемы: до 18 лет гражданин может иметь два паспорта, а затем делает выбор.
Еще один аргумент немецкой стороны — кроме небольшой репатриации немцев в Россию, набирает обороты миграция врачей из Сибири, и не только немцев. Резоны Москвы очевидны: в рамках мировой мобильности миграция экспатов — нормальное явление. Однако что будет с интеллектуальной миграцией через пять-десять лет? Двадцать лет назад никто даже прогнозировать не смел, что Беккер, Меркер, Бурхард, Клиппер, Шмидт будут писать в Россию письма, приезжать на «разведку», а то и насовсем.
Несговорчивость больших политиков расстраивает отца-основателя и первого главу АННМР Бруно Рейтера. Он колесит между Омском, Москвой и Берлином, в надежде найти выход без сжигания мостов.
— Для решения немецкого вопроса нужна политическая воля, — убежден Бруно Рейтер. — Думаю, справиться с этим может человек масштаба Екатерины Второй. Дело даже не в моральной реабилитации российских немцев, хотя ее не было.
И не только в том, что ФРГ не хочет учитывать особую идентичность российских немцев, хотя мы сохранили тот немецкий язык и культуру, которых в ФРГ уже нет. Дело даже не в упущенном нами шансе из-за эмиграции 90-х воссоздать немецкую государственность в Поволжье. Дело в умении смотреть в будущее. Когда мы создавали автономию в Азово, мы понимали, что наш этнос будет делиться на три части — живущих в России, в Германии и между двумя странами — между родными. Эта родственность в сознании народов двух стран пускает корни. Когда это явление перестанет отвергаться на государственном уровне, думаю, настанет время как при Екатерине Второй — нового планового переселения немцев из Германии в Россию. И Россия, как всегда, в долгу не останется.
Две «маленькие Германии» в Сибири
Немецкий национальный район (ННР) Алтайского края создан в 1927 г., просуществовал до 1938 г. В 1991 г. воссоздан. Центр — село Гальбштадт. В ННР входят 16 сел, где проживают 50 701 немцев (70% от общего числа населения).
Азовский немецкий автономный муниципальный район Омской области с центром в селе Азово образован в 1992 году из 7 сел пяти смежных районов. Его ядро — села, входившие в состав образованной в 1890-х Александровской волости, Омского уезда, Акмолинской области Степного края, населенных немцами с 1880-х годов. В АННМР проживают 50 055 немцев (29,7% от общего числа населения).