В Сирии за последние дни произошло сразу два заметных события. На севере страны после долгой осады правительственные войска решительным штурмом уничтожили гарнизон джихадистов в Алеппо. Несколько тысяч «муджахидов» погибло или попало в плен, а один из крупнейших городов не только Сирии, но и всего Ближнего Востока фактически освобождён.
В момент, когда пишутся эти строки, в городе давят последние очаги сопротивления. Однако почти одновременно террористы «Исламского государства»* серией внезапных атак захватили Пальмиру. Контраст между этими событиями очевиден: чёткие разумные успешные действия военных в Алеппо — и отступление из Пальмиры. Чтобы понять, почему это произошло, и что будет дальше с Сирией и российским присутствием в этой стране, нужно оглянуться чуть назад.
Проблемы феодализма в XXI веке
В сентябре 2015 года появление российских вооружённых сил в Сирии вызвало среди сторонников президента Асада довольно бурную эйфорию. Русские пришли очень вовремя. Сирийская арабская армия к 2015 году представляла собой довольно скорбное зрелище, главным образом из-за исчерпания боеприпасов, запчастей и исправной техники. От танковых армад, имевшихся до гражданской войны, остались одни воспоминания. Территория страны была, как пирог, нарезана анклавами мятежников, с востока наступал террористический монстр «Исламского государства». Однако главной бедой оставалось именно постепенное расползание армии. САА могла просто развалиться из-за исчерпания расходных материалов и вооружения.
Поставки техники, боеприпасов и запчастей позволили разжать пальцы, сжимавшие глотку государства. Контрнаступление сирийцев осенью 2015 года стало попросту неожиданным для противника и вообще для мира. Однако когда первый подъём схлынул, перед командованием САА и российскими советниками открылась не слишком радужная картина.
За годы войны сирийская армия не просто понесла потери — она тяжело и системно деградировала. Её проблемы оказались даже тяжелее, чем на первый взгляд, причём корни трудностей лежали ещё в довоенной истории республики.
Дело в том, что сирийские войска были устроены по территориальному принципу. Дивизии располагались в определённой зоне, причём военное командование получало в свои руки фактически генерал-губернаторство, включающее кроме собственно вооружённых сил часть гражданской инфраструктуры. Военное командование пользовалось высокой степенью автономии.
В вооружённых силах существовали некие рудименты феодализма, и, когда началась гражданская война, ситуация только усугубилась. Часть солдат и офицеров регулярных войск ушла в ряды мятежников. Сформированные на местах отряды самообороны и ополчения не желали действовать за пределами родного края. Многие командиры начали воспринимать свои подразделения как собственные баронские дружины. Всё это катастрофически сказалось на управляемости, дисциплине, координации действий, выучке войск.
Собственно, центральное командование уже было довольно условным: было очень мало частей, которым можно было бы просто отдать приказ и ждать, что его хотя бы будут активно пытаться исполнить. Внутриполитические проблемы серьёзнейшим образом влияли на ход боёв. Командиры республиканской гвардии не ладили с лидерами из центральной Сирии, те в свою очередь конфликтовали с алавитами из приморских районов, и всё это осложнялось трениями между союзниками, от «Хезболлы» до иранцев.
Кто-то вообще не желал воевать и предпочитал сидеть на линии фронта, получая паёк и жалование. То, что российским дипломатам и военным советникам вообще удалось сколотить единый фронт из всего этого салата, само по себе выдающееся достижение. Некоторым полевым командирам пришлось прививать элементарные понятия о дисциплине, железной рукой унимая мародёров.
Наконец, армия уже понесла огромные потери. Нехватка вооружения и расходников оказалась даже не половиной проблемы. Армия к 2015 году почти полностью лишилась кадровых военных специалистов. Квалифицированные сапёры, артиллеристы, корректировщики, медицинская служба — армии катастрофически не хватало (и не хватает до сих пор) людей, способных на что-то более сложное, чем стрельба из пулемёта в белый свет.
Танковый экипаж можно натаскать за полгода, но взаимодействие с пехотой и артиллерией — это отдельный вопрос, а составление из «кубиков» — отдельных взводов, орудий, боевых машин — полноценных боевых соединений — третий. Можно привезти в Сирию гору вооружения, но без должной подготовки и боевого слаживания это будет просто гора оружия, в лучшем случае дающая психологический эффект, в худшем — попадающая в руки террористов. Обнаружив действительный уровень возможностей своих подопечных, советники с севера сначала схватились за голову, а затем засели за устранение недостатков.
Параллельно с уже существующей армейской организацией в Сирии начали создавать мобильные мощные хорошо подготовленные соединения. Этот процесс начался ещё до активной фазы российской операции. Так появились знаменитые «Силы тигра», «Соколы пустыни», ряд менее известных подразделений.
Причём часть этих подразделений — это по-прежнему частные армии, теми же «Соколами» руководит и финансирует их лично отставник САА и бизнесмен-нефтяник Мохаммед Джабер. Однако неизменна суть: отвязать воинскую часть от территории и сформировать мобильный ударный кулак.
Другим направлением работы стало улучшение качеств регулярной армии, скатившейся очень глубоко. Не следует полагать, например, что сирийцы стабильно не могут додуматься выставлять минные поля хотя бы для защиты от смертников на автомобилях. Проблема в нехватке специалистов даже с минимальными навыками сапёров.
Интересно, что финальный штурм Алеппо в этом году произошёл вскоре после массового выпуска из училищ нового поколения сирийских офицеров, подготовленных уже при участии России. Судя по результатам наступления, экзамен эти молодые лейтенанты выдержали. Тем не менее подтянуть все многочисленные формирования Сирии до нужного уровня за такой короткий срок не удалось — это в принципе невозможно. Поэтому и сейчас войска Башара Асада — это сборная солянка из хороших ударных частей и многочисленных формирований с сомнительной, а иногда и просто нулевой боевой ценностью.
Освобождение Пальмиры весной 2016 года стало первым заметным успехом сирийских войск в войне со времён вмешательства России в конфликт. Этот результат был самым громким — и самым бесполезным с точки зрения боевых действий. Да, пропагандистский эффект оказался грандиозным, к тому же от изуверов удалось спасти какую-то часть античных памятников, и, что, пожалуй, ещё важнее, из самого города Тадмор сумели уехать многие люди, пережившие оккупацию джихадистов. Но куда менее яркими и более важными оказались последующие события.
В момент начала операции российских военных Дамаск находился в ужасающем положении. Город был осаждён мелкими и крупными анклавами, находящимися под контролем «умеренной оппозиции» (что умеренного можно найти в сирийском отделении «Аль-Каиды»*, составляющем её основную ударную силу, известно, пожалуй, только авторам термина).
Причём крупнейшая зона, занятая мятежниками, — Восточная Гута — вдаётся прямо в городскую черту столицы в микрорайоне Джобар. Многие эти анклавы перехватывают крупные дороги, так что даже выехать из Дамаска нормальным путём — нетривиальная задача, если, конечно, у ездока нет желания пересечь линию фронта. Другой точкой приложения сил становился Алеппо.
Причина очевидна: крупнейший (даже считая Дамаск) город Сирии и её экономическая столица превратился в зону генерального сражения между ИГИЛ, сборной командой «умеренных исламистов» и правительственными силами (не считая курдского квартала, занявшего позицию благожелательного нейтралитета к войскам).
Сначала военные оттеснили ИГ от города, деблокировали окружённый гарнизон базы Кувейрис и смогли таким образом сосредоточиться на силах «оппозиции». В течение лета здесь развернулось крупнейшее противостояние всей войны. Для победы сирийцы стянули к городу свои лучшие части (в частности, «Тигров»), а российские поставки позволили решить проблему вооружения и боеприпасов.
К лету, частично в течение лета сирийцам при помощи России и отчасти Ирана удалось накопить достаточно боеспособных сил для решительной операции. С одной стороны, по линии Тегерана к делу подключились многочисленные военизированные отряды (палестинцы, «Хезболла» иранский КСИР). С другой, русские и сирийцы сумели сколотить из местных кадров несколько неплохих батальонов и начали сводить их в боевые группы приемлемой боеспособности.
К тому же давали зримый результат и бомбардировки ВКС. Прогрессивная общественность слишком близко к сердцу восприняла рассказы соцсетей и западных СМИ, согласно которым ВКС, если куда-то и попадают ракетами, то в больницы и школы. На западе, да и многие в России думают, что за мировой джихад воюют без складов, мастерских и управления, а патроны сами собой зарождаются у них в пикапах.
Между тем под Кувейрисом, в анклавах под Дамаском, и, наконец, в Алеппо события шли по схожему сценарию: после очередного удара «по школам» и атаки правительственных войск почему-то оказывалось, что в ближнем тылу джихадистов копятся раненые, а патронные ящики показывают дно. После чего, смотря по обстоятельствам, следовали автобусы на Идлиб, тюрьма или могила. Российская авиация не слишком многочисленна, чтобы повсюду одновременно разорить тылы неприятеля воздушными атаками, однако она успешно выступает в роли «лучшей шпаги» на наиболее важных участках.
В результате запас прочности у армии стабильно оказывался больше. Фанатично настроенные боевики в среднем превосходят сирийских военных по уровню выучки, а смерти многие из них действительно не боятся. Однако фугасная авиабомба безразлична к личным качествам «муджахида», так что Алеппо был окружён, а затем после исключительно напряжённых боёв удалось отбить две попытки боевиков извне прорвать кольцо. В сущности, в сентябре боевики в самом Алеппо были уже списаны, оставалось только переварить «котёл».
Почему бои в окружённом Алеппо длились столько времени? С одной стороны, за время контроля над городом его успели хорошо подготовить к обороне. Джихадисты располагали развитой системой складов с боеприпасами и медикаментами, гуманитарная помощь благополучно конфисковывалась и съедалась борцами за мировой джихад. Характерно, что во время штурма армейские части нашли солидные запасы медикаментов: в районах, действительно ставших ареной жестоких боёв, «борцы за свободу» предпочитали создать себе запасы лекарств — пусть и за счёт населения.
Однако длительная изоляция делала своё дело. Сирийский штаб операции был серьёзно усилен российскими специалистами и руководил штурмом эффективно и энергично. К тому же анонсированных боевиками 250–300 тысяч человек населения в восточном Алеппо не оказалось и близко: масса народу успела перебежать в районы, занимаемые правительством. Так что удары по застройке, занятой джихадистами, можно было наносить свободнее.
Штурм долго готовившихся позиций оказался тяжёлой задачей: военным далеко не всегда удавалось продвинуться даже на небольшое расстояние, однако развязка неизбежно приближалась. Раздёргивание резервов боевиков по разным участкам длинного фронта (первоначальный периметр «котла» — десятки километров) привело к тому, что в один прекрасный момент произошёл обвал северо-восточного угла «крепости».
Через пробитую дыру внутрь города хлынули сирийские войска, и все заколдованные круги закрутились в обратном направлении: если до сих пор военным приходилось мучительно биться за каждый дом, то теперь оборона боевиков утратила устойчивость. Отход означал, что приходится бросать склады с оружием и боекомплектами, вместо подготовленных рубежей использовать наспех состряпанные в домах огневые точки.
Контратаки только усугубляли положение: во встречном бою боевики не могли наносить военным даже равных потерь (у армии-то имелось, где взять патроны и где лечить раненых). В ноябре «котёл» в Алеппо начал разваливаться: у оборонявшей его коалиции террористических группировок просто подошёл к концу запас прочности. Как обычно, в «котле» число раненых росло, а вот запасы патронов — нет.
Тем временем другого крупного успеха добились под Дамаском. Здесь всё происходило без феерии, разговоров о «матери всех битв» и тому подобного шума. Однако общий принцип был похож на то, что происходило в Алеппо.
Надо заметить, что котлы часто были таковыми только на карте. Реально боевики за плату пропускали через свои позиции гражданские машины, внутрь ввозилась гуманитарная помощь, война велась лениво и сводилась к редким перестрелкам. Теперь за окруженцев взялись всерьёз. Чтобы не разрушать остатки инфраструктуры, после нажима боевикам предлагали уехать в контролируемую их товарищами провинцию Идлиб, сдав оружие и боеприпасы.
Соглашавшиеся остаться получали амнистию, если не совершали ранее каких-то конкретных преступлений. Такой подход не всем пришёлся по нраву: казалось, лучше разгромить мятежный квартал полностью. В действительности в итоге войска получали целый квартал или город, получали его быстро и с минимальными потерями.
Боеспособность противника всё равно подрывалась: оружие оставалось в котле, а численность желающих амнистии могла перекрыть количество уезжающих. Надо отметить, что многие боевики не были какими-то идейными фанатиками, но оказались вовлечены в войну из-за бескормицы, силой обстоятельств, наконец, просто в качестве бойцов местной самообороны ото всех сразу, и такие люди скорее с облегчением сдавали свои АКМы и превращались обратно в нормальных обывателей.
По такому сценарию удалось заставить капитулировать сразу несколько анклавов разных размеров. Дарайя, Аль-Таль, Западная Гута, Маадамия… Задачи решались меньшей кровью и за меньшее время, чем если бы котлы громились силой. При этом высвобождались воинские контингенты для решения следующей задачи.
Если ещё не так давно Дамаск был плотно обложен с юга и востока, и войска с трудом удерживали разве что некоторые дороги из города, то в настоящий момент в непосредственной близости от сирийской столицы остался только небольшой анклав в лагере Ярмук к югу и Восточная Гута, которую уполовинили в размерах за последние месяцы.
2016 год стал периодом заметных успехов сирийских военных. И вот на этом весьма выгодном фоне в декабре произошла беда в Пальмире.
После освобождения Пальмиры эта зона превратилась в глухой угол фронта. После взятия городка Тадмор и исторического района вокруг него операции на этом направлении свернули. Теоретически Пальмиру можно было использовать для более глубокой операции против ИГ, однако в тот момент у правительства имелись более актуальные задачи.
Война против «Исламского государства» и «зелёной» коалиции ведётся в принципиально разных условиях. ИГ занимает главным образом редконаселённые пустынные зоны; площадь, контролируемая ими, обширна, но это в основном никому не нужные песчаные дюны.
Напротив, западная Сирия, где идёт борьба между правительством и «умеренной оппозицией» — это место, где сосредоточено почти всё население, почти всё оставшееся в Сирии хозяйство, политические центры. Прочёсывание песков вокруг Пальмиры выглядело куда менее актуальной задачей, чем установление контроля над Алеппо и окрестностями Дамаска. Поэтому, исключая авантюру с попыткой прорыва на Табку, боевые действия против ИГ вообще были вялыми.
Со своей стороны, и игиловцы не рвались в бой: исламисты воевали на множестве фронтов сразу. Поэтому в Пальмире остались довольно хорошо вооружённые, но плохого качества ополченские отряды. Оборона города была организована слабо: видимо, местные военные руководители посчитали, что находятся на глубоко второстепенном пассивном участке фронта. Между тем Пальмира находилась в крайне уязвимом положении: жидкая цепь блокпостов защищала обширный оборонительный периметр, уходя далеко на запад, к Хомсу. Город стоял полупустым: многие жители покинули его из опасения подвергнуться оккупации вторично.
Между тем к осени положение ИГ стало критическим. Джихадистам требовался громкий успех, а возможно, прорыв в новые районы, учитывая, что крупнейший город несостоявшегося халифата — Мосул — окружён, а с других сторон более или менее успешно наступают курды и турки. Выступ у Пальмиры оказался превосходным направлением для внезапной атаки: террористы имели все основания надеяться на эффектную победу в тот момент, когда основные силы Сирии и России связаны в Алеппо.
По данным МО РФ, террористы собрали до 4–5 тысяч бойцов, которые, разумеется, не пришли под Пальмиру пешком. Если международная коалиция во главе с США могла обнаружить это сборище, но иметь свои резоны не делиться информацией, то запоздалое вскрытие сосредоточения террористов сирийской разведкой, конечно, досадно.
В результате 8 декабря началось наступление и игиловцы смяли передовые посты, но и тогда ситуация ещё не выглядела по-настоящему скверной. Между тем джихадисты бросились на позиции сирийцев с огромной силой и яростью. На позициях возникла паника. Судя по видео, снятым игиловцами, им удалось взять врасплох минимум одну гаубичную батарею, захватив её вместе с транспортом. Атакам подверглись в первую очередь высоты вокруг Пальмиры. Город находится в низине, и захват холмов делает бессмысленной оборону внутри. К вечеру 10 числа джихадисты разгромили позиции сирийцев на периферии и находились уже у ворот самого Тадмора.
Хотя уже в этот вечер ситуация выглядела острой, сдачи города ещё не произошло. К ночи в воздух поднялись самолёты и вертолёты РФ. Их возможности, однако, крайне ограничивались двумя факторами. Во-первых, погода лимитировала активность. Во-вторых, отметим, что наибольшую эффективность ВКС (как и любым воздушным силам мира) приносят совместные действия с хорошими авианаводчиками.
Герой России Александр Прохоренко отправился в тыл ИГИЛ не просто так: работа ПАН — передового авианаводчика — это достаточно сложная специальность, не говоря даже о языковом барьере, и местные кадры её как следует выполнять не могли, по крайней мере тогда. Это и один из ответов на вопрос «Почему же ВКС не уничтожили сразу все тачанки ИГ под Пальмирой?» — авиация работала в условиях плохой погоды только по визуально обнаруживаемым целям.
Определённые потери неприятелю, разумеется, нанесли и в таких условиях. Всё это, впрочем, мало могло утешить. Население Тадмора эвакуировали, так что халифатчики вскоре ходили по пустынным улицам. Однако атаки на позиции армии продолжались. Террористы успели развить самоубийственные атаки в высокое искусство: кроме простых автомобилей для налётов смертников используются блиндированные грузовики и даже бронетехника, а сами атаки проводятся массово, иногда десятками машин под прикрытием пулемётов и миномётов.
11 числа, чтобы избежать окружения, остатки правительственных войск оставили Пальмиру. Несправедливость судьбы: в худшем положении оказались как раз те посты, что держались наиболее стойко, и в момент общего отхода оказались дальше всех.
Быстро помочь крупными резервами правительство не могло: в Алеппо как раз наступала развязка масштабного сражения, ну а снимать войска с фронта против анклавов под Дамаском крайне рискованно: собственно, линия фронта проходит по окраинам, а где и по улицам самой сирийской столицы. Поэтому реакция на происходящее оказалась медленнее, чем нужно. Чем и воспользовались террористы.
Сирия и Россия теперь находятся в сложной ситуации. В своё время освобождение Пальмиры стало грандиозным событием для СМИ, и есть огромное искушение отмыться от неудачи как можно скорее. Проблема в том, что значение Пальмиры именно с оперативной точки зрения умеренное. Закрепить успех в битве за Алеппо куда важнее.
В то же время джихадисты не останавливаются на достигнутом, и требуется очень точный расчёт сил и средств, чтобы купировать результаты прорыва у Пальмиры и одновременно не ослабить другие участки.
Главное, что следует понимать: падение Пальмиры произошло в тот момент, когда сирийская армия, наконец, добилась внятных крупных успехов. Древние руины имеют громадную культурную ценность, но для хода войны город-музей с эвакуированным населением посреди пустыни и город-миллионник несопоставимы, а разбитые анклавы у Дамаска до недавнего времени были для Сирии настоящими камнями в почках.
После окончательного разгрома гарнизона Алеппо высвобождается масса сил для решения по-настоящему насущных задач. Требуются силы для разгрома анклава под Растаном в центральной Сирии, для добивания Восточной Гуты, для деблокады анклавов лоялистов в Идлибе и Дейр-эз-Зоре.
Вторичное освобождение Пальмиры может потребоваться для решения части этих задач, но может и не потребоваться. Однако, с накладками и ошибками, военная машина Сирии движется в правильном направлении. Да, неровные качества сирийских войск никуда не делись, и война, очень вероятно, будет продолжаться по принципу «два шага вперед — шаг назад», но если в кампании конца 2015-го и начала 2016 года эти шаги были сопоставимы, то сейчас приобретения, может быть, менее эффектны, но гораздо более важны, чем потери. Ситуация сдвинулась с мёртвой точки, и на горизонте, пусть и очень далеко, маячит победа в войне.
Фото Life.Ru