Вчера у моего товарища был День Рождения.
По дороге к нему я заехал купить цветов. В маленький цветочный магазин на улице Горького (не знаю, как там она сейчас называется). Магазин – это, конечно, слишком сказано. Большая жестяная будка с надписью «Цветы». Помню меня еще поразило, что надпись на русском языке. Причем, буквы этой надписи вызывающе большие. Не патриотично, одним словом.
Продавец девушка лет двадцати пяти. Худенькая крашеная блондинка небольшого роста с острым носиком. Одета была в синюю болоньевую курточку, на руках вязаные перчатки без пальцев. Красные от холода ногти были когда-то под маникюром, остатки которого девушка постоянно пыталась спрятать. Было видно, что она очень замерзла. Цвет ее лица стал такой же синий, как и курточка, в которую она была одета.
Я поздоровался, поздравил девушку с праздниками и попросил показать мне цветы. Девушка даже засияла как-то.
— Ой, спасибо Вам за поздравления! – защебетала она, подходя к розам. — Вот ведь вроде бы праздники, а люди все больше угрюмые. Совсем не разговорчивые. А если и говорят, то только про тарифы и дороговизну.
Какие вам розы?
— Мне для мужчины. На день рождения. Чтобы длинная ножка.
— Вот есть прекрасные голландские. По семьдесят гривен за штуку.
— Сколько?!
— Семьдесят гривен. Возьмёте одиннадцать штук – одиннадцатую в подарок, — улыбнулась девушка, но как-то грустно. Сочувственно.
— Так это ж семьсот гривен!
— Да..- вздохнула девушка.
— А если семь роз, то седьмую в подарок дадите?
— Целую нет, — улыбнулась она опять, — но половинку подарю!
На том и согласились. Девушка начала отбирать розы.
— Скажите, — спросил я.- А Вы не интересуетесь у тех, кто жалуется на коммунальные тарифы, про Майдан. Ну, в том смысле, были они на Майдане или нет?
Девушка, как-то на мгновение вдруг вся приостановилась, даже так, что рука с розой, которую она наполовину вынула из большой вазы, как-то немного театрально повисла в воздухе. Потом она продолжила укладывать розы, но мне ничего не отвечала. В металлической будке на улице Горького повисло неприятное молчание. Я понял, что, по всей видимости, девушка мне не союзник.
Но я ошибся. Укладывая розы, не глядя на меня, девушка перестала улыбаться и совсем другим тоном, решительным, но не надорванным и юношеским, а совсем по взрослому, продумано и будто со слезой, сказала мне:
— Я сама была на Майдане. Но сегодня я проклинаю и тот Майдан, и свою глупость и свою соседку, дуру, которая меня туда привела. Ведь я же не понимала ничего. А там были такие хорошие люди. Все так любили друг друга. Был такой дух! Было так свободно и просто. И везде кофе и чай. И все кушали и грелись у костров.
Девушка замолчала и подняла на меня свои глаза. В двадцать пять лет глаза должны выглядеть совсем по-другому. Не должно быть в них столько старости.
— Я мать одиночка,- продолжила она. – Мой ребенок в этом году пошел во второй класс школы. И в этом году в киевских школах отменили бесплатные завтраки. Представляете?! Я взяла все бумаги в собесе. Как и в прошлом году. Принесла в школу, а мне там и говорят: «Зачем это Вы принесли бумаги эти?». Я им отвечаю: «Так ведь для бесплатного завтрака. Для ребенка моего». А они смеются: «Мамаша, так отменили все бесплатные завтраки в этом году. Совсем отменили. Так что каждый день двадцать гривен своему ребеночку давайте, чтобы он мог в школе покушать». Представляете?! Ведь это ж почти пятьсот гривен в месяц. А где я их возьму? А за свет, а за тепло, а за воду? А одежку хоть какую-то для Сережи? Я про себя уже совсем молчу. Как это??
— Ну, вот уже и Вы загрустили, и со слезой, — сказал я ей.
Девушка действительно спрятала глаза, и продолжила молча заворачивать мне розы в бумагу.
— А Вы знаете, давайте я куплю у Вас одиннадцать роз,- неожиданно даже для себя самого сказал я ей, — и одиннадцатую мне в подарок не надо. Можно я за эти деньги Вам розу подарю?
Девушка очень по-доброму посмотрела на меня и очень по-солнечному улыбнулась.
— Конечно, можно! – ответила она уже совсем тем же тоном, которым говорила со мной с самого начала, когда только я ее поздравил с праздниками. — Спасибо Вам!
Я забрал розы и поехал к своему товарищу. Первым делом я рассказал ему эту историю. Есть в этой истории какая-то надежда. Надежда на выздоровление.
Счастья Вам, православные!