Это было в середине 1990-х. Британский тележурналист брал интервью у яркого, демократически настроенного и нередко нетрезвого президента Бориса Николаевича Ельцина, которому тогда было чуть больше 60 лет.
«Как бы вы, господин президент, описали ситуацию в стране одним словом?» — спросил журналист.
«Good», — ответил Ельцин.
«А если добавить еще пару слов?» — продолжил журналист.
«No good».
Я спрашиваю людей примерно о том же самом, пока в течение нескольких дней гуляю по мегаполису на берегах Невы. Адский холод. Но тротуары посыпаны песком тщательнее, чем в Стокгольме.
Когда у меня появляется возможность поговорить, я задаю этот вопрос — экскурсоводу в музее, водителю такси, который меня обсчитывает, официантке в кафе, как две капли воды похожем на «Старбакс», проводнику в поезде до Хельсинки и некоторым другим. «Putin dobro, Putin njet dobro?— спрашиваю я на доморощенном русском. — Putin good или Putin no good?»
Результаты моего опроса общественного мнения шокируют.
Вспоминаю, как ездил в Санкт-Петербург в 2012 году. Это был пятый или шестой визит в Россию/Советский Союз с момента моей первой поездки на Пасху 1969 года. Мы с приятелями ехали на машине и заблудились. Я опустил боковое стекло и закричал в сумрак и тьму: «Please, help me!» И представьте себе мое удивление: восемь или девять прохожих притормозили и на простом, но ясном английском языке спросили, чем мне помочь.
Вот это перемены! Десять-двадцать лет назад мой крик о помощи расценили бы как национальную угрозу. Все поспешили бы уйти подальше. А если бы кто-то и подошел, он бы глядел не на меня, а на свои ботинки. На иностранцев смотрели как на разносчиков заразы, а кто-нибудь мог и донести. Везде имелись глаза и уши.
Но теперь я наблюдал обычное здоровое любопытство. Вы откуда? Куда едете? Посоветовать вам хороший ресторан? Не скажете, куда лучше съездить, в Вену или в Берлин? Мы спрашивали, в нужном ли направлении развивается страна. Да, хорошо, dobro.
В наше ледяное время, похожее на холодную войну, не помешает вспомнить об удачном преобразовании Советов в Россию, которое провели Горбачев и Ельцин. Изоляция прекратилась. Русские могли начать вести себя, как европейцы.
Наряду с Эстонией, Латвией и Литвой Россию охотно взяли бы в НАТО. Евросоюз был готов начать обдумывать, когда Россия с точек зрения экономики и демократии сможет занять свое место в объединении. Люди начали смелее выступать в прессе, которая становилась все более свободной. Русские ехали в Лувр любоваться картинами и в Куршевель заниматься зимними видами спорта. И это были не олигархи-воры, а представители нового среднего класса, которого вовсе не существовало в ленинских мечтах. Они охотно углублялись в тему «наш президент снова сделал Россию великой». Да, самая большая страна мира снова играла в высшей лиге.
Я сидел в машине, и мой взгляд встретился с взглядом русского. Он принадлежал к молодому поколению, больше не опускающему глаза на свои ботинки.
Смена декораций. Вернемся в январь 2017 года. Получится ли у меня заставить обычных приятных жителей Санкт-Петербурга сказать, что они думают о бесцветном президенте Владимире Путине с рыбьими глазами?
Говорить о его заслугах. Ведь их немало. Владимир Путин увеличил территорию своей страны, захватив Южную Осетию в войне с Грузией и утащив большой прекрасный Крым без всяких препятствий со стороны ООН, ЕС и НАТО. А сейчас как раз усиливается война в Донецке в восточной части Украины.
Путин был третьесортным русским шпионом в ГДР. Его путь наверх проходил через городскую администрацию Санкт-Петербурга, заключившую договор с местной мафией. У Путина не было ничего, на чем можно было бы построить свою власть, — ни войск, ни политической партии, ни помощи коллег из прежнего КГБ.
«Путинские властные круги ограничены его личной охраной», — сказал один аналитик в сфере безопасности.
Вероятно, мои собеседники в России могли бы немного поныть о «плохих временах». С экономической точки зрения все плохо. Через 25 лет после краха коммунизма Россия не производит вообще ничего, что имело бы ценность для окружающего мира, — даже футболок. Единственный источник ее доходов — это нефть и газ, а цены на них сейчас низкие. Санкции против Путина, введенные за его вторжение на Украину, стали болезненным ударом.
«А мы уже начали привыкать к камамберу и прошутто, — усмехается хорошо одетый россиянин в поезде в Хельсинки. — Но теперь все стало как прежде: едим капусту. Одну только капусту».
Торговля на границе в финской Лаппеэнранте прекратилась. Московский универмаг «Стокманн» с финским правлением, это окно в мир западной роскоши, разорился. На пароме из Финляндии в Стокгольм все еще можно услышать, как по-русски объявляют «такс-фри». Но русских на борту больше нет.
Я спрашиваю, dobro Путин или njet dobro, но мне никто не отвечает. Они посмеиваются, уставившись на свои ботинки. Сдавленное, смущенное хихиканье.
Тот же самый смешок, какой я слышал от американцев, когда они поняли, что выбрали Трампа президентом.