На протяжении истории человечества многие государства пытались вывести формулу политического господства для удовлетворения своих национальных интересов, при которой победа в любой войне давалась бы бескровно или же с минимальными потерями.
Следствием этого стала трансформация организационной тактики ведения боевых действий, а также функционального участия в войнах. Происходил постепенный переход от прямых масштабных столкновений в форме «генеральных сражений» к дистанционной войне, минимизирующей прежние масштабные издержки.
Особое значение приобрел фактор гражданского населения, которое стало не только субъектом войны (партизаны), но и объектом, против которого было направлено острие противника, стремящегося взломать государство изнутри, не задействуя при этом вооруженные контингенты, иногда даже не вступая в прямой боевой контакт.
Роль диверсионно-подрывных групп и сил специальных операций резко возросла, потому что главной задачей внешней управляющей силы стала внутриполитическая дестабилизация ситуации в стране-мишени, которая должна привести к подрыву государственного строя. При этом участие непосредственного инициатора нестабильности, который координирует и реализовывает деструктивные политические технологии внутри государств-мишеней, должно быть скрыто, а государственные перевороты и «цветные революции» камуфлируются под «объективные демократические процессы», которые были запущены благодаря народному волеизъявлению.
Изменение характера войны и методов достижения военно-политических целей ставит качественно новые задачи перед государством. Превосходство в совокупной военной мощи не может служить гарантией защиты от агрессии извне. Внутренняя национальная безопасность все чаще становится объектом воздействия со стороны заинтересованных международных акторов (внешней управляющей силы).
Принятие на вооружение стратегии ассиметричных действий позволяет гибко подходить к ведению борьбы в условиях, когда открытое применение силы может спровоцировать масштабный военный конфликт. Следствием этого стало изменение военной тактики США, которые перешли к камуфлируемой подрывной деятельности и полувоенным (тайным) операциям как составному элементу операций военных.
Одним из результатов ядерного сдерживания стала трансформация открытых военных действий в сторону менее заметных, непрямых форм конфликта, исключающих вооруженные столкновения между СССР и США, но не вооруженное насилие в целом. Непрямые (тайные) формы боевых действий стали постоянным компонентом реализации американской внешнеполитической стратегии.
Комплексные диверсионно-подрывные мероприятия (тайные операции), рассчитанные на свержение конституционного строя и легитимных политических режимов в неугодных государствах осуществляются без официального объявления войны и без разрыва дипломатических отношений. Зачастую отношения между «враждующими» сторонами на официальном уровне декларируются как «нормальные» или даже «дружественные», однако при активной фазе реализации технологий по демонтажу политического режима в информационном пространстве «дружественная» риторика быстро сменяется на «воинствующую» и «осуждающую». Скрытое противоборство между основными глобальными акторами ведется постоянно и не ограничено определенным театром военных действий. Один из основоположников концепции «гибридной» (сетецентричной, иррегулярной) войны, военный теоретик Е.Э. Месснер предлагал отказаться от устоявшихся понятий о классической войне: «Надо перестать думать, что война — это когда воюют, а мир — когда не воюют».
В США вооруженные акции без комплексного применения боевой силы относятся к так называемым военным операциям вне условий войны. Они предполагают активное подключение специальных служб для оказания ударов по уязвимым местам страны-мишени (финансово-экономический, военно-политический, социокультурный). Таким образом, классическая война приобретает «гибридный» характер. В «гибридной войне» трудно детерминировать конкретную дату начала и окончания боевых действий, фронт и тыл, действительный статус противников.
«Гибридная война» нацелена на изматывание страны-жертвы путем разложения ее основных государственных институтов путем хаотизации системы административно-политического управления, экономики, социокультурной среды и сферы безопасности. На различных этапах гибридной агрессии могут быть задействованы военные и иррегулярные формирования, силы специальных операций противника. Государство-агрессор тайно, без официального (формального) объявления войны, не разрывая дипломатических отношений, начинает атаку, сохраняя при этом политико-дипломатическое пространство для маневра. Это необходимо для того, чтобы подменять смыслы и скрывать свои реальные намерения, снимая с себя ответственность перед международным сообществом, объявляя атакуемую страну-мишень агрессором, неугодным (преступным) режимом, который якобы нарушает гражданские права и свободы граждан.
На определенном этапе инспирированного внешней управляющей силой конфликта развертываются военные действия с участием мятежников, наемников, частных военных компаний, поддерживаемых оружием и финансами из-за рубежа, а также некоторыми внутренними сопричастными структурами (олигархатом, организованной преступностью, националистическими и псевдорелигиозными организациями).
Подтверждением трансформации военного противоборства в сторону нетрадиционных, «гибридных» форм может служить пример антиконституционного государственного переворота на Украине, осуществленного при поддержке США и их западных союзников, а также попытки организовать «цветную революцию» в России.
«Цветные революции», начиная с подготовительного этапа и заканчивая финальной стадией, направляются и сопровождаются западными стратегами, кураторами из иностранных специальных служб. Набор методов и средств реализации технологий государственных переворотов обнажает классический «почерк» работы последних. В ход идут такие специфические методы как тайные операции, точечные диверсионно-подрывные действия, политические убийства, которые в сочетании с инструментарием психологической (культурно-информационной) войны призваны дезинформировать общественное мнение и трансформировать общественное сознание в нужном для организаторов ключе. После этого катализировать протест и побудить гражданские массы к сопротивлению существующему легитимному политическому режиму будет не так сложно. В медийном пространстве населению страны-мишени постоянно навязывается тезис о преступности власти, а легитимное право государства на применение насилия в отношении лиц, нарушающих правопорядок, становится признаком «кровавого режима». Это способствует появлению у граждан ненависти к власти и силам правопорядка, которые сиюминутно, без какого-либо расследования, выставляются виновниками, в случае возникновения трагедии.
В основе «цветных революций» лежит подобное классической войне целеполагание — дестабилизация общественно-политической обстановки в стране-мишени с последующим демонтажем государственного режима, замена национально ориентированного правительства управляемыми извне политическими силами.
Относительно «бескровный» характер захвата власти на самом деле включает в себя внеправовые и антиконституционные деяния: блокирование и захват объектов инфраструктуры, дезорганизацию функционирования государственных учреждений, силовые насильственные действия в отношении сотрудников правопорядка и так далее. Это политический экстремизм, целью которого является дестабилизация внутриполитической обстановки в стране для насильственного захвата власти в отдельном регионе или в стране, свержения или изменения конституционного строя.
Еще в революционных теориях прошлых веков получила свое развитие стратегия подрыва государства изнутри, так называемая доктрина пропаганды действием. Ее суть состояла в том, что террористические действия способны побудить массы оказать давление на правительство. Сегодня существует устойчивая тенденция к росту преступлений экстремисткой направленности, в основе которых лежит задача изменения конституционного строя российского государства. Увеличение участников деструктивных политических радикальных, экстремистских и террористических формирований напрямую угрожает национальной безопасности и стабильному развитию государства.
Для успешной реализации технологий демонтажа политических режимов внешняя управляющая сила должна иметь в стране-мишени специально подготовленные ударные ячейки «революции», которые будут выполнять силовые (боевые) акции по захвату ключевых объектов инфраструктуры, а также зданий административно-политической системы управления, в то время как широкие гражданские массы будут митинговать, создавая видимость «народного протеста». На политическое руководство страны-мишени оказывают постоянное давление в информационном пространстве, убеждая отказаться от «монополии» на применение силы к «революционерам» якобы для предотвращения кровопролития, а на самом деле для того, чтобы повысить шансы деструктивных элементов на успешное насильственное свержение законной власти.
К моменту проведения операции по насильственному захвату власти, которая сопровождается столкновениями с силами правопорядка, информационная монополия на освещение событий (которой обладает коллективный Запад) позволяет под определенным углом осветить государственный переворот, создав иллюзию «мирного перехода» власти к представителям деструктивной оппозиции. Появляется очередная по списку «цветная революция», которая с помощью ангажированного информационного освещения приобретает статус «бескровной», «ненасильственной», а иногда даже «народной». При этом всячески замалчивается и скрывается активное участие внешней управляющей силы, которая стояла за этим государственным переворотом. В массовом сознании возникает искусственно созданная иллюзия, что «революция» является следствием объективных социально-экономических или внутриполитических проблем государства.
При этом вооруженная сила применяется деструкторами ограниченно, для того чтобы с одной стороны способствовать успешной реализации госпереворота, с другой — не навесить на себя ярлык откровенных преступников и радикалов, ведь это может остановить процесс втягивания гражданского населения в протестные массы.
Для того, чтобы купировать угрозу успешной реализации «цветной революции», государственная система должна обладать следующими характеристиками:
— решительностью политического руководства применять жесткие меры в отношении лиц, нарушающих общественный порядок и репрессивные меры в отношении антигосударственных элементов;
— слаженностью работы правоохранительных органов, глубокой преданностью своему делу, готовностью защищать конституционный строй и законно избранное правительство;
— высоким уровнем поддержки (активной и пассивной) большей части населения государственного курса;
— наличием общественного ресурсного потенциала;
— полным либо частичным контролем государства над основными СМИ;
— функцией эффективного контроля над деятельностью деструктивных сетецентричных структур (НПО, НКО и различных иностранных фондов).
Никита Данюк,
заместитель директора Института стратегических исследований и прогнозов РУДН
Фото «Военно-политическая аналитика»