Вы, вероятно, пропустили, но в Вильнюсе отгремел уже третий Форум свободной России. В нем приняли участие делегаты из 32 российских регионов, эмигранты и старший брат главы «Роснано».
Там они смело обсуждали темы, которые запрещено обсуждать в нашем государстве по причине диктатуры. Например: как прекратить войну с Украиной, как отдать ей оккупированный Крым и тайно оккупированный Донбасс, насколько уменьшить территорию будущей свободной России и почему важно составлять списки слуг нынешнего режима, которых в будущей свободной России придется люстрировать. Ну и другие насущные вещи.
Можно подумать, что мы пишем об этом только для того, чтобы еще раз виртуально отпинать сборище клоунов. Но мы для этого не нужны. Исчерпывающую характеристику выдал мероприятию прямо на открытии один из его главных участников — делегат из Нью-Йорка Гарри Кимович Каспаров: «С точки зрения российской пропаганды — это собрание пикейных жилетов».
© AFP 2017 / Mandel NganПредседатель Международного Совета «Фонда защиты прав человека» Гарри Каспаров
© AFP 2017 / Mandel NganПредседатель Международного Совета «Фонда защиты прав человека» Гарри Каспаров
Нет, мы про другое. Как пояснил тот же Каспаров, этот и подобные форумы важны, потому что на них «мы можем говорить о том, что делать, когда путинский режим начнет проседать, даст трещины и рухнет».
И вот на этом месте, уважаемые читатели, уже интересно.
Потому что на этом месте свободная мысль клоунов сходится не только с огненной украинской публицистикой, но также и с уверенностью широкого круга российских караул-патриотов. Все они убеждены: не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра Россия последует за Украиной. Просядет государственная власть, взбунтуются регионы, будут парализованы и деморализованы силовые структуры — и тогда в схватке за реальную власть на столичных улицах сойдутся единственно мотивированные идейные структуры.
Мне даже встречались перечисления этих структур. Значит, так: футбольные фанаты, ветераны Донбасса, настропаленные видеоблогерами студенты и даже «личная гвардия» одного из глав субъектов.
…Но есть основания полагать, что в обозримом будущем этого не произойдет. И «страшная месть Украины» в форме украинизации российской политики не состоится.
И вот почему.
Как ни парадоксально, главный костяк прочности сегодняшней России создало то, что в далеких 1990-х было ее проблемами, отягощениями и даже бедами.
Штука вся в том, что Советский Союз не только развалился. В значительной степени он «втянул щупальца». То есть периферию бывшего СССР покинули (и легли на Россию) все системные, «имперские» — стратегические и кажущиеся ненужными — отрасли и функции, от которых с облегчением избавлялись другие новые государства.
В Россию «втянулись» советские Вооруженные силы с львиной долей ВПК и сложной техники.
В Россию «втянулись» атомные технологии и многие отрасли фундаментальной науки.
В России, наконец, не произошло «возрождения национальной культуры» в форме постмодернистских вышиванок — и поэтому сохранилась культура нормальная, классическая.
Да, конечно, все это сохранилось частично. Многое было растащено и утрачено. Многое из оставшегося легло, казалось, на государство мертвым грузом, избавиться от которого мешала только постсоветская инерция. Многое влачило самое жалкое существование.
Мы десятилетиями слышали (и продолжаем слышать) жалобы физиков-ядерщиков, ассириологов, генетиков и сотрудников КБ на многочисленные объективные проблемы.
Но благодаря имперской инерции многое из советского наследия государство продолжало тащить на себе.
А еще с Россией случилась беда — в форме двух подряд войн на Северном Кавказе. На которых погибли и были покалечены тысячи людей, на которых (на первой, во всяком случае) было украдено невероятное количество денег — но которые вынудили разваливающуюся, казалось бы, страну частично собраться и мобилизовать силы.
А еще у России гигантской проблемой стала сама ее огромность, распластанность по всей северной Евразии, включая места, в которых в «естественных» условиях может жить лишь пара оленеводов на десять квадратных километров.
И эти проблемные, полуживые, умирающие города тоже приходилось хоть как-то, по минимуму поддерживать.
И в результате из всех этих тяжелых, проблемных, «непрофильных» активов и издержек сложилось то самое государственническое большинство, которое сегодня обзывают «восемьюдесятью шестью процентами». Это большинство — хорошо или дурно — но встроено в те самые структуры, где зачастую на верхних этажах теряется разница между частным и государственным. Это большинство не распилено между баронами-разбойниками, как в нормальных постсоветских гособразованиях. Оно завязано на единую систему — пусть даже несправедливую и «госкапиталистическую».
И поэтому, собственно, на Украине, где настоящих футбольных фанатов никогда толком не было — имеющиеся «фанатские» банды, прикормленные баронами-разбойниками, стали уличной пехотой переворота и костяком карательных отрядов. А в России, где футбольные фанаты были и есть, они четко и ясно отказались быть общественной силой. Кстати, этот отказ от «политики», строго говоря, и есть декларация государственнической позиции. Взрослые семейные люди, которые зарабатывают в своей стране, — решительно против идеи быть чьей-либо силовой структурой при наличии государственных профессионалов.
И поэтому из реальной политики куда-то на маргинальные окраины с годами вылетело все «украинообразное», яркое и эксцентричное. Никто не дерется в Государственной думе, не надевает на заседания косоворотки и картузы с маками, и дисциплинированными реликтами 90-х, строго помня берега, ходят лидеры как бы «красных» и как бы «националистов», и правящая партия проводит праймериз, преследуя цель быть именно правящей партией (то есть собранием, по большому счету, функционеров), а не шоу-проектом.
В связи с этим не могу не вспомнить диалог, который состоялся у меня еще в травоядном 2013 году на одесском телевидении.
Украинские политологи упоенно обсуждали хитровычурные многоходовочки каких-то олигархов и аффилированных с ними политиков, и новые их политические стартапы, и «за что будет вестись битва», и так далее. И когда я заскучал на своем конце стола, один из политологов спросил меня: «А сколько стоит, кстати, сейчас депутатский мандат в Госдуме?» «Понятия не имею, — ответил я. — Какая разница?» Собеседник опешил, и мне пришлось пояснить: «У вас тут купить депутатский мандат — это сделать большое серьезное вложение. Потому что свой мандат можно пустить в оборот, и голосом можно торговать, и можно скакать из фракции во фракцию, и набивать цену, и перепродаваться до бесконечности. А в России ты, может, и можешь получить мандат за деньги — но голосовать потом будешь как положено. Потому что у нас там государство, вертикаль и партийная субординация».
Собеседник заскучал.
…И вот по всему поэтому, уважаемые читатели, вся наблюдаемая нами сейчас «украинизация» российской общественной жизни охватывает, по сути, только профессиональный шоу-бизнес. В телестудиях бесконечно гоняют «лысого укра». Какие-то режиссеры, сидя на казенном финансировании, без огня и песни повторяют о диктатуре. Экс-звезды Донбасса мрачно пророчествуют в интернетах, раз за разом попадая пальцем в небо. Видеоблогеры выводят на несогласованные протесты самых маленьких непуганых старшеклассников (единственную категорию, не встроенную толком в общество по малолетству). Ну и так далее.
А никакого «государство проседает и валится» не заметно.
Это, разумеется, не значит, что России вовсе ничего не угрожает. Просто в нынешней нашей конфигурации развалиться государство может только очень волевым решением высшего государственного руководства.
Но рассчитывать на это — примерно то же самое, что рассчитывать на развал США, когда «вдруг рванет Йеллоустонский супервулкан».