Традиционно каждая фраза, произнесенная государственным лидером, изучается «под микроскопом» множеством политкомментаторов в поисках двойного, тройного, а может, и ещё более глубокого смысла. Особенно если это Владимир Путин. Все знают, что просто так он ничего не говорит. А значит, уловив смысл сказанного им, можно понять происходящее.
Не стала исключением и характеристика, которую во время «Прямой линии» российский президент дал своему украинскому куму Виктору Медведчуку: «Я считаю, что он – украинский националист. Ему не нравится такое определение, он считает себя посвященным патриотом Украины. Не секрет, что его отец был активным деятелем ОУН, был осужден советским судом, сидел в тюрьме и был сослан в ссылку, где Медведчук, в Красноярском крае, и родился», – сказал он.
По словам Путина, Медведчук, как и Михаил Грушевский, Иван Франко, Михаил Драгоманов, является «горячим сторонником независимости Украины», но в виде федеративного государства. «Он выступает при этом за очень добрые отношения с Россией. Если не за союз какой-то, то за экономическую интеграцию», – отметил президент РФ
Является ли это заявление российского президента некоей презентацией плана по продвижению Виктора Медведчука в общеукраинские лидеры той Украины, которая стала бы взаимоприемлемым вариантом и для России, и для Запада? Вполне может быть. «Утечки» о планах создания такой Украины в рамках достижения глобального компромисса регулярно попадают в печать, и Медведчук с таким новым имиджем вполне может показаться его авторам самой подходящей фигурой.
Что же касается его категорического неприятия украинской «патриотической» общественностью (в первую очередь именно из-за близких связей с Москвой и персонально с Владимиром Путиным и Дмитрием Медведевым), то и Петр Порошенко еще в январе-феврале 2014 года имел президентский рейтинг на уровне статистической погрешности, а уже через четыре месяца стал «однотуровым» президентом. Так что «нет таких крепостей», которые не могли бы взять крепкие политтехнологи, особенно если ключевые игроки действуют в унисон, да и выборы – далеко не единственный вариант «переформатирования» современной Украины.
Но я был хотел сказать о другом. Виктор Медведчук действительно изначально рассматривался в Москве как этакий эталон «правильного» украинского политика, который в целом должен соответствовать той характеристике, которую давеча дал ему Владимир Путин: сторонник независимости, готовый строить с Россией отношения на принципах взаимовыгодного партнерства, а может, и союзных отношений.
Практически с самого момента распада СССР в кругах российской элиты антироссийский дискурс на Украине рассматривался как некая «болезнь роста», аналогичная пубертатному возрасту у подростка, когда хочется доказать свою «взрослость», значимость и независимость от родителей. Предполагалось, что «пена» должна сойти, а возобладает здравый, прагматичный подход (в лице соответствующих руководителей), которые понимают выгоды добрососедских отношений и взаимовыгодного сотрудничества, а также то, какими тяжкими последствиями для Украины (внутренними) может обернуться бездумное следование курсу «Геть от Москвы».
Действительно, что мешало ввести в Украине реальное двуязычие, оформить его законодательно, тем паче что русский и украинский языки весьма похожи. Во всяком случае практически всегда русскоговорящий поймет украиноязычного и наоборот. Ведь смыслом существования современного государства является обеспечение благополучного существования его граждан (и само государство рассматривается как форма самоорганизации граждан) в самом широком смысле. Иными словами, государство для людей, а не люди для государства.
Более того, чем комфортней (во всех смыслах) чувствует себя человек, тем сильнее его патриотизм. Особенно это касается тех ситуаций, когда человек не является урожденным гражданином данного государства, переехал в него или оно «пришло» к нему само в силу определенных исторических катаклизмов. Практически во всех полилингафонных странах – два и более государственных языков, а языки меньшинств (даже если не имеют статуса государственного) пользуются защитой и поддержкой государства, особенно в местах компактного проживания этих меньшинств.
Весьма типичный ответ на этот вопрос дал в свое время политолог Вадим Карасев (сам в быту русскоязычный) на одном из шустеровских шоу: «Якщо у нас буде панувати російська мова і як державна мова, і як найбільш поширена мова в державі, то скажіть мені, у чому сенс української держави. Є Росія, там російська мова… В чому сенс України? Це що, друга Росія?» (СЕГОДНЯ.ua). Действительно, в чём смысл Украины, если она ничем неотличима от России? А если она ничем неотличима и смысла её существования нет, то тогда зачем это её существование?
И тут, исходя из позиций «здорового» украинского патриотизма, можно возразить, что, помимо полилингафонных стран, есть и «обратные» примеры: когда соседние страны говорят на одном языке, оставаясь независимыми государствами, находясь друг с другом в тесных политических, экономических, культурных связях, а значит, русскоязычность Украины или значительной ее части не означает априори ее распада или потери суверенитета.
Сразу на ум приходят США и Канада, Германия и Австрия, но США и Канада были в составе одного государства (Британская империя) двести пятьдесят лет назад, Германия и Австрия – всего семь лет во времена нацизма. Т.е. разная история, отличные друг от друга политические традиции и т.п. Подавляющее большинство канадцев и австрийцев являются, так сказать, «урожденными» патриотами своих стран, ощущают себя канадцами и австрийцами, немцами, но не «германцами», или, скажем, некими «североамериканцами».
Наконец, в «младших» (меньших по размеру и количеству населения из вышеназванных стран) уровень и качество жизни повыше. Т.е. их граждане не только видят «сенс» существования своих стран, но и самое главное – для них нет никакого «сенса» кардинально менять государственное устройство. Тем более, данные государства пребывают в тесных, глубоко интегрированных отношениях: свободное пересечение границы и перемещение рабочей силы, отсутствие таможенных барьеров, единое культурное пространство, а у Австрии и Германии и единая валюта.
В «паре» же Украина – Россия ситуация прямо противоположная: есть общая многовековая история единой страны, прервавшаяся всего четверть века назад, в которой украинцы никогда не ощущали не только ущемления, но и никакого «дискомфорта» от принадлежности к украинцам. Более того, никому в голову не пришло бы отнести украинцев к нацменьшинствам, как, скажем, грузин или молдаван. О материальных же аргументах в пользу раздельного существования и говорить не приходится. Разница в доходах между россиянами и жителями Украины за время независимости стала почти трехкратной.
И тут стоит процитировать материал журналиста Михаила Дубинянского «Малый народ и большая Украина», опубликованный пять лет назад на «УП». Автор, в частности, пишет: «По мнению французского историка Огюстена Кошена, французскую революцию затеял так называемый «малый народ» — завсегдатаи салонов и философских обществ, оторванные от жизни большого народа и сформировавшие свой обособленный интеллектуальный мир. Выйдя на авансцену в 1789 году, они сумели навязать свои ценности большой Франции… Современная Украина неплохо иллюстрирует концепцию мсье Кошена. Пламенные воззвания, призывы к единению и действию, трогательное «мы», охотно употребляемое авторами «Украинской правды» и «Зеркала недели», — все это относится к малому народу и совершенно не затрагивает большой».
Понятно желание автора, явно «малому народу» симпатизирующего и себя к нему относящего, идеализировать его мотивы, придать его проблемам глобальный характер (дескать, у всех так) и не замечать отечественной специфики: ключевая для украинского «малого народа» идея суверенитета (от России) действительно на протяжении столетий была абсолютно чужда «большой Украине».
А вот мотивы «малого народа» как раз очевидны и вполне формулируются словами украинского гимна: «Запануєм і ми, браття, у своїй сторонці» – партноменклатура мечтала «пануваты» и распоряжаться Украиной без оглядки на «старших товарищей» из Москвы, а к ним примыкали доморощенные ЛОМы («лидеры общественного мнения»), многочисленные представители местной (в первую очередь – киевской) интеллигенции, над которой довлел провинциальный комплекс неполноценности перед более успешными и талантливыми московскими коллегами.
Ведь «лучше быть первым в деревне», особенно если сделать «деревню» равнозначной Риму, де-юре, во всяком случае. За годы же независимости «малый народ» вырос в самодостаточный «политический класс», который включает в себя не только собственно политиков, но и их многочисленную «обслугу»: политологов, экспертов, журналистов десятков изданий всех видов СМИ и т.п.
Успех «малого народа» в 1991 г. был обусловлен отнюдь не «вековым стремлением к независимости» и даже не новизной «самостийного» лозунга, как считает автор «УП». Издание «2000» в материале «Как Украина «завоевала» независимость» (№49 (441) 5–11 декабря 2008 г.) писало: «После провала августовского путча внутри Украины агитация за независимость превратилась в игру в одни ворота. Страну заполонили приснопамятные листовки… Для аполитичных обывателей… на фоне пустых полок в магазинах такая примитивная аргументация казалось вполне убедительной. Многие… воспринимали СССР как «дорогого покойника», которого похоронили, и нужно жить дальше.
Даже для них идея пережить лихие времена на «своем хуторе» казалась вполне здравой, к тому же перспективы России осенью 1991 г. казались еще более мрачными. Ко всему консервативно настроенные избиратели негативно относились к курсу на радикальные реформы, провозглашенному новым российским руководством. Кто-то же по советской привычке голосовал так, как рекомендовано «сверху». Так и «набежал» 91% поддержавших провозглашение независимости».
Получив, казалось, желаемое в 1991 г., большинство «малого народа» отнюдь не обманывалось относительно народа «большой Украины». Был страх того, что любое сближение с Россией в экономической, культурной сфере может иметь «далеко идущие последствия», причем не столько по причине организованной экспансии «соседней державы», сколько в силу внутриукраинских факторов. «Малый народ» Украины всегда боялся, что «большой народ» Украины вновь объединится с народом России и тогда «самостийному пануванню» «малого народа» придёт конец.
Показательна редкой откровенностью статья Олега Грицаенко «О российском вызове и угрозах украинской государственности», опубликованная порталом УНИАН в 2012 году: «Но в чем заключается содержание этого вызова? В военной угрозе со стороны российских танков? Или в российском флоте в Крыму? Есть многие эксперты, которые ключевую угрозу украинской государственности видят именно в такой плоскости. Считаю, что теперь ключевой вызов со стороны России украинской независимости — рост разрыва в уровне жизни. Сегодня он приобрел критические размеры.
По семейным обстоятельствам каждое лето посещаю небольшой российский областной центр, населением с нашу Полтаву или Чернигов. Масштабы жилищного и офисного строительства там уступают разве что киевским, но выше тех, которые имеются в любом из отечественных областных центров. Начальник небольшого отдела в областной администрации имеет зарплату в 30 тыс. руб. (1 тыс. долл.). Стандартная пенсия без надбавок — 10 тыс. руб. (где-то 2800 грн). При этом сами россияне, конечно, не удовлетворены существующими зарплатами и пенсиями: госслужащие жалуются на урезание премий, пенсионеры — на монетизацию льгот.
Когда в Москве с Киевского вокзала спускаешься в метро, будто попадаешь в другой мир, в мир обеспеченных, по-западному одетых людей. Эти люди ничуть не лучше, не умнее, чем украинцы. Они просто богаче… Наибольший вызов — в другом… Хроническая бедность, туманность перспектив развития целых регионов, катастрофическое отставание высшего образования, уничтожение остатков высокотехнологичных производств — именно это, а не военная или энергетическая угроза извне, взрывает доверие к проекту под названием «украинская государственность».
Если же не получается с материальным обоснованием независимости, приходится всячески педалировать, «стимулировать» и развивать культурные, ментальные, языковые различия. В последнем случае речь идет не только о вытеснении русского, но и о «дерусификации» собственно украинского языка, стремлении сделать максимально непохожим на русский.
«2000» еще в 2012 году предсказывали: «Представляется совершенно напрасным трудом попытки убедить нашу «элиту» в экономических преимуществах интеграции в ТС и ЕЭП перед «евроинтеграцией». «Европа» с ее «демократическими ценностями», а главное – высоким уровнем жизни, просто стала новым обоснованием «извечного» лозунга «Геть от Москвы». Также смысл «европейского выборы» в том, чтобы развести Украину и Россию по разным геополитическим углам, заручиться поддержкой мощных союзников, не желающих реинтеграции на постсоветском пространстве».
И что характерно, наибольших «успехов» в евроинтеграции достигла Партия регионов, которую еще в 2009 году известный политолог Владимир Малинкович охарактеризовал так: «Это русскоязычная группа, опирающаяся на население, которому симпатична идея сближения с Россией. Но сами олигархи, крупный бизнес, вовсе не являются пророссийскими. Напротив, это одна из наиболее радикально настроенных националистических сил Украины. Они владеют недрами страны. И они очень не заинтересованы в том, чтобы пустить на Украину русских. Россияне мощнее, украинцы могут не выдержать конкуренции».
Евромайдан стал логической кульминацией «чаяний» украинской элиты, а последовавший вооруженный конфликт, позиционируемый пропагандой как «российско-украинская война», действительно сделал «соседнюю державу» для многих украинцев «извечным врагом», о чем и мечтал в массе своей «малый народ».
Но, с другой стороны, и количество тех, кто желает воссоединения с Россией, значительно возросло, выйдя за рамки чистого «маргинеса». И куда повернется маятник общественного сознания, если антироссийская пропаганда притихнет, а экономическая ситуация останется на нынешнем уровне, – большой вопрос, который неизбежно будет «занимать» любых украинских правителей.
Поэтому рискну предположить, что нормальные добрососедские отношения между Украиной и Россией возможны только в двух случаях: когда минимум 90% населения Украины будет разговаривать на украинском даже в супружеской спальне, причем этот украинский русскоязычным будет невозможно понять без переводчика, когда для этих 90% Пушкин, Толстой в «худшем» случае станут зарубежными классиками, в «лучшем» – «а кто це таки?», «Ирония судьбы» – неведомой экзотикой типа иранского кино, а Суворов и Жуков – захватчиками-оккупантами. Тогда идея воссоединения для жителя Украины будет столь дикой, как, скажем, для португальца предложение объединиться с более богатой Испанией.
Но возможно ли такое «переформатирование»? Что нужно сделать с населением Украины, чтобы изменить его языковую, культурную, ментальную и историческую сущность? Кому это под силу? Вятровичу? Смешно. Тогда что ещё должно произойти, чтобы новое воссоединение украинцев и русских стало невозможным? Возможно… жизненный уровень в России должен упасть раза в четыре-пять, т.е. должна случиться катастрофа, аналогичная 1917 или 1991 году. Ну а идеальный вариант – это развал России. Не зря о нём непрерывно бредит «малый народ» Украины, с наслаждением высасывающий последние соки из её «большого народа», принуждаемого вот уже 25 лет к русофобии.
Вот и получается, что все годы независимости правящая украинская элита живёт надеждой на чудо, что нового воссоединения Украины и России не будет.
Фото Альтернатива
Также можете посмотреть все новости Украины за сегодня