В воскресенье, 3 сентября, президент России Владимир Путин прибыл в Китай для участия в саммите стран БРИКС (Бразилия, РФ, Индия, Китай и ЮАР) 4−5 сентября. Его самолет приземлился в аэропорту города Сямэнь. Программа визита Путина началась с двусторонних переговоров с хозяином саммита — председателем КНР Си Цзиньпином, в ходе которых стороны договорились «придерживаться цели по денуклеаризации Корейского полуострова» и о «тесном контакте в связи с новым ядерным испытанием КНДР».
В понедельник, 4 сентября, российский президент примет участие во встрече лидеров стран БРИКС и церемонии открытия фестиваля культуры стран БРИКС, а также встретится с премьер-министром Индии Нарендрой Моди, президентом ЮАР Джейкобом Зумой, а также лидерами приглашенных на саммит стран — египетским президентом Абделем Фаттахом ас-Сиси и премьером Таиланда Праютом Чан-Очой. Об итогах визита в Китай Путин расскажет на пресс-конференции 5 сентября.
Как ранее отмечал помощник президента Юрий Ушаков, на саммите Владимир Путин выскажется против роста протекционизма в мире и практики односторонних санкций, а также предложит ускорить реформу МВФ. Также он «призовет страны БРИКС подключаться к процессу сирийского урегулирования, восстановлению разрушенной страны, различного рода гуманитарным проектам, привлечет внимание к астанинскому переговорному формату». Кроме того, президент РФ намерен выступить в поддержку российско-китайских инициатив по разрешению кризиса вокруг КНДР. Ушаков отметил, что разработанная Москвой и Пекином дорожная карта содержит в себе шаги «санкционной направленности», но прежде всего «акцентирована на активизацию дипломатических усилий по разрегулированию проблемы».
Напомним, что 1 сентября на официальном сайте Кремля была опубликована программная статья президента о новых горизонтах стратегического партнерства в рамках БРИКС и роли этой организации в мире, приуроченная к саммиту 4−5 сентября. Москва, написал Путин, «разделяет озабоченность государств БРИКС несправедливостью современной глобальной финансово-экономической архитектуры» и готова продвигать реформы в финансовой сфере. В статье президент призвал приступить к формированию «широкого антитеррористического фронта» и определил ситуацию на Корейском полуострове как балансирующую «на грани масштабного конфликта». По его мнению, путь давления на Пхеньян «ошибочен и бесперспективен», проблемы региона нужно решать путем прямого диалога всех заинтересованных сторон без выдвижения предварительных условий.
Ждать ли от саммита каких-либо прорывных решений и каковы на нынешнем этапе российско-китайские отношения, встроенные в контекст саммита? На эти вопросы «СП» ответил старший научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН Василий Кашин.
— Ясно, что ни о каком альянсе в рамках БРИКС речи не идет. Мы хорошо видели, как два члена этого объединения Индия и Китай недавно два месяца находились в стадии военного противостояния в Тибете и концентрировали войска на границах друг против друга. Это Россия имеет наиболее простые отношения со всеми членами этой структуры, но, как я уже сказал, Индия и Китай имеют серьезные расхождения, Бразилия переживает период серьезной нестабильности и т. д. То есть существует некий набор общих интересов и ценностей, которые объединяют страны БРИКС просто потому, что все они — крупные незападные государства, представительства которых в вопросах глобального управления не соответствуют их реальному весу в политической, экономической и военной сферах.
Соответственно, в рамках саммита страны объединения и приглашённые государства могут высказываться по вопросам глобального управления — финансам, инвестициям, торговле, защите окружающей среды. Понятно, что это все довольно общие, абстрактные темы, которые потенциально важны, но по ним по определению сложно достичь практического результата. Тем не менее, интерес к этому формату есть, поскольку речь идет о мнениях крупных стран незападного мира.
Долгосрочно формулирование подходов к глобальным темам может сыграть позитивную роль, саммит дает возможность встретиться и обсудить глобальные вопросы, но каких-то эффективных решений от мероприятия и вообще от формата ждать не приходится, как и перерастания в нечто вроде партнерства и альянса.
— В настоящее время Россия переживает очередной кризис в отношениях с США, которые также пытаются проводить политику по сдерживанию Китая. Как это обстоятельство повлияло на отношения Москвы и Пекина, какие они на нынешнем этапе?
— Произошла некая активизация российско-китайского экономического сотрудничества, но она не может компенсировать ситуацию в отношениях с Западом. Многие вещи Китай не готов, не может и не хочет заменять собой, тем не менее, он сыграл важную роль. Между сторонами есть также активизация военного сотрудничества — мы видим некие демонстративные шаги вроде совместных учений в Южно-Китайском и Балтийском морях.
Тенденция к ухудшению отношений Китая с США и России с США действительно есть, хотя в ситуации с Москвой это более выражено, но пока они не дошли до критической точки. Но, скажем, китайцы не намерены что-то менять, потому что такой формат отношений с Соединенными Штатами для них в принципе является выигрышным: до тех пор, пока они продолжают развиваться опережающими темпами по отношению ко всем прочим центрам сил, им выгодно затягивать ситуацию. Чем позднее наступит острый конфликт, тем больше шансов у Китая выйти из него победителем.
Со стороны США могут нарастать какие-то враждебные действия по отношению к КНР. Китайцы в какой-то момент были обеспокоены угрозой американского военного удара по Северной Корее, но сейчас, мне кажется, эта обеспокоенность спадает, поскольку Трамп и его администрация воспринимаются уже с некоторым пренебрежением. Как своего рода бумажный тигр. У него не получается выработать свою стратегию на Тихом океане и каких-то резких поворотов здесь вряд ли стоить ожидать.
— Насколько в рамках БРИКС возможны реальные шаги по вложениям в сирийскую экономику и урегулированию конфликта?
— У китайцев очень сложная и запутанная система взаимоотношений со всеми игроками ближневосточной политики, поскольку они тесно вовлечены в экономическое сотрудничество со всеми государствами Персидского залива, Ираном, Турцией. Поэтому они не могут предпринимать шаги, которые резко бы поставили их на ту или другую сторону. В целом, КНР поддерживает российскую линию, если она не приводит к конфликту с кем-либо. В ключевые моменты — при голосовании в ООН по вопросу Алеппо, когда была истерия по гуманитарной катастрофе, и по вопросу применения химоружия в Идлибе, после чего США нанесли удар по Сирии, китайцы воздержались.
То есть китайцы поддерживают российские инициативы, но не безоговорочно, и они не лезут в ситуации, которые могут их жестко противопоставить тем или иным влиятельным странам Ближнего Востока. Мы примерно также действуем с корейской проблемой, на которую у нас немного рычагов влияния, поскольку Россия не является для КНДР важнейшим экономическим партнером.
Мы в принципе согласуем свою позицию с Китаем, но следим за соблюдением своих интересов. Так, один из наших важнейших интересов здесь — северокорейская рабочая сила, несколько десятков тысяч рабочих, которые имеют некоторое значение для экономики Дальнего Востока. Их ценят, поскольку речь идет о довольно дешевой рабочей силе высокого качества, привлечение которой не сопряжено с рисками, которые есть с выходцами из Средней Азии. Другое дело, что, если совсем реально возникнет угроза американской военной акции в отношении КНДР, тогда, видимо, российско-китайское взаимодействие проявит себя в более активной фазе, поскольку эти события затронут нас напрямую.
Фото ТАСС