Запад испугался каталонского вируса сепаратизма

Польский глава МВД Мариуш Блащак по итогам референдума в Каталонии заявил, что все произошедшее — предостережение для его страны, сообщает «Российская газета».

По словам Блащака, референдум в Каталонии — это «предостережение для Польши, где существует движение, в названии которого присутствует слово «автономия» — «Движение Автономии Силезии».

Известно, что большая часть Силезии решениями Ялтинской и Потсдамской конференций была передана Польше, после чего подавляющее большинство немцев выселили из этого региона, а в западную часть Силезии переехали поляки.

И всё же, согласно переписи 2011 года, в Польше живут около 846 тысяч силезцев, 232 тысячи кашубов и 147 тысяч немцев. И среди населения региона время от времени возникает ностальгия по временам децентрализации. «Поддерживаешь ли ты возвращение Верхней Силезии автономии, которая была у региона в Польше в период между войнами?». Бюллетени с такими надписями раздавались в городах польской Силезии еще в 2011 году. Правда, сторонники автономии Силезии уверяют, что не выступают за независимость.

«Мы напоминаем о традициях автономии Верхней Силезии, которая была у нашего региона до Второй мировой войны. Вообще в Польше есть проблемы с большей независимостью регионов. Именно такое ограничение автономии и вызвало взрыв недовольства каталонцев, которым отказали в большей финансовой независимости. Совершенно очевидно, что последние события — это сигнал задуматься над отношениями между государством и его регионами», — считает председатель «Движения Автономии Силезии» Ежи Горжелика.

— Я думаю, что реакция польского министра МВД это типичная реакция для силовиков в любой стране, — говорит публицист, политический аналитик международной мониторинговой организации CIS-EMO Станислав Бышок. — Если где-то что-то произошло, угрожающее порядку и суверенитету, надо закрутить гайки, чтобы это не повторилось в твоей стране. После Второй мировой войны в Польше прошли фактически этнические чистки, когда в Германию были переселены миллионы немцев, а тысячи украинцев — в СССР. Евреи были либо уничтожены во время фашистской оккупации, либо уехали после войны в Израиль. После этого Польша стала фактически моноэтническим государством. Поэтому серьёзной угрозы её целостности я не вижу.

Рост национализма, как этнического, так и регионального, скажем так, в Европе действительно имеет место. С одной стороны, это реакция на глобализацию. Поскольку, когда идёт наступление на национальную и культурную идентичность народов, это рождает и ответ в виде желания оградиться от подобных процессов, сохранить свою самобытность. На это накладываются как экономические, так и другие проблемы. С одной стороны территории, которые желают отделиться, считают (насколько справедливо — это другой вопрос), что самостоятельно они заживут лучше. Как в плане экономическом, так и, например, в плане контроля за нелегальной миграцией. Поскольку, дескать, небольшую территорию проще контролировать. Кстати, согласно проведённым исследованиям, большая часть тех, кто голосовал за выход Великобритании из ЕС, поступали так, потому что считали, что евробюрократия навязывает их стране мигрантов.

— Можно ли предположить, что чем дальше, тем больше стремление к автономизации или полному отделению будет в Европе усиливаться?

— Это во многом зависит от того, какой будет экономическая ситуация в Евросоюзе в целом. Когда на пороге 21 века и в его начале в ЕС наблюдался общий рост экономики и доходов населения, сепаратистских поползновений особенно не наблюдалось. Сейчас же, когда экономическая ситуация не самая благополучная, а на неё наложился ещё кризис миграционный, начинаются возрождаться старые и возникать новые сепаратистские тенденции. Пока, судя по прогнозам, ЕС не стоит ждать серьёзного экономического роста, да и как быть с мигрантами — тоже непонятно. Поэтому с высокой степенью вероятности можно прогнозировать, что сепаратизм в Евросоюзе будет набирать обороты. Причём не только сепаратизм в классическом понимании, когда часть государства хочет отделиться и зажить самостоятельно, но и сепаратизм по отношению к самому Евросоюзу, то, что ещё называют евроскептицизмом. Известно, что число сторонников и противников ЕС во Франции и Нидерландах сейчас примерно сравнялось. Характерно, что в Европе число голосов на серьёзных голосованиях, вроде референдума о выходе Великобритании из ЕС, делится примерно пополам. Это яркое проявление раскола в обществе. Такого раньше не было.

— Могут ли такие проблемы «перекинуться» и на Россию или мы живём в ином измерении?

— Нас затрагивают многие общеевропейские процессы. Мало того, у нас всплеск сепаратизма и регионализма начался раньше, чем в Европе — в 90-е годы прошлого века. Это было обусловлено политикой «коренизации», которую проводили большевики, связав этничность с конкретной территорией. Таким образом нарушалось прежнее устройство страны, основанное в первую очередь на территориально-экономических принципах и создавалось множество государств в государстве. Можно сказать, что пик сепаратистских настроений у нас прошёл, но это не значит, что процесс этот навсегда будет теперь в спящем состоянии. Хотя в последнее время наблюдается постепенная централизация страны. То есть мы не отказываемся от федеративных принципов устройства России, но приводим их к большему единообразию. Понятно, что сепаратистские тенденции подспудно проявляют себя в Чечне и Татарстане, но они, скорее, инструмент, с помощью которого местные элиты пытаются добиться побольше преференций от федерального центра. Не думаю, что сейчас значительное число чеченцев всерьёз хотело бы отделиться от России и зажить самостоятельно.

 — В целом можно назвать нашу федеральную модель устойчивой? Есть ощущение, что просто пока всё держится на «сильной руке»…

— Это действительно так. У нас всегда были очень важны личные качества национального лидера, как бы не называлась его должность. Конечно, национально-территориальное деление — это плохо. Но будет хуже, если мы сейчас, как предлагают некоторые популистские политики, возьмём и просто вернём деление России на губернии. Это неизбежно вызовет ответную реакцию. Уже несколько поколений различных этносов России живут в условиях фактически государства в государстве, когда им внушают, что они не просто народность, а национальность со своей древней историей или культурой. Так это на самом деле или не так — дело десятое. Даже обычный татарин, не являющийся «профессиональным националистом», оскорбится, если вдруг исчезнут все атрибуты «особости Татарстана», к которым он привык с детства — герб, флаг, второй государственный язык и так далее. И вместо республики Татарстан появится некая Казанская губерния, где татары будут составлять меньшинство. Для такого человека не станет убедительным аргументом, что сто лет назад, так всё и было. Поэтому я думаю, что путь, который сейчас выбрал федеральный центр, пожалуй, оптимальный в сложившихся условиях: без резких перегибов понемногу уравнивать регионы в правах. Действовать тут надо последовательно и мягко. При этом я бы отказался от государственного финансирования мультикультурализма в России. Поскольку зачастую эта политика приводит к тому, что люди даже во вполне русифицированных регионах начинают считать себя особыми, отличными от других, перестают чувствовать себя частью единого целого. В общем-то, точно так же культивировалась украинская национальность.

— В Европе давно уже немцы и не только говорят примерно так: «Польша обнаглела», — рассказывает германовед ведущий научный сотрудник Института Европы РАН Александр Камкин. — То они требуют репарации с Германии чуть ли не за Первую мировую войну, теперь они думают, как бы задушить «немецкий сепаратизм» в Силезии. Завтра они скажут, что это Путин «воду мутит», подговаривая силезских немцев отделиться от Варшавы. Проблема, на мой взгляд, надуманная, поскольку немцев в Силезии настолько мало, что они вряд ли смогут добиться даже реальной автономии. При том, что нынешняя польская власть всё делает для того, чтобы Польша оставалась жёстко унитарным государством.

 — А в немецком обществе не нарастает обида на ту же Польшу, и не звучат ли как ответ на её притязания предложения — вернуть Силезию Германии или хотя бы предоставить ей автономию?

— Реваншистские настроения в Германии усилились в конце 70-х годов прошлого века, когда были живы и активны миллионы немцев, выселенных из Силезии. Сейчас эту территорию родной для себя считаю очень немногие. Пока немецкое общество старается избегать болезненных для него вопросов легитимности нынешних германских границ, поэтому дальше кухонных разговоров о том, что «поляки обнаглели», дело не идёт.

— Можно ли говорить о том, что Европа понемногу заражается вирусом сепаратизма?

— Вялотекущий тренд на регионализацию идёт в Европе, начиная с 60-х годов прошлого века. Именно тогда возникло движение городов-побратимов, произошла федерализация некоторых европейских государств, которые прежде были унитарными, откололись дальние колонии от метрополий и так далее.

В принципе нынешний процесс регионализации не идёт в разрез с идеей строительства соединённых штатов Европы. Сильные национальные государства для евроинтеграторов это нечто, скорее, вредное, мешающее. А вот много-много регионов, которые будут складываться в мозаичную, но единую картину, для евробюрократов более приемлемы. Заметна тенденция, что в ЕС мало осуждаются местечковые национализмы и сепаратизмы, а вот национализмы в формате национального государства подвергаются критике и остракизму.

Мы видим, что Европа изначально собиралась из тех фрагментов, на которые она сейчас медленно, но, на мой взгляд, верно расползается. Было множество княжеств на месте Германии, были независимые Шотландия и Уэльс, какое-то время существовала отдельная Каталония. Причём процесс регионализации и суверенизации различных территорий внешне вызван как бы экономическими причинами. А если глубже копнуть, то идёт расползание на средневековые пещеры», такие как Бургундия, Прованс, Каталония и т. д. При этом вдруг выплывают, казалось бы, давно забытые исторические обиды. Каталонцы неожиданно вспомнили, какой был плохой Франко, который их так жестоко угнетал. Хотя на самом деле немало каталонцев воевало на стороне испанских нацистов.

В целом я не исключаю, что границы в Европе во многих местах могут вернуться к 16 веку.

— А как этот процесс отражается на Германии?

— Регионализация в Германии пока остаётся на уровне экономическом. Что касается Баварии, то её жители никогда не считали себя немцами в классическом «прусском» варианте, но так как живут они сейчас неплохо и исторических обид особых не вспоминают, то и настроений на отделение от Берлина у них нет. Есть лёгкая культурная обособленность. Но тут можно вспомнить, что на Украине тоже начиналось всё с безобидных вышиванок и вареников. Поэтому как всё повернётся в Германии лет через 10, когда немцы окончательно озвереют от засилья мигрантов (к 2045 году демографы предрекают, что в Германии при сохранении нынешних тенденций 55% населения будут составлять неэтнические немцы), предположить сложно. Я не исключаю, что какие-то немецкие регионы, та же Бавария выдвинут лозунг: «Хватит кормить Берлин».

Источник

Фото ТАСС