Вот и подошел к концу 2017 год — точка во времени, которая в отличие от семнадцатого года столетней давности принесла нашей стране не великое потрясение, а великое изумление. Мы вновь показали всему миру и нашу фирменную молодецкую гусарскую удаль, и нашу фирменную способность попадать в политические ловушки собственного изготовления.
В области внешней политики мы в 2017 году одержали победу там, где, по мнению большинства экспертов, она была в принципе невозможна. Для держав не из этого региона Ближний Восток уже давно считается «кладбищем амбиций» и «зыбучими песками» мировой политики. Опираясь на итоги своей двухлетней военной кампании в Сирии, Россия может в данный момент смело заявить: к нам это не относится. Мы — «звери» совсем другой породы! Но одновременно нам придется признать и несколько гораздо менее приятных обстоятельств.
Новый 2017 год мы встречали в уверенности: в американском Белом доме скоро обоснуется союзник России, который поможет нам — разумеется, не безвозмездно — разгрести многочисленные внешнеполитические завалы на западном направлении. Сегодня на смену такой уверенности пришла убежденность: Трамп — это не решение наших проблем, Трамп — это их очень серьезная часть. Подобный поворот событий ставит Путина перед очень болезненным выбором. Если продолжать нынешний курс и не принимать никаких радикальных мер, то в ближайшие годы вокруг России еще сильнее сомкнется кольцо врагов.
Но вот в чем именно должны заключаться радикальные внешнеполитические шаги Путина? Точно не в новых силовых акциях в разных частях света. От Путина сейчас требуется растянутый во времени «решительный рывок» принципиально иного, возможно, еще более трудного рода. России в ближайшие годы нужны дерзкие дипломатические инициативы, способные «сломать хребет» нынешним опасным тенденциям в наших отношениях с Западом и Украиной. Именно от того, появятся ли такие инициативы или нет, зависит и то, в каком состоянии Россия подойдет к следующим президентским выборам 2024 года и наше долгосрочное будущее как великой державы.
Арабский гамбит
«Маленькие дети! Ни за что на свете не ходите в Африку, в Африку гулять!» — применительно к облеченным властью взрослым американским дядям в костюмах современный политический эквивалент Африки — это, конечно, Ближний Восток. Ричард Никсон, Джимми Картер, Рональд Рейган, Джордж Буш-младший — всех этих президентов США Ближний Восток или утопил с головой, или поставил на грань полной потери репутации.
Карьера Никсона пострадала в 1973 году из-за арабского нефтяного эмбарго, в результате которого на американских бензоколонках на время исчез бензин, а доллар ушел в инфляционную мертвую петлю. Для Картера и Рейгана в роли «страны преткновения» выступил Иран. Первый оказался неспособным на стыке 70-х и 80-х годов освободить взятых в Тегеране в заложники сотрудников американского посольства и поэтому не смог переизбраться в президенты. А второй был вынужден в 1986 году предстать перед страной в образе страдающего от потери памяти маразматика, которого обманывают собственные подчиненные. Только клятвенные уверения Рейгана, что он или ничего не знал, или ничего не помнит, спасли его от почти неминуемого импичмента из-за скандала, вызванного незаконными поставками американского оружия в Иран. Про младшего Буша можно вообще долго не распространяться: фиаско его иракской авантюры 2003 года еще не изгладилось из памяти.
Но кто мы, чтобы указывать американцам на их провалы на Ближнем Востоке? «Послужной список» многих кремлевских предшественников Путина в этом регионе мира ничуть не лучше многих «достижений» Рейгана или Буша-младшего. Например, в эпоху Хрущева — Брежнева мы вбухали в Египет миллиарды рублей в виде «безвозмездной братской помощи» и получили за это в 1972 году «благодарность» в виде требования срочно убрать из этой страны ставших вдруг ненужными наших военных советников. Еще недавно произносивший задушевные речи о своей вечной преданности идеалам египетско-советской дружбы президент Анвар Садат решил сменить пластинку и бросился в американские объятия. При том же Брежневе мы в 1979 году ввели свои войска в Афганистан и тем самым вызвали на себя огонь значительной части исламского мира во главе с Саудовской Аравией.
О политике Кремля по отношению к Сирии в советский период и вовсе больно говорить. Вот как об этих отношениях вспоминал в своих мемуарах наш известный дипломат Олег Гриневский: «Немало путаницы в советско-сирийские отношения внесла кипучая энергия Нуритдина Акрамовича Мухитдинова — посла СССР в Дамаске с 1968 по 1977 год…. Свой пост он рассматривал как нечто близкое к должности секретаря обкома партии: что бы ни произошло в Сирии — отвечает он, посол… Поэтому случаться там могло только хорошее. Из Дамаска шли депеши, рапортующие об очередных успехах Сирии в развитии промышленности, сельского хозяйства, культуры… И вслед за этими словоизвержениями — неизменные просьбы: предоставить Сирии очередной заем на несколько сот миллионов рублей; поставить военную технику, сельскохозяйственные машины; всякую иную помощь на самых льготных условиях, а фактически бесплатно, как стране, борющейся против империализма».
Нужно ли говорить о том, что обычно подобные просьбы удовлетворялись и что никакой реальной пользы нашей стране это не приносило? У нашей политики на Ближнем Востоке очень тяжелая наследственность. И это только усиливает впечатление от итогов двухлетней военной кампании России в Сирии. Российские вооруженные силы зашли в Сирию, выполнили поставленную задачу и ушли из Сирии (ну или почти ушли). Как я уже не раз писал, обычно на Ближнем Востоке не получается действовать по принципу «я хочу дружить со всеми». Если ты взаимодействуешь с Ираном, ты становишься врагом Саудовской Аравии. Если ты друг Израиля, ты не можешь быть другом многих арабских государств.
Но сейчас на Ближнем Востоке точно не обычные времена — во всяком случае, в отношении России. Мы взаимодействуем с маленьким, но непропорционально влиятельным эмиратом Катаром и теми соседними арабскими государствами, которые стремятся его удушить с помощью экономической блокады. У нас рабочее взаимодействие с Ираном и его злейшим врагом — Саудовской Аравией. У нас хорошие отношения с Израилем и теми странами и силами, которые не признают его право на существование. В 2017 году Россия оказалась в самом центре лабиринта ближневосточной политики. И это дает Москве дополнительные рычаги влияния на мировой сцене. А еще это дает нам веский повод постоянно быть настороже.
На Ближнем Востоке ничего не бывает окончательным. Помните президента США Джимми Картера — того самого, чью карьеру угробили американские внешнеполитические провалы в Иране? Так вот, карьера Картера как активного ближневосточного политического игрока началась с сенсационного успеха. В 1978 году президент США убедил лидеров Израиля и Египта — тех самых стран, что начиная с 1948 года четыре раза ожесточенно воевали друг с другом — помириться и восстановить дипломатические отношения. После этого Картер, видимо, вообразил, что теперь ему любое ближневосточное «море по колено» — и довольно быстро убедился, что это совсем не так. Россия не имеет ни морального, ни политического права совершать аналогичную ошибку.
Мы не должны забывать: на Ближнем Востоке у нас нет друзей — только партнеры, которые стремятся использовать Россию в своих интересах. Почему, например, наш традиционный оппонент Саудовская Аравия пошла сейчас на сближение с Москвой? Причин, как мне представляется, две. Саудовцы стремятся не допустить нашего чрезмерного сближения с Ираном. А еще саудовцы таким образом посылают сигнал своему традиционному политическому партнеру — США. Мол, вы там не думайте, что мы обречены на роль вашего «младшего брата»! Однако относиться к подобному шантажу Америки чересчур серьезно не стоит. Объем контрактов, которые нам пообещали саудовцы во время недавнего исторического визита короля этой страны в Москву, составляет приблизительно 3 миллиарда долларов. А вот объем соглашений, которые были согласованы во время майского визита Трампа в саудовскую столицу Эр-Рияд, близок к 280 миллиардов долларов. Чувствительная разница, не правда ли?
Ну и, наконец, самое главное, о чем мы должна помнить каждую минуту и каждую секунду. Успехи на Ближнем Востоке ни в коей мере не могут считаться компенсацией отсутствия значимых прорывов в наших отношениях с Западом и Украиной. А в этой сфере в 2017 году у России не просто не было прогресса. В этой сфере наблюдался значительный регресс.
Америка готовится к мести
В конце этой осени я был участником камерной, но в то же самое время представительной международной конференции в Лондоне. Перед моим отлетом в британскую столицу радушные организаторы конференции прислали мне солидный список известных бывших министров. Мол, не хотите ли вы с ними встретиться на дополнительной основе? Я, естественно, с готовностью согласился, но попросил, чтобы количество таких встреч не превышало трех. Мне не хотелось тратить все свое время в Лондоне на политические разговоры. Однако, как выяснилось вскоре после прибытия на берега Темзы, у меня не было причин для беспокойства. Тема дополнительных встреч больше не поднималась. Из этого можно было сделать только один вывод: никто из интересных мне отставных министров не захотел со мной встречаться. Возможно, причина в том, что моя скромная персона не вызвала ни у кого из них встречного интереса. Но при всей реалистичности моей самооценки я подозреваю, что причина все же в другом.
Выступая в декабре 1962 года в ведущей американской военной академии Вест-Пойнт, бывший государственный секретарь США Дин Ачесон заявил: «Великобритания потеряла империю и еще не нашла для себя новой надлежащей роли». Будучи фанатом британской политической истории, я с таким высказыванием категорически не согласен. Я считаю, что Британия давно нашла для себя новую роль — в тот самый момент, когда вскоре после окончания Второй мировой войны она стала стремительно терять свою обширную колониальную империю. А заключается эта роль в том, чтобы быть верным оруженосцем США или, как говорят сами британцы, иметь с Америкой «специальные отношения».
То, что происходило со мной в Лондоне, — это отражение современных американских политических реалий. А реалии эти таковы: от почти любых визитеров из России в американских политических кругах сегодня шарахаются словно от зачумленных. Вы думаете, что я преувеличиваю? Если да, спросите об этом бывшего посла РФ в США Кисляка — талантливого дипломата, которого объявили «злодеем-шпионом» только за то, что он делал свою работу. Или спросите об этом нынешнего посла России в Америке Антонова, которому, несмотря на все его усилия, пока так и не удалось обстоятельно повстречаться ни с кем из нескольких сотен членов американского конгресса.
Ничто из того, о чем я написал в предыдущем абзаце, естественно, не является новостью для высшего российского руководства. В какой-то момент 2017 года Путин, как рассказали мне сразу несколько информированных собеседников, четко сформулировал для себя тезис: с Вашингтоном в его нынешнем состоянии ни о чем договориться невозможно. С такой оценкой сейчас, к глубокому сожалению, довольно сложно спорить. Но в то же самое время нам нельзя становиться ее пленником и заложником. Ощущение безнадежности и бесперспективности — плохой советник по внешнеполитическим вопросам (по внутриполитическим, кстати, тоже).
Нам необходимо просчитывать варианты, думать о наших отношениях с Америкой завтра, послезавтра и даже послепослезавтра. И первым шагом по направлению к подобному анализу могла бы стать попытка понять, что именно произошло в наших отношениях с Америкой вчера и позавчера. Тезис наиболее отвязных функционеров Демократической партии «Трамп является карманным президентом Путина» — это, естественно, бред сивого осла (для тех, кто не оценил направление полета моей фантазии, поясняю: с конца XIX века осел является неофициальным символом американских демократов). Но вот предпринимала ли Россия попытки повлиять на американские внутриполитические процессы?
Если не предпринимала, то почему вся американская политическая элита искренне верит, что подобные попытки имели место быть? Американцы сами себя загипнотизировали? Американцам что-то померещилось? Возможно, конечно. Но давайте ради интереса в чисто теоретическом плане рассмотрим принципиально иной вариант. Если Россия реально пыталась разными способами оказать влияние на внутриамериканские политические процессы, то в самом факте таких попыток я не вижу ровным счетом ничего криминального. Америка каждый день открыто или скрыто вмешивается во внутренние дела других государств. Почему же тогда другие государства не имеют права попытаться отплатить Америке той же монетой? Ответ на этот вопрос очевиден. А вот что очевидным не является, так это прикладные политические выводы, которые прямо вытекают из этого ответа.
Кроме категорий «справедливо» и «несправедливо» есть еще категории «сработает» и «не сработает». Если мы что-то предпринимали в плане воздействия на внутриамериканские политические игры, то это явно не сработало и даже оказалось контрпродуктивным. Скажу прямо: даже обсуждая подобные темы в гипотетическом ключе, я чувствую себя не очень уютно. Но лучше чувствовать себя неуютно, чем чувствовать себя глупо. Избежать детального обсуждения темы наличия или отсутствия российского влияния на американские выборы все равно не удастся. Сейчас в США множество официальных инстанций занято попытками под микроскопом отыскать «русский след» в американской политике. Рано или поздно все эти инстанции должны представить публике свои заключения и установленные факты, на которых эти заключения основаны.
Россия — или, вернее, ее политическое руководство — должна подойти к этому моменту «выкладывания карт на стол» очень хорошо подготовленной. Не потому что мы обязаны в чем-то оправдываться перед американцами. Не обязаны. Кремль должен хорошо подготовиться потому, что выводы многочисленных следователей (как в кавычках, так и без кавычек) будут иметь неизбежные последствия — и внутри самой Америки, и за ее пределами, особенно за теми ее пределами, что находятся в рамках одной шестой части суши. Да, да, я намекаю именно на возможное дальнейшее ухудшение российско-американских отношений и на очень вероятное дальнейшее раскручивание санкционной войны между нашими странами.
Думать о чем-то подобном неприятно, но необходимо. И вот мои предварительные выводы по поводу того, что произошло на самом деле. Я подозреваю, что наивность и политическая некомпетентность команды Трампа наложились на наше недостаточное понимание того, как в Америке реально работают внутриполитические механизмы. Я полагаю, что мы не проявили достаточной осторожности — и это в итоге благодаря четкой работе наших оппонентов обернулось против нас самих. Надеюсь, конечно, что в своих подозрениях я не прав. Но даже если так оно и есть, у Кремля все равно есть веский повод переосмыслить нашу политику на американском направлении.
Украинский тупик: есть ли выход?
Много ли людей в России когда-либо слышали об австралийском политике, юристе и дипломате по имени сэр Оуэн Диксон? Думаю, что даже среди спецов по внешней политике таких единицы. А между тем как минимум с одним эпизодом биографии этого человека нам стоило бы ознакомиться. В 1950 году судья Верховного суда Австралии сэр Оуэн Диксон согласился занять должность посредника ООН по разрешению конфликта между Индией и Пакистаном из-за спорного региона Кашмир. Как описывают историки, поработав несколько месяцев, Диксон вплотную подошел к устраивающему всех компромиссу. Но когда одна из сторон в очередной раз попыталась пересмотреть уже достигнутые договоренности, Диксон потерял терпение, объявил свою миссию проваленной и покинул ряды чиновников ООН. За прошедшие с тех пор десятилетия заменить Диксона в роли посредника между Индией и Пакистаном пытались многие. Но никому и близко не удалось подойти к повторению его «почти успеха».
Почему я считаю эту историю интересной для жителей России? Потому что я убежден: между Россией и Украиной сейчас воспроизводится сценарий отношений между Индией и Пакистаном. Судите сами: до 1947 года обе эти территории вполне себе мирно сосуществовали в рамках единого государственного образования — Британской Индии. Но после того как две страны получили независимость и не смогли быстро разрешить свой спор из-за принадлежности региона Кашмир, смыслом существования пакистанского государства стало противостояние Индии. Ради того чтобы насолить соседу и иметь возможность ему угрожать, Пакистан создал свою собственную атомную бомбу. Пакистан периодически вступает с Индией в прямые военные столкновения, перебрасывает через границу группы диверсантов-боевиков, всячески портит Нью-Дели жизнь на международной арене.
Собственную ядерную бомбу Украина, конечно, не построит. Но все прочие атрибуты «пакистанизации» украинской политики, к сожалению, налицо. И для России такая ситуация совсем невыгодна. Украина — страна почти с сорокамиллионным населением. Нам точно не нужен сосед такого размера, нацеленный на то, чтобы постоянно разными способами делать нам разные гадости. С этой мыслью, я думаю, спорить не захочет никто. Разногласия появятся тогда, когда речь зайдет о том, что Россия может с этим сделать. Тема статуса Крыма обсуждению, разумеется, не подлежит. Реальное пространство для маневра у России есть только в отношении Донбасса — территории, чей выход из состава Украины Москва никогда официально не признавала.
Иногда я слышу от разных своих знакомых мнение: России выгодно замораживание нынешней ситуации в Донбассе. Мол, таким образом мы сохраняем в своих руках рычаг воздействия на Украину. Но я придерживаюсь принципиально иной позиции: сохранение текущей ситуации в Донбассе выгодно для многих, но только не для России. Вот что мне недавно сказал известный отставной российский дипломат: «Чем дольше в Донбассе сохраняется нынешний статус-кво, тем больше там «затвердевает» система правящих кланов, чьи интересы тесно переплетены с интересами различных групп внутри России. Полевые командиры — а в Донбассе, как известно, правят именно они — ведут себя во всем мире примерно одинаковым образом. Известно, например, что некоторые элементы внутри палестинского движения на самом деле не хотят создания независимого палестинского государства. В обстановке перманентного конфликта с Израилем они живут припеваючи. А в собственном государстве с четко определенным статусом им бы пришлось что-то делать и что-то строить».
А вот что я услышал из уст действующего высокопоставленного российского внешнеполитического чиновника: «Во мне все больше крепнет убеждение, что Порошенко категорически не хочет урегулирования в Донбассе. Ему выгодно замораживание нынешней ситуации в регионе на период его президентства. Чтобы реально разрулить конфликт в Донбассе, официальный Киев должен пойти на встречные уступки. Порошенко боится, что если он это сделает, то крайние националистические элементы внутри Украины его попросту уничтожат».
Что из этого вытекает? Не то, естественно, что Москва должна «сдать Донбасс». Возвращение Донецка и Луганска в состав Украины по «методу батальона «Айдар» — националисты заходят в Донбасс и вырезают там всех, кто им противостоял — является для России (и ее руководства, и ее населения) абсолютно немыслимой и неприемлемой перспективой. Донбасс может вернуться в состав Украины только как регион с особым статусом и широкой внутренней автономией, как территория под международным контролем по типу Боснии после окончания гражданской войны в бывшей Югославии. Как этого можно добиться, если официальный Киев и слышать не хочет о чем-то подобном? Если честно, не знаю. Зато я твердо знаю другое. Восстановление хоть какого-то подобия нормальности в российско-украинских отношениях напрямую зависит от того, найдет ли Путин в ближайшие годы решение проблемы Донбасса или нет.
Главная функция внешней политики — обеспечивать безопасность государства и создавать оптимальные условия для его стабильного внутреннего развития. К сожалению, нынешнее внешнеполитическое положение России не создает оптимальных условий для бурного роста нашей экономики, усовершенствования нашей социальной сферы, да и всех остальных сфер жизни тоже. Задачей Путина в период его президентского срока должна стать ликвидация этого дисбаланса. Именно в этом — хотя и не только в этом — должен заключаться «последний решительный рывок ВВП».
Занимавший сто лет назад пост премьер-министра Великобритании Дэвид Ллойд Джордж заявил однажды: «Поразительно, сколь умен бывает политик через десять лет после того, когда надо было быть умным». К сожалению, многие из бывших или действующих российских слуг народа относятся к блестяще описанной Ллойдом Джорджем категории государственных деятелей. Владимир Путин не имеет права пополнить их число.
Фото MK
Полную хронику событий новостей России за сегодня можно посмотреть (здесь).