Журналист Алексей Агуреев вспоминает, как стал невольным инициатором одного из самых скандальных фото (оно будет ниже) Бориса Ельцина и Билла Клинтона:
«Осенью 1995 года в ходе встречи Ельцина и Клинтона в Гайд-парке, перед началом пресс-конференции президентов перед журналистами, к нам подошёл пресс-секретарь Ельцина — Сергей Медведев — и сказал, что протоколом предусматривается по одному вопросу с каждой стороны, максимум по два.
Российские коллеги, прилетевшие вместе с президентом, тут же начали делить очерёдность вопросов, кто первый, кто второй и так далее, по статусу. В итоге оказалось, что мне, корреспонденту ИТАР-ТАСС — новичку в компании кремлёвского пула, удастся задать российский вопрос номер 7 или 8. Другими словами, никогда.
Я всегда готов уступить старшим товарищам своё место, скажем, в общественном транспорте. Но, увы, журналистика — профессия, где скромность не украшение, а явный признак профнепригодности. А потому сказал:
«Знаете, коллеги, делайте, что хотите, но у меня своё руководство, и оно приказало задать вопрос».
Хоть и прикрылся высоким московским начальством, но любви ко мне это высказывание не прибавило.
И вот, к прессе выходят Борис Николаевич и Билл Клинтонович (одно из прозвищ американского президента у доброй российской прессы). Первый вопрос задаёт американский журналист по поводу проведения переговоров. На него последовал очень краткий и очень общий ответ.
Затем вопрос задаёт мой коллега из «Интерфакса», ныне покойный Борис Грищенко — и тоже очень конкретный и интересный вопрос. И снова краткий ответ не по существу вопроса.
Я понимаю, что, видимо, серьёзных договорённостей либо не достигнуто, либо о них решено ничего сейчас не сообщать. А значит нет смысла ломиться в закрытые ворота и нужно задавать вопросы общего плана . И как только закончился очередной краткий ответ, первой поднятой рукой оказалась моя, и на неё и показал Борис Николаевич: «Ну, спрашивайте!»
— Борис Николаевич, а что значила ваша сегодняшняя встреча с вашим другом, президентом США Билли Клинтоном для процесса развития российско-американских отношений?
По всему было видно, что Ельцин остался доволен вопросом — есть, где развернутся. Он тут же повернулся ко мне и начал отвечать. Отвечал долго, минут десять (или, может, мне так со страху показалось). На тот момент это был, наверное, верх моей журналистской карьеры.
Как только Ельцин закончил отвечать, вверх взлетели руки со стороны американских журналистов, руками они не ограничивались и громко выкрикивали: «Мистер Президент, Мистер Президент!»
… И здесь нужно сделать отступление. Как раз в то время разгорался скандал о любовных похождениях американского президента. Нет, про Монику Левински тогда ещё никто не знал. Скандал был с девушкой по имени Пола Джонс. Внешность она, кстати, имела довольно-таки неприглядную, эдакая типичная кривоносенькая стервочка. Но утверждала, что ещё будучи губернатором Арканзаса Клинтон её домогался. Она обещала предоставить суду в качестве доказательств некое описание интимных подробностей частей тела президента. Народ усиленно гадал: что же такое она там увидела? Забегая вперёд, скажу: было достигнуто внесудебное урегулирование, Поле Джонс заплатили какие-то деньги, и она сделала себе операцию по изменению формы носа.
Клинтону в тот момент совсем не хотелось отвечать на вопросы американской прессы, рискуя нарваться на неприятности. И он вдруг поворачивается к своему другу Борису, и ко мне и говорит:
«Я бы хотел продолжить ответ на вопрос русского журналиста, он мне очень понравился».
И ещё минут десять отвечает на всё тот же мой вопрос о том, что, мол, значит эта встреча для отношений двух стран и какое мировое значение она имеет. Тут я, ещё достаточно молодой журналист, совершенно не избалованный тем, что на мои вопросы отвечают первые лица, молча и сосредоточенно ликовал. Мне всё же хватило самообладания с серьёзным лицом всё записывать и кивать, а когда Клинтон закончил, даже выдавить из себя:
«Мол, сэнкью, Мистер Президент, ай апришиэйт ит вери мач».
Клинтон заканчивает говорить, а в это время Борис Николаевич вдруг вновь поворачивается ко мне и говорит фразу, которая заставила внутренне взвыть всех окружавших меня коллег:
«Я хочу сказать еще!»
По глазам старших коллег-журналистов (и американских тоже) можно было без всякого переводчика понять, какие тёплые чувства они испытывают лично ко мне, к агентству ИТАР-ТАСС.
А дальше Ельцин произносит такую фразу:
«Многие из вас, журналистов, предрекали провал нашей встречи, но на самом деле провалились вы — журналисты».
И, примерно, где-то на словах «Провалились вы — журналисты», Борис Николаевич захотел то ли постучать указательным пальцем руки себя по лбу, то ли показать, какие мы журналисты — неумёхи.
Но учитывая, что указательного пальца у него не было, то стучать себя по лбу и показывать он мог только средним пальцем. Но у всех, кто видел этот жест, внешне создалось полное впечатление, что машет Борис Николаевич этим пальцем перед лицом у Билла и всей мировой прессы.
Клинтон совершенно не знал, как на это реагировать. Сначала стоял с каменным лицом, а затем стал очень громко хохотать, наклоняясь взад и вперед. Он явно пытался избежать скандала с одной стороны и не менее явно получал удовольствие от того, что «его друг Борис» вольно или невольно сказал прессе именно то, что ни сам Клинтон, ни другие мировые лидеры никогда не рискнули бы сказать.
Эти кадры хохочущего Клинтона рядом с Ельциным обошли все мировые экраны. При этом наши операторы стояли с той стороны, где было хорошо видно, как Ельцин показывает палец, а со стороны американцев этого нельзя было увидеть, эту картинку закрывал собой Клинтон.
Кстати, много раз потом в Интернете видел этот ролик. Только пальца нигде нет почему-то. Но это было на самом деле, и на фото — не фотомонтаж».
Алексей Агуреев