Празднование 75-й годовщины снятия блокады Ленинграда не могло обойтись без скандала, как и любое другое массовое почитание славного прошлого нашей страны. К вечно недовольным ксенопатриотам, желчным украинцам и нытикам из либеральной среды все уже давно привыкли, так что их вой в очередную годовщину какого-либо свершения, будь то победа 1945 года или первый полет в космос, уже никого не удивляет.
По какой-то причине всеобщее недоумение и возмущение российской общественности вызвала реакция Европы на празднования, приуроченные к той самой годовщине снятия блокады. Немецкая пресса, уже отметившаяся высочайшими стандартами журналистского мастерства в истории с репортером Spiegel Клаасом Релоциусом, вывела итогом торжеств народа-победителя упрек – победа используется в пропагандистских целях, жертвы блокады оставались в городе не добровольно, а волей тирана Сталина, следовательно, подвиг их не имеет значения. К подобному силлогизму пришла журналистка ежедневной газеты Süddeutsche Zeitung Зильке Бигалке.
На первый взгляд это действительно вызывает шок – писать подобное в стране, где посыпание головы пеплом по поводу преступлений прошлого стало национальной идеей, должно быть просто непростительно. Но ясный взгляд на понимание не просто немцами, а современными европейцами собственной истории снимает все вопросы. В конце концов, Ленинград блокировали не только немцы – это была настоящая армия Европы, вступившая в бой задолго до рождения Макрона с его смелыми инициативами. Итальянцы, румыны, венгры, поляки и испанцы зажали город в тиски с рациональным расчетом на постепенное вымирание его населения в страшных мучениях.
Тогда единая Европа была отброшена от самого европейского города России, разбита и выжжена из русских, польских, чешских, австрийских и германских городов, не оставив сегодняшним общеевропейцам ни связей с прошлым, ни легитимности в глазах соседей. Единственный повод для них возвращаться в прошлое – поиск острых аргументов и мотивов для обоснования своих нынешних затей. Яркие символы, которыми одаривает патриотов единой Европы прошлое, позволяет им сверкать саблями и пушками танков на парадах, полировать памятники на городских площадях и водить толпы туристов по музеям, открытым в честь каждой мало-мальски значимой победы.
Прямой же связи с прошлым у Европы нет – в контексте выстроенных предками величественных соборов и грандиозных башен нынешние общеевропейцы выглядят жалкими пигмеями, пришлыми дикарями, строящими кривые халупы в развалинах Колизея. Линии Берлина, Рима, Мадрида, Парижа и Лондона уступили место линиям Брюсселя и Вашингтона, а набор разнообразных национальных идентичностей был продан за общую валюту, единое экономическое пространство без границ и нескончаемые потоки мультикультурного абсурда в СМИ, культуре, образовании и быту. Рельсы, по которым несется единая Европа, заржавели и расшатались. Запах брюссельской крови приманил правых акул – Орбана, Куртца и Сальвини, а те, на чьих идеях строилось единое государство от Лиссабона до Таллина, в панике силятся что-то этому противостоять.
30 видных европейских мыслителей, среди которых такие величайшие умы современности, как автор «Сатанинских стихов» Салман Рушди, турецкий диссидент Орхан Памук, Бернар Анри Леви, призывавший ввести войска в Алеппо и не нуждающаяся в представлении лауреатка Нобелевской премии Светлана Алексиевич, написали письмо, опубликованное Guardian, обожающей коллекционировать подобный мусор.
Помимо ярких, но опостылевших пассажей, в которых зловещий «хозяин Кремля» сравнивался с угрозой 1930-х годов и плача по поводу покинувших Европу союзников – Британии и США – в письме содержался и интересный момент. Дело в том, что «европейская идентичность» и отказ от национализма, до недавнего времени преподносившиеся повсюду как что-то невероятно прогрессивное и всесильное, сегодня, по признаниям собственных конструкторов и радетелей, оказались разваливающимися и уязвимыми. В письме сказано – прошли те времена, когда интеллектуальная элита Европы верила, что дела на континенте пойдут в правильном направлении сами собой. Сегодня ситуацию надо выправлять вручную и именно с этой целью они поднимают читателей письма на борьбу. Патриотов Европы призвали любой ценой не допустить дальнейшего распространения «правого популизма», которое, судя по опросам и общим настроениям людей, неизбежно. Европе Аврелия Августина и Франческо Петрарки на полном серьезе противопоставляется Европа Людмилы Улицкой и Роберто Савиано. Левые интеллектуалы не видят совершенно ничего неправильного в том, чтоб с высоты страниц Guardian обращаться к тем, кого они, похоже, искренне считают своей покорной паствой.
Оторванность от народа тех, кто так уверенно диктует ему разделение на черное и белое, уже давно никого не шокирует – вспомните только постоянное удивление академической элиты США существованию избирателей у Республиканской партии – но по привычке невольно начинаешь искать подвох, зацепку, которая выведет всех этих авторов, людей, в большинстве своем ярких и умных, на чистую воду. Кажется, вот-вот кто-то из них не выдержит и засмеется, оркестр заиграет туш, откуда ни возьмись выйдет оператор с камерой и начнет снимать улыбки на лицах доселе недоумевавших немцев и французов, испанцев и греков. «Мы-то уж, было, чуть вам не поверили!» — воскликнет пожилая итальянка в ответ на объяснения одного из авторов письма, Давида Гроссмана о том, что такая нелепая идея, как отказ от собственной уникальности, от родства с сотнями поколений предков, от великого наследия, оставленного ими, годится только для глупого розыгрыша. Заезженный и безвкусный сюжетный поворот такого рода – единственное, что может объяснить такое искреннее стремление этих людей к безвозвратному сплавлению собственных наций в единое бесформенное нечто.
В лице фрау Бигалке и ее коллег, указывающих в «Твиттере» на неспособность российского медиапространства воспринимать иное мнение, выступила Европа. Эта Европа, без боя сдавшая свою историю, искренне удивляется русским, зубами вцепившимся в память о жгучем героизме великого прошлого подобно тому, как жители блокадного Ленинграда до последнего держались за улицы и проспекты, мосты и дворы, барочные дворцы и конструктивистские дома культуры. Голодом и морозом, яростью и гневом они навсегда врастали в петербургские стены, набережные, своды, волны и крыши.
И по сей день полсотни тысяч домов, две тысячи улиц, триста километров рек и пять миллионов жителей Петербурга служат памятником упорству и живучести, идущей наперекор холодной бесчеловечности и рациональному расчету. Сама наша земля, полная корней истории этого упорства, переживет самоубийственные идеи Савиано, Алексиевич и прочих Рушди. Переживет она и конъюнктурную наглость Зильке Бигалке и других властителей общественного мнения. Переживет она и нас, но лишь затем, чтоб питать и поддерживать поколения наших детей, для которых уже мы будем каменными исполинами великого прошлого.
