Каждый, кто учил историю по советским учебникам, помнит эти нехитрые постулаты: «Власть в России принадлежала фабрикантам и помещикам» и «Государственные посты были закреплены за выродившимися дворянскими фамилиями». Однако как только начинаешь знакомиться со статистикой, эти аксиомы уже не выглядят столь железобетонно:
Если в 1870 г. на одного дворянина на Черноземье приходилось 176 десятин, то в 1897 г. – на 40% меньше. Причём более половины всех поместий 44 губерний Европейской России составляли мелкие и мельчайшие поместья размером до 100 десятин.
Чиновники четырёх высших рангов были (в соответствии с рангом) потомственными дворянами, но они составляли лишь 1,4% от всего классного чиновничества, и даже среди них далеко не все имели поместья, то есть, были настоящими дворянами-помещиками (а не выслужившимися чиновниками).
Доля помещиков в высшей бюрократии постепенно падала, в 1858 г. родовыми поместьями владели 34% чиновников I-IV классов, а в 1902 г. — только 16%. Государственный Совет в 1858 году почти полностью состоял из помещиков, причём, 69% его членов были не просто помещиками, а латифундистами, владельцами более чем тысячи крестьянских душ или 5 тысяч десятин. К 1902 году доля помещиков в Совете уменьшилась до 57%, а доля латифундистов — до 22%.
Но самое интересное начинается, когда пытаешься изучать социальный состав революционных партий. Взращённые на классической классовой теории революций могут получить вывих мозга. Например из 53 членов ЦК РСДРП (1898–1910) был только один рабочий (Л.И. Гольдман). В ЦК Партии социалистов-революционеров, насчитывавшего 74 человека,имелись двое рабочих (Л.Я. Герштейн и И.И. Тетеркин).
Получается, что рабоче-крестьянскую социал-демократическую партию и крестьянскую партию социал-революционеров организовывали и возглавляли те, кому полагалось ей активно противодействовать.
И так было не только в 1917. Во все времена застрельщиками и организаторами массовых волнений и бунтов, перетекающих в перевороты и революции сплошь и рядом оказываются выходцы из правящих, не бедствующих сословий. Помещик-миллионер Герцен, капиталист Энгельс, сын зажиточного адвоката Маркс, сын губернского предводителя дворянства Бакунин, князь Кропоткин…
Если посмотреть на историю революций в Европе — увидите то же самое.
Но ещё смешнее выглядит императив о свержении власти капиталистов на фоне информации о том, сколько сами капиталисты вложили капиталов с своё свержение. У меня уже давно зародилась мысль — создать некую энциклопедию капиталистов-революционеров, куда, кроме уже известного Саввы Морозова попадет чуть ли весь цвет дореволюционного буржуинства.
С удивлением недавно узнал про одного из дореволюционных нефтяных королей — Манташева, который не только пригрел у себя одного из 26 бакинских комиссаров — Степана Шаумяна, но и оказывал посильную помощь его нелегкому революционному делу экспроприации экспроприаторов.
Думаю, к этим двум фамилиям читатели смогут добавить еще десятки других.
Однако, с кем же боролись и кого же свергали дворяне и купцы, помещики и капиталисты в 1917? Себя что ли? Или была какая то третья сила, которую все они, вместе с рабочими и крестьянами, считали враждебной и реакционной?
Продолжение следует.