Кризис Белоруссии демонстрирует попытку апробации новых технологий управления социально-политическим протестом в условиях, когда задача прямой политической победы по ряду объективных и субъективных причин не ставилась и не могла ставиться.
Оглавление:
Проблема белорусской многовекторности
Политический кризис в Республике Белоруссия оказался, с одной стороны, вполне предсказуемым, более того, вполне ожидаемым, а с другой — существенно более острым, нежели это предполагалось. Это неслучайно: была продемонстрирована не просто острота и системность, неситуативность социально-политического противостояния в РБ, но и потенциал относительно быстрого перевода скрытых настроений тенденций социально-политического и/или социально-экономического недовольства в открытую, в том числе насильственную фазу. Кризис также демонстрирует последовательность Запада в формировании вокруг России пояса нестабильности и враждебности, не просто ограничивающий ресурс её политического влияния и делающий невозможным геоэкономическую консолидацию Евразии.
Одной из целей данного управлявшегося извне кризиса было создание плацдарма для переноса политической нестабильности внутрь России, раскачивания и без того непростой социально-политической ситуации с акцентом на целый ряд проблемных регионов.
Нельзя, впрочем, не заметить, что сам по себе кризис, его содержательные и структурные особенности получили меньше внимания, нежели действия различных государств в его контексте, что неправильно. Многие аспекты белорусского кризиса, пока продолжающего находиться в фазе активного развития, отражают не только новые возможности информационно-политических манипуляций, но и определённую эволюцию в стратегических подходах стран Запада к дестабилизации враждебных режимов. Белорусский кризис крайне важен, особенно с точки зрения оценки применимости наблюдавшегося сценария и технологий и в других странах, прежде всего, — странах Евразии.
Происходящее в РБ вполне ложится в сценарий «цветной революции», в стране проходят многотысячные акции протеста оппозиции.Внешне произошедшее в РБ, действительно, вполне ложится в сценарий «цветной революции», о чём неоднократно говорило руководство Белоруссии, и в этом смысле кризис, конечно, не является уникальным. Но отметим целый ряд специфических моментов, обусловивших его остроту.
Прежде всего, нельзя не отметить и того обстоятельства, что весь кризис в целом возник, развивался, а во многом и продолжает развиваться на той политической и, в существенно меньшей степени, экономической базе, созданной самим руководством Белоруссии в процессе практической реализации стратегии геополитической многовекторности. Проблема белорусской многовекторности заключалась в том, что и А. Лукашенко, и прозападные группы в белорусской элите пыталась продолжать её реализовывать в ставшем неадекватном для этого геополитическом контексте, не учитывая происходящих в мире изменений, рассчитывая на их обнуление.
Но главное: в Минске упустили момент, когда в многовекторности, в начале игравшей роль инструмента торговли с партнёрами за дивиденды, начало появляться ярко выраженное идеологическое содержание, по сути, отрицавшее текущую белорусскую государственность.
Но этот аспект может и должен стать серьёзным уроком и для политических элит других стран: идеологические факторы, факторы политической и социальной самоидентификации будут играть нарастающую роль в вопросах внешней политики. Это не означает возрождения идеологии как фактора внешней политики в период холодной войны, но отсутствие понимания сути и значения идеологических факторов, в том числе факторов национально-идеологической идентичности, становится опасным.
На сцене — игроки второго и третьего «ряда»
Именно это обстоятельство предопределило остроту возникшей ситуации, когда президент Белоруссии Александр Лукашенко столкнулся с политическими и информационными манипуляциями и давлением одновременно на трёх уровнях.
На межгосударственном уровне
Стремление целого ряда приграничных с Белоруссией государств превратить её в своё политическое предполье, причём логика этих государств выходила в ряде случаев за рамки политики коллективного Запада. Появление дополнительной, ранее не свойственной мировой политике «свободы рук» у игроков второго и третьего «ряда» (Польша, Турция, Египет, не исключено, что Венгрия и Румыния) является важным элементом международной обстановки в целом. Но в ситуации в РБ попытка ситуативно самостоятельной геополитики Польши, накладываясь на специфический исторический, этнический и религиозный контекст, реализовывалась в максимально благоприятной обстановке. И вряд ли Польша в дальнейшем не повторит таких попыток. Последствия таких изменений, если они окажутся не ситуативными, а, как минимум, среднесрочными, требуют отдельного осознания и изучения. Но безусловным выводом из ситуации, наблюдавшейся вокруг кризиса в РБ должно стать осознание нарастания многовекторности в политике «коллективного Запада», что в действительности усиливает дестабилизирующий характер политики ряда стран и ситуативных коалиций этих стран. Как это произошло в случае кризиса в Белоруссии, когда со стороны Запада действовала коалиция Польши, Литвы и Украины, патронируемая, вероятно, отдельными группами в американских спецслужбах, получившими в современной ситуации в США некоторую операционную свободу.
На уровне внутренней оппозиции
Причём речь идёт об относительно общественно маргинальных политических силах, получивших наименование «оппозиция», но таковой не являющихся в силу политической и идеологической мозаичности. В данном случае важным политическим моментом является полное отсутствие у «оппозиции» собственной «повестки дня», какой-либо политической программы. Даже дерусификация Белоруссии (заявления С. Шушкевича), как основа программы появилась на относительно поздних фазах развития кризиса. На фазе нарастания кризиса отсутствие какой-либо внятной программы, за исключением свержения Лукашенко, было важнейшим средством поддержания максимально широкого политического, социального и регионального характера противостоящей властям коалиции. Формирование содержательно невнятной, но максимально массовой оппозиции окончательно становится «модельным» подходом в действиях Запада по дестабилизации недружественных режимов. В этом смысле политика борьбы с классической «прозападной» оппозицией (как в России, так и в других странах) может начать терять актуальность, поскольку будет бить только по одной из составляющих «коалиции дестабилизации».
На уровне различных групп элиты
Прежде всего, на уровне прозападной группы в политическом руководстве, стремившейся отфиксировать своё доминирующее положение и окончательно закрепить антироссийски сориентированную многовекторность в качестве стратегического направления внешней политики Белоруссии. С этой точки зрения было бы более корректным рассматривать события в Белоруссии не как «цветную революцию», а как попытку трансформации политической системы через государственный переворот, осуществляемый элитной группой, находящейся внутри власти. И этот сценарий является существенно более актуальным и опасным для государств постсоветской Евразии и России, поскольку интегральной частью такого подхода является следующая за хаотизацией «гуманитарная интервенция» со стороны Запада, которая может включать в себя и силовой компонент, сформированный не обязательно на базе НАТО.
Противостояние правоохранительных органов и демонстрантов во время акции протеста оппозиции в Минске.Через хаос к развалу государственности
В условиях такого противостояния политическая, а затем и социально-экономическая хаотизация становились бы вполне естественным итогом развития кризиса при условии проявления властями политической слабости, на что и оппозиция, и силы внутри белорусской элиты вполне рассчитывали. Показательно, что за всё время кризиса не обозначилось ни одного рационального сценария политического диалога, причём даже — как это было в ходе украинского Майдана 2013-2014 гг. — имитационного плана. С учётом явной управляемости антивластных сил в Белоруссии и существенной части политической элиты извне, можно предположить, что хаотизация ситуации с развалом белорусской государственности, а не просто с захватом власти, и была центральной целью кризиса.
Важно отметить, что на начальной фазе кризиса Александр Лукашенко действовал фактически в условиях близких к полной политической изоляции и отсутствия у него какой-либо внятной социальной опоры. Причём всё это было достигнуто за счёт относительно простых политических манипуляций, основанных на глубоком изучении личности белорусского руководителя и специфики его поведения.
Главной технологической особенностью кризиса стала высочайшая степень его виртуализации. В ходе кризиса, с самого начала носившего не просто медиатизированный характер, но ещё и развивавшегося с максимальным использованием сетевизированных цифровых СМИ, возникла ситуация конкуренции картинок. Мы на практике наблюдали попытки создания и среднесрочного удержания полностью виртуальной медийной картины.
Митинг 23 августа в Минске.В наиболее ярком виде эта технология проявилась в освещении оппозиционными информационными игроками митинга 23 августа и попытки блокирования резиденции президента РБ. Развитие ситуации доказало возможность краткосрочного удержания в информационном пространстве картинки, мало связанной, а иногда и полностью не связанной с реальностью, хотя и в условиях относительно вялого противодействия со стороны органов государственной и прогосударственной пропаганды. В пользу властей играла в данном случае относительная пространственная компактность государства, что дало на определённом, сравнительно позднем этапе развития ситуации нейтрализовать виртуальность. Но в иных географических и социально-политических условиях этот инструмент может и не сработать.
Новые технологии управления кризисом
Но важно отметить не только политическую специфику, но и особенности политтехнологического содержания кризиса, способные стать универсальными.
- Быстрая эскалация кризиса, фактически не имевшего фазы «политических торгов», а сразу выведенного на уровень силового противостояния с максимально радикализированными требованиями сперва со стороны оппозиции, а затем и со стороны власти. Эта политическая радикальность обеих сторон была подкреплена насилием, порой чисто демонстрационным. Политические требования оппозиции были размыты и не содержали платформы для политических переговоров с властью. Это подтверждает, что важнейшей целью оппозиционных сил была хаотизация обстановки, а не достижение даже самых решительных политических целей. Иными словами, оппозиция играла роль массовки для создания условий по достижению прозападными силами в руководстве РБ своих целей. Это вполне объясняет, почему оппозиция на этапе нарастания протеста вела себя подчёркнуто антидиалогично по отношению к властям.
- Полная деэкономизация позиции и действий оппозиции, нацеленность на разрушение социально-экономической системы. Это отражало не только прямое признание несамостоятельности экономической системы Белоруссии и её нежизнеспособность вне прямой привязки к более крупной экономической системе — России или ЕС, — но и стремление к тому, чтобы кризис протекал полностью вне какой-либо экономической и иной рациональности. Важнейшей апробированной технологией в данном случае является полная деэкономизация протеста, формирование такой информационной среды, в которой даже попытка рациональной дискуссии о социально-экономическом развитии отторгалась бы. В этом кризис в Белоруссии является уникальным, поскольку до этого все «цветные революции», не исключая и так называемый Майдан, формулировали некую экономическую стратегию, хотя бы и иллюзорную. И эта технология оказалась совершенно успешной, как минимум на этапе нарастания протестности. После прохождения пика нарастания протестов (21-22 августа) рациональность, то есть попытка прогноза социально-экономической ситуации на уровне значимых социальных групп начала возвращаться, но это отчасти было связано с активизацией контрпропагандистской борьбы со стороны властей при активном содействии российских медийных игроков.
Участник акции протеста в Минске с флагом.- Пересмотр итогов Второй мировой войны и, применительно к Белоруссии, — Великой Отечественной войны окончательно как основа для политического и социального конструирования. А в перспективе — и геополитического. Попытка, и небезуспешная, использования флага белорусских профашистских коллаборационистов в качестве идентификатора оппозиции выводит войну символик на новый уровень. Сложившаяся ситуация по своей остроте может оказаться более серьёзной чем на Украине в силу особенностей исторического прошлого Белоруссии. Деструктивный потенциал этой модели социального конструирования далеко выходит за ранее обкатывавшиеся механизмы политической реабилитации радикального национализма и коллаборационизма, как это происходило ранее и происходит сейчас в ряде государств постсоветского пространства (Прибалтика, Украина). По своему политическому эффекту этот аспект кризиса в Белоруссии стоит считать одним из наиболее значимых в среднесрочной перспективе, поскольку в нём совмещаются социальные, историко-политические, национально-религиозные и визуальные факторы. Это полностью адаптирует способы управления к современным технологиям информационных манипуляций с целью формирования социально-политически иррационального поведения хотя бы и на краткосрочный период.
- Резкий рывок в возможностях технологий дистанционного управления децентрализованным сетевизированным протестом. Белорусские протесты показательны не только практически полным отсутствием «полевого управления» и частичным выносом системы управления протестом за пределы национальной территории РБ. Конечно, наиболее эффективным такое управления было на этапе, когда противодействие власти на технологическом уровне было сравнительно слабым. Также очевидно снижение эффективности управления при попытках перевода протеста на модель «роя» (демонстрации в Минске 23.08), хотя в последнем случае этому способствовало активное противодействие со стороны властей. Вероятно, технологическая среда Белоруссии оказалась слишком специфичной, чтобы в ней полностью реализовать принцип дистанционного управления социальным действием. Но в иной технологической и социальной среде (например, в России), эти новые технологии могут оказаться существенно более эффективными, поскольку дают инструментарий для локализации протестов в наиболее важных точках.
В ходе кризиса Белоруссии мы столкнулись с попыткой апробации новых технологий управления социально-политическим протестом в условиях, когда задача прямой политической победы по ряду объективных и субъективных причин не ставилась и не могла ставиться. Эта модель продемонстрировала свою применимость и для других страна Евразии, где ставки Запада могут быть более высоки и в глобальном масштабе, несмотря на выявившиеся проблемы, возникающие, как правило, в результате активного гибридного (информационно-силового) противодействия со стороны властей. Эта принципиальная применимость новой, существенно более деструктивной модели дестабилизации связана, прежде всего, с доминированием Запада и, прежде всего, США в технологиях цифрового информационного общества, но в не меньшей степени отражает и снятия США и Западом с себя последних политических ограничений в отношениях с другими странами.