Год назад 11-миллионный Ухань, название которого ныне известно каждому, объявил о тотальном локдауне. Решение отправить целый город, а позднее и всю 57-миллионную провинцию Хубэй сидеть в четырех стенах проходило под аккомпанемент громогласного западного возмущения тем, что китайские власти тянули с открытым оповещением мира о новом смертельном вирусе, и не менее возмущенных комментариев о вопиющей недемократичности вводящихся мер по его сдерживанию.
Со временем — причем довольно быстро — размышления об авторитарности китайских методов уступили место пониманию, что тотальный карантин — единственно возможный способ притормозить расползание вируса. Тем более что опыт КНР продемонстрировал высокую эффективность. Уже с середины весны Китай в целом взял в узду COVID-19, ставший на тот момент глобальной проблемой.
События последней недели, однако не дали поставить жирную точку в истории с, казалось бы, полностью укрощенным в Китае коронавирусом: с начала января количество заразившихся стало расти, в последние дни достигая ста с лишним человек в день. На фоне роста заболеваемости власти стали вновь ужесточать ограничения. Несколько регионов тут же отправили на карантин, столичных школьников было решено перевести с 23 января на удаленку. Особенно обидным стало то, что, как и первая вспышка заболеваемости, нынешняя случилась незадолго до празднования китайского Нового года (он приходится на середину февраля), испортив гражданам второй праздник весны подряд. На днях правительство призвало население отказаться от планов путешествий по стране на все новогодние каникулы.
Тем не менее, несмотря на продолжающиеся спорадические бои с вирусом, в целом войну с COVID-19 Китай уже выиграл. Причем без катастрофических потерь: обнародованные на днях официальные данные показали, что в пандемический год, обрушивший большинство мировых экономик, китайский ВВП вырос на 2,3%.
Однако «военное положение» в Поднебесной никто не отменял. И дело вовсе не в эпидемии, а в другой, не менее значимой и, судя по всему, более затяжной войне — информационной. Она начала набирать обороты одновременно с началом эпидемии. Достаточно вспомнить, как ушедший американский лидер Дональд Трамп именовал вирус уханьским, а ряд других лидеров взывал к независимому расследованию того, что стало причиной его появления, с недвусмысленными намеками на вероятность его утечки из уханьской лаборатории. И это не считая периодических ударов и контрударов по темам Гонконга, Синьцзяна и предполагаемого шпионажа со стороны китайских технологических компаний.
Но в последние дни обмен ударами в этой войне, где на авансцену вновь вышли рассуждения о «родине» вируса, заметно интенсифицировался. На прошлой неделе госдепартамент США заявил: у него «есть основания полагать», что несколько исследователей из Уханьского института вирусологии заболели «симптомами, совместимыми как с COVID-19, так и с распространенными сезонными заболеваниями» в конце 2019 года. То есть, по версии США, вирус, подкосивший мир, начал свой ход по планете именно из лаборатории, а не от неудачно съеденной неким китайцем больной коронавирусом летучей мыши.
Пекин ответил на это повторением своего конспирологического «есть основания полагать». Еще весной официальный представитель китайского МИД Чжао Лицзянь заявил, что вирус в Ухань еще в декабре 2019 года могли завезти американские военные. А уже на этой неделе другая представительница МИД КНР Хуа Чуньин предложила США открыть для инспекторов ВОЗ военно-медицинскую исследовательскую базу в Мэриленде Форт Детрик «для расследования возможного происхождения COVID-19 в Штатах».
Ранее китайские СМИ и блогосфера радостно выводили в топовую повестку любые сообщения о том, что нечто похожее на COVID-19 было обнаружено у пациентов в Италии, Великобритании, Индии и Бразилии еще до того, как вирус всплыл в Ухане. Но теория об «американской прописке» COVID-19 вызвала со второго захода настоящий фурор. На этой неделе появившийся с легкой руки МИД КНР хэштег #the US Fort Detrick biology lab был просмотрен в соцсети Weibo более 1 млрд раз и сопровожден 4,5 млн комментариев.
Примечательно, что новая волна взаимных обвинений пришлась на тот момент, когда в Ухань наконец добралась команда международных экспертов-вирусологов ВОЗ. И, как не без пафоса заявляли и в Пекине, и в западных столицах, отслеживание экспертами происхождения вируса должно быть связано с наукой, а не с политикой. Но миссия загодя оказалась заложником политических трений КНР с Западом: нога инспекторов еще не успела ступить на китайскую землю, а западная пресса уже вовсю предвкушала, что международной команде вирусологов вряд ли дадут беспрепятственный доступ ко всем интересующим их локациям.
В самом начале торговой войны США и Китая — еще одного, пока подзатихшего, фронта в новейшей истории двусторонних отношений: политики Поднебесной неустанно твердили, что победителей в ней не будет (и, к слову, во многом оказались правы). Вряд ли победители могут быть и в информационной войне: спор о том, где зародился коронавирус, — явно не тот, где в итоге может родиться истина. Хотя ни одной стороне она, по большому счету, и не нужна. Как дал понять на этой неделе кандидат в госсекретари США Тони Блинкен, одним из компонентов отношений новой администрации Штатов с Пекином станет попытка разрушить представления о привлекательности китайского пути развития и мягкой силы как альтернативы ценностям западного мира во главе с США. А значит, одним из важнейших компонентов внешней политики КНР на американском направлении станут попытки этого не допустить. Со всеми вытекающими из любой информационной войны «основаниями полагать» и аргументами в стиле highly likely.
Автор — спецкорреспондент «Известий»
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора