Грозит ли России и миру «цифровой концлагерь»? Экономист Михаил Хазин объяснил, почему идея так популярна, а также почему её невозможно воплотить в жизнь.
На фоне обсуждения законопроекта о QR-кодах и других ограничений, связанных с пандемией COVID-19, всё чаще всплывает тема «цифрового концлагеря». Насколько реальна эта угроза, рассказал экономист Михаил Хазин.
Речь идёт о теории, согласно которой пандемия коронавирусной инфекции COVID-19 используется для разделения людей на «элиту» и «быдло» и установления полного контроля первой группы над второй при помощи использования высоких технологий. В частности, имеются в виду технологии электронной слежки и контроля за финансовыми потоками.
По мнению Михаила Хазина, подобный сценарий физически невозможно воплотить в жизнь. Дело в том, что для создания и управления сложной технологической системой нужны соответствующие кадры. Однако разделение людей на «элиту» и «быдло» автоматически лишает систему таких кадров.
Экономист объяснил, что люди, которые выросли в тепличных условиях, могут быть очень умными и рафинированными, но они не готовы «впахивать». А бедные ради карьеры готовы на многое, в том числе и работать по 16 часов в день. Богатые же на такое просто не пойдут.
Как следствие, любые попытки закрыть лифты вертикальной мобильности заканчиваются для всей системы катастрофой,
— указал Михаил Хазин.
Специалист добавил, что за примерами далеко ходить не надо. Для этого достаточно вспомнить историю. Всякий раз, когда открывались социальные лифты, — в странах начинали стремительно развиваться и внедряться новые технологии.
В России промышленная революция началась после отмены крепостного права, а до того паровоз братьев Черепановых и изобретения Кулибина и Ползунова никакого эффекта не давали,
— отметил специалист.
Также Михаил Хазин указал на одну интересную деталь. Главными апологетами идеи «цифрового концлагеря» являются не столько потомственные элиты, а нувориши, которых слишком быстро подняли до уровня элит. В США это «новые финансисты» и «цифровики», а в России — приватизационные олигархи. То есть за «цифровой концлагерь» ратуют люди, которые в результате довольно случайных событий очень быстро получили в руки колоссальные финансовые потоки.